Маги без времени

Она настолько не удивилась, что я испытал прилив гордости за неё и ощутил собственную никчёмность.

Мира вошла, положила на стол купленную книгу и корзинку с какими-то покупками и сказала:

— Привет, Сеннера. Знаешь, ты подросла. Я купила яблочный пирог, любишь яблоки?

Сеннера впилась в неё взглядом. И как-то слегка вжала голову в плечи, словно признавая поражение.

Вздохнув, Мира сказала:

— На доме следящее заклинание. Я узнала, как только ты вошла.

Сеннера всё так же молча посмотрела на меня. С недоумением и обидой.

— Заклинание поставлено на тебя, ты его ощутить не можешь, — сказала Мира. — Даже Грис не знал. А я была уверена, что ты придёшь. Мы — друзья?

Сеннера опустила голову. Потом сказала:

— Да. Я на тебя злилась. Но это прошло.

— Почему злилась? — удивилась Мира.

— Ты меня не спасла, — тихо сказала Сеннера. — Бросила.

— Мы не могли взять тебя с собой, девочка, — тихо сказала Мира. — Прости. Никак не могли. Нас бы убили всех вместе.

Сеннера посмотрела на неё. Лицо ящерицы не выражало эмоций, но в глазах была старая обида.

— Прости нас, — повторила Мира.

— Ты красивая. А я уродина. — Сеннера провела по голове несоразмерно длинной когтистой рукой. Бережно коснулась жалких прядок волос. — Когда я была человеческой девочкой, у меня были длинные чёрные волосы. И красивое лицо. И нормальные руки. И скоро начала бы расти грудь. А у людоящерки была замечательная чешуя, никакой шерсти, и мигательная перепонка бронзово-жёлтая, это большая редкость. Бронированный кот был самый сильный в стае и вообще самец. Доктор Ирбран даже поленился найти кошку, он был уверен, что мы сдохнем через день-другой. Когда нас соединили, мы все кричали от омерзения. Но я... я человек. Я умнее людоящерицы и кота. Поэтому мне больнее. А ты красивая, я была бы такой же. Ты стала старше, но ты ещё пока красивая. Ты родишь ребёнка, — Сеннера глянула на меня с таким возмущением, будто я был когда-то с ней обручён, а потом цинично бросил ради другой, — будешь матерью. А я никого не смогу родить и даже любить никого не смогу, пока нас трое в этом теле!

Мира смотрела на неё. Потом сказала:

— Грис, сходи, пожалуйста, в лавку. Купи мёд. Я забыла. Тут очень хороший клеверный мёд, без него чай пить неинтересно.

Я знал, что мёд есть в буфете. И Сеннера, наверное, чувствовала запах мёда.

Кстати, и мёд-то у них паршивый, у них тут сыр вкусный и мясо. А мёд только что сладкий.

Но я встал и пошёл в лавку.

Я шёл, раскланивался с соседями и кивал незнакомым людям, с любопытной старушкой-лавочницей поговорил о погоде, а уже потом купил мёд и двинулся обратно. Смотрел на аккуратные низкие заборчики, на пожелтевшие листья деревьев и пожухшую траву — тёплые здесь всё-таки зимы; вначале было непривычно, а теперь мне нравится. Дошёл до пристани, поговорил с лодочниками и узнал, какие корабли в порту, а какие уплыли, куда и когда именно. Потом постоял минуту у реки, глядя на выходящие на промысел рыбацкие лодки. Тут хороший вечерний лов.

Очень жаль, что наша жизнь здесь заканчивается. Очень жаль, что снова придётся бежать.

И я вернулся домой, бережно неся глиняный горшочек мёда, который мы даже не успеем доесть.

Мира и Сеннера сидели у стола обнявшись. Мира как-то так ухитрилась обнять Сеннеру, будто это не взрослый обнимает ребёнка, а две подруги, наговорившись, прижались друг к другу. Перед ними стоял чай, и мёд в вазочке, и нарезанный пирог.

— Так и знал, что мёд у нас есть! — сказал я нарочито громко.

— Сядь, Грис, — велела Сеннера. — Нам надо решить, как вы спасётесь.

