Черная нить горизонта

— Уходить надо! — попытался прорубиться в темноту Ворт.

Кентарх огляделся. Не дадут. Не выпустят.

— Им каторжник нужен, — не терял равдух надежду спастись. Надеждам не суждено сбыться. На них навалились со всех сторон. Ворт отразил один выпад, свалил удар вбок и не успел за тычком алебарды. Перо вошло в брюшину на всю длину. Ворт кинул меч во врага. Жизнь за жизнь! Посмотреть гибель врага не удалось. Било цепа размозжило ему голову.

Вертясь волчком, Самерс пробивался к канаве. Дай, бог! Дай, бог! Стучал кровоток в висках. Шаг, другой. Совсем немного осталось!

— Уйдет Рэйч! — крикнул противник, в растерянности отскочив от яростного меча кентарха.

— Кто же его отпустит! — успокоили ,,паникера".

Самерс будто наткнулся на многорукое чудовище. Ни финты, ни уходы, ни его коронный с подрезом не принесли успеха. Он не успевал за противником. Зато на собственной шкуре убедился в мастерстве врага. Тот закрутил меч вокруг клинка Самерса, продавил защиту и на подшаге проткнул насквозь.

Кентарх замер, выдохнул сквозь дыру в груди и рухнул к ногам ждущего противника.

— Не ушел, — произнес равнодушно тот, кого назвали Рэйчем. Он стряхнул кровь с клинка, остатки отер пальцами.

Из ближайших кустов вышел человек. Он не участвовал в схватке. Наблюдал и ждал, пока другие сделают работу.

— Я восхищен, — проронил Борг. — Проверьте всех чтобы никто не воскрес.

Толкнул Рэйча в бок — посмотри.

Мечник легко заскочил на валицу, склонился над решетчатой крышей.

— Ты не обделался? — спросил он в темноту. — Дайте факел не видно ничего!

Ему протянули факел. Рэйч освятил внутреннее пространство валицы.

— Вытаскивай его! — приказал Борг.

— На кой нам покойники, — со спокойствием произнес мечник.

Борг живо взлетел наверх и сунулся к самой решетке.

— Гроу? — позвал он, хотя даже в неверном свете факела видел, каторжник мертв. Из раскроенного черепа торчит ручка ронделя, вбитого по самую гарду. — Говорил же, осторожней!

— Наши, если бы зацепили, то стрелой, — толковал ему Рэйч. — Должно быть, везли таким.

— Открывай! — приказал Борг. — Хочу убедится, что не маскарад.

В считанные мгновения решетку вскрыли, тело Гроу вытащили на мостовую.

— Еще теплый, — отпустил руку мертвеца Рэйч.

— Что с того... Жмурик, он и есть жмурик.

— А ты не великий Кайракан, жизнь ему не вернешь, — потешался Рэйч. Говорил так, словно провоцировал Борга на драку. Они взаправду недолюбливали друг друга. Но Боргу не до вызовов. Заказанную работу он выполнил, а результат? Гроу мертв, а должен быть жив. Кто же опередил?

— Пошли! — позвали Борга и Рэйча из темноты. — Гойо знак подал, виглы рядом толкутся.

Нападавшие, бесшумно, убрались с ночной улицы. Те, кто слышал ночную драку, постарались убедить себя что спали. Те, кто действительно не слышал, были счастливцы. Чем меньше лезешь в чужие тайны, тем лучше.

Через час, патрикию Янго ди Престо доложили, Гроу мертв. И убили каторжника в городе, до того как равдухов окружили на улице. Кто? Фрайха Смет... теперь уже рани Сарази? Откуда и у кого она вынюхала, что Гроу повезут именно сегодня? У Нании ди Гроз? Она с ней давно не виделась. Через Дагфари? Тот бы предупредил. Наняла кого-то? Ночные Рыбы знали бы кого. Не она? Тогда кто? И почему?

