Иван Оченков Приключения принца Иоганна Мекленбургского

— Послушайте, может, не будем напрасно проливать кровь и решим дело в честном поединке?

— Проливать кровь? Никто из моих людей даже не ранен, а до ваших мне нет дела! Мы немного попрактикуемся в стрельбе, а палачу будет меньше работы.

— Но когда мои люди пристанут к этой посудине, мы вас перережем, как кур!

— Не когда, а если пристанете! И не похоже, чтобы у вас это до сих пор получалось. Впрочем, мне некогда, и если вы, заплатив мне за беспокойство, отправитесь на свою барку и уберетесь к чертовой матери отсюда, то я, пожалуй, не буду стрелять вам в спину!

— А вы изрядный наглец, молодой человек!

— Что поделать, моим родителям было некогда заниматься моим воспитанием, так что выросло то, что выросло. Но мы будем продолжать препираться или приступим к обсуждению вашего выкупа?

— А вы мне нравитесь! — захохотал мой собеседник.

— Ваша светлость, — зашептал мне на ухо Мэнни. — Одна из пиратских барок обходит нас по дуге. Они, верно, хотят подойти к нашему кораблю с носа. Так мы не сможем их обстрелять.

— Проклятье! — выругался я вполголоса.

Но в голове внезапно мелькнула мысль. И я обратился к матросам нашего флейта, которые, не бросив до сих пор оружия, укрывались под трапами, идущими на полуют.

— Эй, как вас там, вы еще живы?

— Да, ваша милость!

— Сколько вас?

— Шестеро.

Я произвел в голове несложный подсчет. Нас двенадцать плюс шесть — это восемнадцать. Бандитов было человек двадцать, как минимум пятерых мы убили. Кого-то наверняка порезали в схватке. Мы в доспехах, если внезапно атаковать пиратов сейчас — есть шанс очистить корабль до того, как к ним придет подмога. Скомандовал:

— Лелик, Болик! Мы с вами в полных доспехах идем впереди с пистолетами. Мушкетеры, за нами! Vorwärts![15]

Такого подвоха пираты явно не ожидали. Одно дело — резать в суматохе обычных моряков, другое — когда на тебя строем прут двенадцать лбов в шлемах, кирасах и ощетинившихся стволами. Напрасно их командир пытался организовать отпор, нескольких смельчаков мы пристрелили в упор. Остальные, не утруждая себя сопротивлением, бросились в свою барку и схватились за весла. Очистив палубу, мои молодцы под командованием Кароля дали дружный залп в сторону последней пиратской посудины, пытавшейся к нам подойти. Я же тем временем стоял перед пиратским главарем, наставив на него еще не разряженный допельфастер.

— Сдавайтесь! Шпага вам не поможет, а пистолет, кажется, дал осечку? Мой, как видите, двуствольный и колесцовый, так что осечки не будет! Сдавайтесь, у меня к вам есть пара вопросов, так что сразу я вас не убью.

Пират, скрипнув зубами, бросил на палубу пистолет и неожиданно с куртуазным поклоном протянул мне шпагу. В благородство решили поиграть? Ну-ну! Я внимательно посмотрел на него. Молодой человек лет примерно двадцати трех — двадцати пяти, с довольно красивым лицом. Длинные локоны тщательно завиты. Весьма изящно и дорого для людей его профессии одет. Поверх камзола вычурной испанской работы кираса с золотой насечкой. Нет, ну ты посмотри, какие гламурные пираты пошли! Даже повесить жалко.

— Так, этого связать, рот заткнуть! Соберите команду и найдите капитана!

— Капитан убит, ваша милость!

— Прискорбно! Кто-нибудь умеет управлять этим хозяйством? — показал я на такелаж.

— Ваша милость, мы сумеем, конечно, поставить паруса, но дойти в порт без капитана будет непросто.

— Что, никто не знает, как дойти до ближайшего шведского порта?