Я послушно сел напротив. Три года назад Сеннера, даже когда начала говорить разумно, вела себя как подросток. Страшноватый, агрессивный, но подросток. А сейчас словно стала старше нас. Служба Тёмному Властелину — она такая, год за три...

— Амулет я заберу, — сказала Сеннера. — Это важно, это важнее всего. Повелитель не успокоится, пока не вернёт его.

— Да пожалуйста, — кивнул я. — Я три года с ним возился. Могу по памяти руну нарисовать. И вообще, я понял, что она значит...

Лицо Сеннеры, обычно совсем неэмоциональное, исказилось:

— Молчи, молчи, молчи! Я этого не слышала, я этого не знаю! Ты редко смотрел на амулет, ты плохо запомнил руну, ты в ней не разобрался!

— Хорошо, — быстро подтвердил я. — Так и есть. Ерунда там какая-то нарисована. И амулет некрасивый. Было бы хоть серебро, а то так... серебришко...

— Это важный амулет и тайная руна, — успокаиваясь, сказала Сеннера. — Тёмный Властелин едва не покарал Ирбрана за его утрату. Принеси его! И все рисунки!

Я быстро сходил наверх и принёс амулет. Все рисунки и наброски сгрёб и тоже принёс вниз, лишь одну копию руны — собственноручно вырезанную на мягкой берёзовой плашке, спрятал в карман.

Конечно же, я руну помнил. За три года запомнил бы любой, даже далёкий от магии человек. Но точная копия не помешает.

Под внимательным взглядом Сеннеры я бросил ворох бумаги в разожжённый камин.

— Из кармана тоже, — сказала Сеннера.

Я пристыженно достал плашку и кинул в огонь.

— Хорошо. Теперь нужна кровь.

Я молча протянул ей руку, Сеннера взяла со стола ножик и хладнокровно надрезала мне палец. Вымазала медальон в крови, обтёрла о свой плащ и спрятала куда-то в потайной карман. Сказала:

— Вот так. Я взяла медальон с твоего мёртвого тела. Теперь самое сложное. Моя команда придёт убивать вас ночью. Они должны быть уверены, что вы мертвы.

— Скажи, что сама убила нас.

— Нет. Должны быть свидетели.

Сеннера опустила голову на стол, некоторое время смотрела на меня. Потом сказала:

— У тебя руна переноса наготове?

Я кивнул.

Как же я этого не хотел! Каждый раз руна переноса выпивала у меня с год жизни, а уж последний раз всё пошло совсем неудачно, я дважды вливал в руну по году — она не срабатывала, и лишь когда я влил три...

Пять лет жизни за то, чтобы перенестись на несколько миль!

Ну хорошо, тогда был форс-мажор. И повелитель что-то делал, мешавшее мне применить руну переноса.

Пусть я сейчас потрачу не пять, а год. Даже полгода. Всё равно очень много.

— Конечно же, — сказал я. — Не проблема.

— Мы придём под утро, — сообщила Сеннера. — В четыре часа. Наш укротитель не придёт, он обеспечивает прикрытие. Со мной будут четверо изменённых. Один мальчик похож на волка, предпочитает ходить на четырёх лапах. Зубы ядовиты. Он быстрый, но глупый и плохо держит удар. Его можно просто оглушить или сломать ноги, Турс против него прекрасно работает. Второй мальчик совмещён с питоном. Обычно медленный, в атаке быстрый, чешуя прочная. Ползает, хорошо таится, может двигаться по стенам и потолку, но неуверенно. Боится огня. Лучше всего отпугивать руной Кано. Третья — хрупкая, очень и очень быстрая, у неё вытянутая морда, совсем не человеческая, из морды выстреливает зубастый язык. Она совмещена с насекомыми тварями юга. Турс её тоже бьёт хорошо. Четвёртый — самый умный и самый опасный. Похож на человеческого мальчишку, поросшего шерстью с головы до пят. Но это не шерсть, это тонкие ядовитые иглы. Он может ими стрелять на небольшое расстояние. Очень умный и недоверчивый. К сожалению, прочный. Его надо убить.

— Только его? — спросила Мира деловито.