Патрикий не любил сюрпризов. Всю свою жизнь он их всячески избегал. Избегал когда разыскивал последнего из рода Хенеке. Избегал, когда убеждал Этери ди Бастур отдать дочь в Храм Смета-Мстителя. Избегал, отравляя жизнь Винза ди Хенеке надеждами на мщение. Винз не блистал умом, но отличался горячим характером. Он купился. Правда, в дополнение пришлось сломать жизнь малютке Кайрин. Но с сиротой легче управляться. Во всех упомянутых случаях он, патрикий Престо, был крайне осторожен! И осторожность его была вознаграждена. Клиди у него. Дорога к Сокровищнице Девяти Родов открыта! Тем не менее, и теперь он предпочитал действовать с осмотрительностью. Бекри вот-вот ринется в драку за трон. Вопрос в том, кому он достанется? У него с глориозом честный договор. Он получает Сокровищницу, Бекри получает корону. Почему так, а не иначе? Никто не любит узурпаторов и глориоз не будет исключением. Интересно чтобы сказал Бекри, узнай, о мести затеянной бьянкой Кайрин? И то, что идею с возвышением Мэдока ей подсказал Туром. Юный Хенеке несомненно пригодится. Хотя бы наследовать Бекри. Ублюдок не должен обойтись дорого. После того как в его отце отпадет надобность. Пожалуй, единственное упущение (ай-яй-яй!) и патрикий не раз корил себя за него, поторопился отдать приказ удавить Турома, инсценировав самоубийство. Старик любил сложные партии. Как он говорил? Убирать фигуры проще, но расставлять их в нужных местах поля интересней. А жертвовать много приятней.

"Приятней... приятней," — мысленно повторил патрикий, словно старался почувствовать вкус слова. — "Приятней жертвовать..."

Туром много знал. Непозволительно много для человека находившегося под неусыпным взором иерея Барамана. Вздумай инквизитор сунуть Турома в пыточную.... Ему было чем откупить себе не дни, годы жизни! Но сделанного не воротишь. Туром мертв, а первая экспедиция сгинула бесследно в катакомбах. Возможно, мог бы помочь Гроу, но он мертв по неизвестным пока причинам.

Престо прошел от окна к столу. Опухшие от варикоза ноги болели. Он с облегчением сел. Поправил чернильный прибор, тряхнул песочницу — полна ли? Осмотрел перья. Все в порядке. Патрикий любил порядок, даже в мелочах.

"Так что же там с Гроу?" — раздумывал Престо. — "Кому понадобилось его молчание? О чем он мог поведать? И кто может внести хоть какую-то ясность в происходящее? Рани Кайрин ди Сарази? Рани Кайрин... Избавилась ли она от птоха доставившего клиди? Не поторопился ли я как с Туромом?"

— Кир..., — побеспокоили патрикия.

— Я занят, — в гневе стукнул по столу Престо.

— Вы просили..., — замялся слуга. — Вести от Важи Землеройки.

Настроение у патрикия переменилось.

— Давай.

Слуга стремительно прошел, даже не прикрыв дверь за собой. Передал свиток.

— Когда принесли?

— Только что. Посыльный на кухне.

— Запрешь в подвале. Еда, вино, бабы, все что попросит. Но пусть пока сидит.

Слуга кивнул и легким облачком вылетел из тавлиния.

Патрикий, отложив все дела и размышления, вскрыл свиток. Узнал корявый подчерк Важи.

,, Благополучно прошли шестой поворот..., — Престо в нетерпении дернул нижний ящик и извлек оттуда рисованную карту. Путь с клиди для удобства перенесен на бумагу. Все повороты и спуски пронумерованы. Патрикий примерно оценил, где это. Третий-четвертый день. — ... Нашли могилу Алеша Быка, — Престо нахмурился. Бык был вторым номером в отряде Рудокопа. — На спуске свежие человеческие кости. Жевальщики..., — Какие жевальщики? На мгновение отвлекся патрикий. Но торопился читать дальше. — ... Наткнулись на лагерь Дамира. Рядом раскоп. Копал под Идолом. Что выкопал не понять. — Престо выругался. Говорил же, ничего не трогайте и не берите. Дорогу только разведайте! — ... Дошли до реки. Быстрая. Пришлось пожертвовать...., — дальше строка размыта и не понятно, чем Важа пожертвовал. — Завтра идем дальше. Важа."