— С вашего позволения, я знаю! — подал голос пленник, которому не успели еще заткнуть рот.

— Вот как?

— Да, я владею благородным искусством управления кораблем и могу привести вас куда угодно. При одном условии.

— Звучит как музыка! Продолжайте, друг мой, каком условии?

— Вы меня отпустите!

— Что же, заманчиво. Однако есть пара препятствий, так что, боюсь, сделка не состоится.

— Каких препятствий? О чем вы?

— Видите ли, друг мой... — Я снял шлем и, наклонившись к уху пленника, вкрадчиво прошептал: — Что помешает вам привести корабль не туда, куда нужно мне, а туда, куда нужно вам? Скажем, на вашу стоянку. У вас ведь есть стоянка? Что, я угадал? Печалька!

— Я дам вам слово!

— Слово пирата? Умоляю, не смешите мои ботфорты!

— Но я буду в ваших руках! Что помешает вам расправиться со мной, если я вас обману?

— Что же, в этом есть свой резон, но тогда остается второе препятствие.

— Господи Иисусе, а на этот раз что?

— Помните, я обещал вас повесить? Уж такой я педант — что ни пообещаю, все исполню! Эй, кто там! Поднимайте паруса и готовьте веревку, этот господин желает просушиться.

— Эй, подождите, вы же говорили, что не убьете меня!

— Я обещал, что не убью вас сразу, я и не убил до сего момента, но вы так наскучили мне этим разговором, что я, пожалуй, прикажу вас повесить.

— Да, но вы неминуемо погибнете сами!

— Для вас это будет большим утешением? Наслаждайтесь! Посмотрите на меня, друг мой, мне семнадцатый год! Вспомните себя в этом возрасте, вы разве думали, что можете погибнуть? Я точно такой же! Эй, отставить паруса, быстрее веревку, говорят, повешенный на борту — хорошая примета!

— Подождите, вы же еще собирались обсудить размеры моего выкупа, да-да, вы говорили, что отпустите меня?

— Разве я так говорил? Не припоминаю, быстрее, канальи!

— Пять тысяч талеров!

— Что, простите? Да что же это такое! Беременные тараканы быстрее двигаются, чем эти олухи по вантам!

— Десять тысяч талеров!

— О, как я погляжу, к вам возвращается разум? Прелестно! Отставить веревку, сукины дети! Ставим паруса!

Интересно, что же за дичь мне попалась? И не подавлюсь ли я ею?

— Что ж, молодой человек, вы приведете корабль в ближайший королевский порт и отправите своим близким письмо с описанием той щекотливой ситуации, в которую угодили. Я со своей стороны не стану сообщать властям о вашей роли в разыгравшейся здесь трагедии и получу за это пятнадцать тысяч талеров!

— Десять тысяч! Я сказал вам — десять!

— Друг мой, десять — это за вас! А ведь у меня есть еще ваши люди, кроме того, моряки этого ладного судна изрядно натерпелись от вас, и если каждый уцелевший получит, скажем, полсотни талеров, он не станет доносить властям о нашей маленькой тайне. Не так ли?

Слышавшие этот разговор матросы с энтузиазмом подтвердили мою догадку. Один из них сказал даже, что за пятьдесят талеров присягнет на Библии, что мой пленный сражался с нами плечом к плечу.

— Вот видите, дружище, сумма вполне обоснованна. Кстати, как вас зовут?

— Вы не представились мне, так что вам нет дела до моего имени!

— Я знаю, как его зовут! — вступил в разговор моряк, собиравшийся присягать на Библии. — С вашего позволения, ваша милость, это молодой ярл Карл Юхан Юленшерна. Мне приходилось видеть его и его отца.

— Это же просто прелестно, и где, позвольте спросить, сейчас ваш почтенный родитель — очевидно, ожидает вас на берегу с уловом? Интересный у вашей семьи промысел.