— Можно ещё кого-то. Наверное, девочку-насекомое, она не умеет отступать. Но хорошо бы оставить двух свидетелей вашей смерти. Волк и питон сгодятся. Обновите следящие руны, когда мы войдём — дайте бой. Питон поползёт по стене снаружи, ждите его в окно. Волк кинется первым, за ним — насекомое. Я пойду последней, и когда дойду до вас — все остальные должны быть убиты или покалечены.

— А где будет мальчишка-дикобраз?

— Дикобраз?

— Есть такой зверь, он умеет стрелять иглами.

— Не знаю. Он всегда выбирает путь сам, я не могу ему приказать. Но его надо убить обязательно.

Сеннера подумала миг и пояснила:

— Дикобраз... Правильное слово. Он не только умный, он ещё и мой враг. Когда один или двое будут мертвы, а остальные ранены, я брошусь на вас. Постарайтесь меня не убить, но сопротивляться. В ходе драки подожгите дом и кричите, как будто умираете. Я побуду немного в огне и спущусь вниз обгоревшая. Вы после этого уйдёте через руну.

— Зачем тебе обгорать? — спросила Мира.

— Для убедительности, — сказала Сеннера. — Я боюсь огня. Но ещё важнее, что его не любит Властелин, в юности он едва не сгорел при пожаре. Если я буду обгоревшая, он пожалеет меня и не станет строго допытываться.

Я кивнул, сглотнул вставший в горле ком.

— Ещё приготовьте немного своей крови, — попросила Сеннера. — Чуточку. С полстакана хватит. Оставьте в спальне. Когда останусь только я — облейте меня ею. Может быть, даже придётся намазать мне ею рот. Я должна выглядеть так, чтобы сомнений в вашей судьбе не было.

— Хорошо, — сказала Мира. — Это совсем не проблема. Правда, Грис?

— Конечно.

— Вот, наверное, всё. — Сеннера помолчала. — Я бы хотела уйти с вами. Если бы это было можно. И если бы вы меня взяли. Но у меня есть маленький шанс, что властелин отдаст мне Ирбрана. И ещё меньший, что я потом разделюсь и стану человеком. Может быть, мы когда-нибудь увидимся?

Я кивнул. Меня начали душить слёзы.

— Уезжайте, я не хочу знать куда. Смените имена. Не пользуйтесь магией. Сразу, как уйдёте через перенос, наложите руны защиты. Сильные. Хотя бы на месяц-другой. Даже если это отнимет у вас год или два жизни. Тёмный Властелин будет искать вас, но он не станет тратить совсем уж много времени. Проверит раз-другой... и забудет. А вы живите.

Сеннера спрыгнула со стула, набросила капюшон на голову. Подошла ко мне, ткнулась в живот, уже знакомым движением. Я осторожно положил руку ей на плечо, погладил. Потом Сеннера подошла к Мире, и та её обняла.

О чём бы они ни говорили без меня, их отношения стали гораздо лучше.

Уже в дверях Сеннера оглянулась и сказала:

— Если вы останетесь живы... и если Мира выносит ребёнка... и если это будет девочка... и если у вас нет другого имени на примете...

— Мы назовём её Сеннера, — сказала Мира. — Это самое малое, что мы можем для тебя сделать.

— До встречи, — сказала Сеннера. — До утра.

— До утра, — сказал я.

И мы с Мирой остались вдвоём.

Пылал огонь в очаге, давно уже испепеливший все мои наброски рун. Давно остыл суп и выдохся чай. За окном темнело. Мы сидели молча, поглядывали на стены, на посуду, на огонь...

— Я пойду и соберу вещи, — сказала Мира. — Совсем немного. Вещи и деньги.

— Хорошо, — сказал я. — Сторожевые руны я обновлю. И сделаю пару ловушек.

— Грис...

— Всё нормально. Ты не должна пользоваться магией. Мы должны сохранить ребёнка, потому что мы обязаны назвать её Сеннера.

— Да, а если мальчик? — Мира слабо улыбнулась. — Засмеют же парня... Я приду через десять минут. Найди в погребе лучшую бутылку красного вина.

— Думаешь, стоит? — удивился я.

— Мы сейчас будем резать друг другу вены и цедить по полстакана крови. Поверь женщине — после этого полезно выпить красного вина.