Патрикий погрел уголок послания над свечой. Предупредительный знак опасности отсутствовал. Уже хорошо. Скрутил бумагу и как указкой провел по карте. Судьба Гроу теперь его не интересовала. Над участью Кайрин стоило подумать.

10.

Четыре поколения зодчих, включая великого Васлина, отметили своим талантом архитектуру Барбитона. Здание дважды перестраивали, множество раз перепланировали и не известно сколько обновляли декор. Простые колонны заменили на колонны с канелюрами и выкружкой, сводчатый потолок облегчили и украсили ребрами и кессонами. Круговую галерею демонтировали, оставив только балкончики для музыкантов и скутариев. В глухих стенах прорезали стрельчатые окна, стрельчатые окна переделали в арочные проемы с витражами. Восточная стена теперь сплошной витраж — лужки, пастушки с флейтами и пастушки в венках. Западная и Южная самые нарядные. Резьба, лепнина, инкрустация, роспись по штукатурке, по дереву, по металлу. Северная стена, примыкавшая к переходам императорского дворца, выполнена в форме эксэдры. В ней как жемчужина в створках моллюска трон. За ним ниши со статуями пращуров династии Иедов.

Внутреннее убранство Барбитона, благодаря все тому же Васлину, подчинено гармонии солнечных цветов, от бледно-желтого до красного. Мрамор пола зеркален. Ступивший в зал погружается в иллюзию — он драгоценная пылинка с позолоты стен и потолка. Нынче таким пылинкам несть числа.

Оркестр вдохновенно завершил последние пассажи куранты. Танцоры замерли в благодарных поклонах. Киры отмахнули шляпами пред своими прекрасными бэну. Прекрасные бэну ответно склонили прелестные головы. Легкость музыки, красота движений, волшебство света...

Натан ди Сарази с сожалением поглядывал на танцующих. Даже его мать не отказала себе в удовольствие пройтись тур с Буссом. Они были великолепной парой.

— Неужели вы не осчастливите меня ни менуэтом, ни монтаньяром? — обратился рейнх к Кайрин.

На ней марлотт живого шелка. Что само по себе привлекает внимание. Вдобавок, у молодой рани Сарази подвеска с рахшем и это привлекает внимания еще больше. Бэну Кайрин центр всеобщего внимания!

Наверное, поэтому вечер в Барбитоне напоминает ей прошедшие свадебные торжества. Только действующих лиц больше. А так все тоже самое. Избыточная любезность, многословные приветствия, повышенная внимательность к любым пустякам и затаенность, ожидательность, чутье момента.

— Вы были грубы со мной, — произнесла Кайрин с легким возмущением. Румянец пробился сквозь припудренные щечки.

Натан не сдержал самодовольной улыбки.

— Я исполнил свой долг.

— Речь не о вашем долге, а вашей грубости.

— Перестаньте, — отмахнулся Натан. — Это женщину красят стыдливость и наивность. Мужчине свойственно проявлять страсть и опыт.

— И где же вы почерпнули такой опыт? — спросила Кайрин. Её язвительность прорвалась наружу. Второй день она изображала из себя больную, отделываясь от законных приставаний Натана неподдельными ( вне сомнений!) слезами.

Кайрин пожалела о сказанном. Пожалуй, слишком смело. Она опустила голову. Так глупо себя выдать!

— Вам как добропорядочной бэну это не обязательно знать, — выговорил ей Натан.

— А что мне знать обязательно? Сплетни о вас и Луиз ди Брогк?

От объяснений рейнха спасло появление миртаита*. Похожий на фламинго и видом — в розовом и черном, и походкой — высоко задирал длинные ноги, он прошествовал на середину зала.

Выждал паузу, добиваясь тишины. Разговоры послушно утихли. Стукнул в пол жезлом, увитым золотой лозой винограда, развел руки в стороны и замер.

Замер и зал.

— Достопочтимые киры..., — склоняется миртаит. — Несравненные бэну, — сгибается ниже, почти ломается в пояс. — Танец при свечах!

— Ах! — срывается выдох с губ восторженных красавиц.

— Хо! — оживляются довольные кавалеры.