— Вам нет до этого никакого дела! И это не промысел, а старинная привилегия, незаконно у нас отторгнутая, собирать дань со здешних купцов. Впрочем, мой отец сейчас при дворе. Так что чем скорее мы прибудем в Стокгольм, тем быстрее уладим наши дела.

— Не сомневаюсь, мой друг, только проясните мне один вопрос. Ваш почтенный родитель при дворе, а вы, занимаясь вашим семейным делом, решили не ограничиваться обычной прибылью, а зарубить курицу, исправно несущую вашей семье яйца, так? Что с вами приключилось: вы проигрались в карты или завели себе любовницу не по карману?

— Я больше вам ни слова не скажу! — с ненавистью во взоре отвечал мне молодой ярл.

— Да не больно-то и хотелось. Эй, ребятки, приковать его к штурвалу — и пусть правит. Если мы налетим на мель, то не спасать!

Дальнейшее наше путешествие проходило без приключений. На следующий день мы пришли на рейд Стокгольма и бросили якорь. Пока мы ожидали портовых чиновников, я приказал убрать от греха нашего неудачливого пирата к его подчиненным. Тут ко мне опять подошел давешний моряк и, почтительно сняв шапку, спросил:

— Нижайше прошу прощения у вашей милости! А что вы будете делать с "Красоткой Лизхен"?

— С какой еще красоткой, дружище?

— Да так называется наш флейт, уж не обессудьте.

— Господи, и кому только пришло в голову назвать так это корыто? И почему я должен с ним что-то делать?

— Ну как же, ваша милость. Капитана-то люди господина ярла укокошили и "Красотку" — то нашу почти и захватили. А вы возьми и отбей, так что теперь она вроде как ваша! Тем более что родных у капитана все одно нет и имущество вроде как выморочное. И не извольте гневаться, ваша милость, а только зря вы нашу "Красотку" корытом обозвали. Суденышко оно знатное и ходкое, ну а что вид запущенный — так это дело поправимое.

— Ну-ка, ну-ка, расскажи поподробнее, что-то я не видел до сих пор, чтобы корабли бесхозными были.

— Ваша правда, господин, но чего уж тут подробнее. Корабль вы взяли в бою, мы это подтвердим, и не сомневайтесь даже. Груз принадлежал покойному, так наследников у него нет, опять же что в бою взято — то свято. Ну дадите, конечно, на лапу кому положено в порту, так уж заведено. И оформите корабль на себя.

— Что же, прибыток — он всегда лучше, чем убыток, а тебе, любезный, какая в этом корысть?

— Да как вам сказать, ваша милость, уж больно вы хозяин щедрый да удачливый, я про таких и не слышал. Не один год хожу, всякое бывало, а таких деньжищ и не видывал. К тому же вам ведь нужен будет человек приглядывать за судном, а я бы у вас послужил, раз такое дело. Вы не сомневайтесь, я и грамоту знаю, и службу корабельную, да и вообще не подведу. Шкипер, конечно, нужен будет, ну да мне и места боцмана станет, а вам свой человек не помешает.

— Тебя как зовут, такого ушлого?

— Да все Карлом Рюмме кличут, уж больно имя мне мудреное дали родители при рождении.

— Это как?

— Klim Rymin, ваша милость.

— Клим, ты что, русский? — перешел я на язык еще не родившегося Пушкина.

— Свят-свят! Вы что это, ваша милость, тише, услышит кто! Вы что, по-нашему говорите?

— А чего тут такого, я еще полдюжины языков знаю.

— Колыванец я. Для шведов все равно что эст, им без разницы. А с Москвой у них сейчас нелады — еще подумают, что подсылы.

— Подожди, как война, король Карл Девятый вроде как заодно с Василием Шуйским против Сигизмунда.

— Ага, как же, заодно, с такими друзьями и врагов не надь. Так и смотрят, где чего плохо лежит, как пить дать откусят от Москвы Новгород, басурмане!