Руна шестая, Кано

Есть люди, которые умеют спать, если надо. Солдаты ложатся и спят перед боем, стражник отсыпается перед ночной сменой, доктор в лечебнице перед дежурством, студенты в Академии перед серьёзным экзаменом. Они знают, что скоро им придётся тяжело и много работать или драться насмерть — и они набираются сил.

Во всяком случае, я слышал, что такие люди есть.

У меня это никогда не получалось.

Я обновил сторожевые руны. Мы ещё раз проверили, все ли ценные вещи собрали в один-единственный маленький кофр. Надрезали друг другу руки, словно влюблённые подростки в популярной пьесе "Вам это снится". В отличие от наивных героев пьесы, остановили кровь и забинтовали запястья, потом выпили густого красного вина, чтобы восстановить силы.

И легли спать, не раздеваясь ко сну. Но прежде я поставил руну пробуждения на два часа ночи. Сеннера говорила о четырёх часах утра, но вдруг её команда потребует выступить раньше?

В спальне было темно, на ночь мы опускаем шторы, хотя в Низинном Княжестве это не очень-то принято. Мира дышала спокойно и глубоко, а вот я никак не мог расслабиться и уснуть. Когда мы легли, часы на башне ратуши пробили девять, потом прозвучали десять ударов, потом одиннадцать... Я то лежал неподвижно, то ворочался. Отодвигался от Миры, снова прижимался к ней — осторожно, чтобы не разбудить. Сбрасывал одеяло и давал себе замёрзнуть, чтобы потом укрыться и уснуть от уютного тепла, обычно это помогает.

Но сегодня мне было не суждено уснуть. Когда часы пробили полночь, я смирился с этой мыслью. Тихо спросил:

— Мира, ты спишь?

К моему удивлению, она сразу же отозвалась.

— Нет.

— А что делаешь? — глупо спросил я.

— Дом вспоминаю и жалею. Это хороший дом. Такая посуда замечательная на кухне. И постельное бельё мы неделю назад новое купили, я его даже не успела хоть раз постелить.

— Хочешь, сейчас постелим?

— Нет, это глупо. И книжку я купила, она дорогая. Никогда не брала книжек с развлекательными сочинениями, только те, что для дела...

— А ты её не забрала?

— Нет.

— Ну и зря. Она ещё влезет в сумку, — я встал с кровати. — На кухне?

— Да, там и осталась.

— Я принесу.

Вставая с кровати, опуская ноги на пол, я и не думал, что уже никогда не вернусь в спальню и не лягу в кровать.

Честное слово, не думал.

Сеннера так уверенно говорила о нападении в четыре утра, что в полночь я никого не ждал. Да и кто нападает в полночь, когда жертвы могут ещё и не спать? Самый бесшабашный вор дождётся хотя бы часа — двух часов ночи.

В темноте я легко дошёл до двери, приоткрыл, стал спускаться. Внизу в доме окна были не зашторены, и после полной темноты казалось, что там почти светло. Сторожевые руны, которые я лично обновил вечером, молчали.

Вначале я удивился, что на кухне так свежо.

И лишь когда на кухне шевельнулась тень, заподозрил неладное. Но вначале не поверил своим глазам.

Здесь не могло никого быть!

Любой человек вызвал бы срабатывание руны!

Я вызвал руну света — её можно создать разными методами, но я использовал сочетание Кано и Дагаз, и бросил под потолок кухни, влив одну секунду жизни. Руна засияла как несколько хороших стеариновых свечек.

В углу кухни, у открытого настежь окна, стоял изменённый. Он был выше Сеннеры, я сравнил бы его с подростком, очень тонкий, хрупкий, с конечностями неестественно вытянутыми — даже у Сеннеры руки были чрезмерно длинны, а у этого почти доставали до пола, причём одна рука была явно длиннее другой.

Впрочем, почему "у этого"?

Девушка. Изменённая была обнажена, и у неё были заметны груди. Всё тело покрывал хитин — не чешуя, как у Сеннеры, а сплошной серо-зелёный покров, делящийся на сегменты, как у муравья или богомола. На первый взгляд, покров казался доспехами, которые надела на себя хрупкая дева-воительница, лишь потом становилось понятно, что это жутковатая оболочка живого существа.