Слуги гасят бра и напольные канделябры. Зал погружается в сумрак. Тени растворяются, прячутся среди людей, подслушивают разговоры, потаенно шепчут. Тихо-тихо, еле слышно. Лишь горячий воздух, касаясь кожи, выдает их.

Танцоры надевают маски. Под отстукивание миртаита начинают движение по кругу. Мужской круг внешний, женский внутренний. Никто не угадает партнера. Но эти минуты ожидания незабываемо волнительны! И тени. Неотвязны и цепки...

Звенят литавры. Круги прерывают движение, и распадаются на пары. Вихрь музыки взрывает напряженную тишину.

Сумрак... близость... искушение... вольность взглядов... вольность рук... манерность речей... наигранность чувств...

... — Вы пахните сливочным кремом.

— Вам нравиться сливочный крем?

— Я люблю его слизывать...

— Вы поэтичны...

— Поэзия только сладкие слова, не более.... Я сторонник действий...

— Звучит обещающе...

— Когда и где?

— Ммм... Послезавтра, в полдень, в церкви Святого Арту.

— Как я вас узнаю?

— А вот узнайте!

— Тогда я оближу всех кто там будет!...

Чувственность гитерн* сродни чувственности людей. Звуки то рвутся вверх страстным вскриком, то приглушены подобно сбившемуся дыханию. В мелодичности виол пение леса, шум прибоя, звон ветра... Пронзительность ротт — росчерк падающих звезд в ночном небе.

... — Здесь душно!

— Вам следует выйти на свежий воздух.

— Вы проводите меня в беседку?

— Где вы меня подождете?

— У выхода из зала у правой колонны.

— Я буду там раньше вас...

Каламус и органиструм... Молитва, вознесенная к заоблачным высям. К самым-самым! Кружится мелодия, кружатся пары, кружатся тени, убегая от света и не отставая ни на шаг...

... — Ваши объятья грубы!

— Я провел жизнь в пограничье. Там нет утонченных нравов. Неистовая дикость.

— Неистовая дикость? Удовлетворите мое любопытство...

— Есть вещи, которые не прилично рассказывать бэну.

— Разве я просила рассказывать? ...

Тем, кто наблюдают, танец кажется затянутым, тем, кто танцует бессовестно коротким. Музыка сбавляет темп и стихает. Пары расступаются. Миртаит стучит жезлом. Мужской и женский круги движутся впротивоходе. Ударяют литавры, публика останавливается, раскланивается и расходится. Снимают маски. Слуги несут новые свечи. Минута, другая, опять светло. На многих лицах печать тайны, которую непременно выболтают.

К Натану и Кайрин подошла Фиала ди Сарази. Глаза бэну мечтательно сияют. Она чуть поджимает губу, легко прокушенную пылким партнером. В голове стучат фривольные обещания, и она склоняется принять предложение таинственного искусителя.

— Через тур будет менуэт, — напоминает она сыну.

— Кайрин нездоровится, — произнес Натан с насмешкой.

— Милочка, это пройдет! — заверила её Фиала. Глаза её блеснули. — Кажется ваш брат.

Для праздника на Костасе не слишком изысканный наряд. Черное с фиолетовым. Никаких ярких деталей. В том числе и рахша. Некоторые ожидали увидеть на нем украшение с легендарным камнем. Человек, преподносящий рахш в дар, должен обладать, по меньшей мере, дюжинным запасом. Чтобы продолжать их дарить. Только так, амад Костас! Только так!

В понимании многих амад это еще меньше, чем спафарий. Титул подходящий для большинства бродяг в мире. Он означает все и ничего. Его может носить десятник из орды стратов и житель Венчи, а так же Свейди и Висби. На побережье влияние степи велико. Но рахш, искупит любые недостатки. Низкородность, уродство, дурную славу. Даже титул амад.

Кайрин с дозволения Натана отправилась встретить брата. Они обменялись приветственными поцелуями.

— Вы слишком холодны для любящего родственника, — не понравилась Кайрин его сдержанность.

— А разве так должна выглядеть бахайа бану*? — проронил Костас употребив словечки Венчи.

Ему Барбитон напоминал рынок в шумном Мумбали. Желание придержать карманы не покидала его, как только переступил порог зала. Вдруг и здесь попытаются обчистить?