— Небось подавятся, а ты что же, за Шуйского или как?

— Мое дело сторона, а только, ваша милость, какой с Шуйского царь? Эх, как Ивана Васильевича не стало, нет порядка на Москве.

— А что ты все — Москва да Москва, не вся же Русь Москва?

— Это верно, а только сами рассудите, ваша милость, у Жигимонта в Литве немало землицы-то русской, и в войске его православных немало. А род природного государя пресекся, видать, за грехи наши.

— Ты, кстати, сам-то какой веры держишься, болезный?

— Эх, ваша милость, обасурманился, чего там! Лютеранин я теперь.

— Ладно, мне до того дела нет. Порешим так: сладится дело — будешь на моем корабле боцманом. За жалованье не бойся, не обижу. О, глянь, портовые стервятники показались! Ну пойдем, боцман, встретим.

Дело и впрямь оказалось несложным, чиновники вполне удовлетворились нашим рассказом и полученными комиссионными. На следующий день в портовой конторе капитан над портом Олле Юхансон торжественно вручил мне документ, согласно которому принц Иоганн Альбрехт Мекленбургский стал судовладельцем.

— Поздравляю вашу светлость с прекрасным приобретением, вы оставите вашему судну прежнее название?

— "Красотка Лизхен"? Нет, пожалуй, моя светлость предпочтет название "Благочестивая Марта". (Не знаю, написана ли уже эта пьеса, но такое имя мне больше нравится.)

— Желание вашей светлости — закон! Мы немедленно внесем необходимые изменения. Кстати, вы поднимете мекленбургский штандарт?

— Я полагаю, да. Какой же еще.

— В таком случае вам необходимо переставить судно ближе к цитадели — все-таки вы не подданный нашего доброго короля.

— Поближе к пушкам? Что же, это разумно, никаких проблем. Я отдам необходимые распоряжения.

— Вот и чудесно, как все-таки приятно иметь дело с вашей светлостью! Не то что эти грубые мужланы местные негоцианты. Можно ли спросить вас о ваших дальнейших намерениях?

— Ну, для начала мне необходимо быть представленным ко двору его величества Карла Девятого. Я хотел бы предложить ему свою шпагу. К сожалению, я никого не знаю в Стокгольме...

— О, понимаю, понимаю. Дело в том, что его христианнейшее величество сейчас в отъезде и будет не раньше чем через неделю.

— Весьма досадно! Ну что же, придется подождать. Будет время заняться делами, распродать груз.

— Вот как раз об этом я и хотел с вами поговорить. Королевское жалованье, к сожалению, не такое большое, и я занимаюсь кое-какими делами... ничего серьезного, но я мог бы быть вам полезен при продаже груза. Вы еще очень молодой человек, и вас могут, как бы это помягче сказать...

— Обмануть?

— Да, ваша светлость, к сожалению, не все подданные нашего доброго короля кристально честные люди и могут попытаться нажиться на чужой неопытности. Кроме того, вам совершенно нет необходимости ожидать его величества. Кронпринц Густав Адольф сейчас здесь, и вам было бы полезно познакомиться с ним.

— Оба ваших предложения весьма заманчивы, но вряд ли к принцу так просто попасть.

— Все это действительно непросто, но и не так уж сложно. Юный принц весьма дружен с членом риксрода Акселем Оксеншерной, а я веду с ним кое-какие дела, так что я мог бы...

— Посодействовать? Замечательно! На том и порешим, вы, скажем, с завтрашнего дня займетесь моим грузом. Я целиком доверяю вашей порядочности и надеюсь на вас. А я отправлюсь к достойному господину Оксеншерне с вашим рекомендательным письмом. Немедленно.

— О, ваша светлость! Вы так стремительны! Но дело в том...

— Что в этом порту вы не единственный посредник?

— Я немедленно пишу письмо господину Оксеншерне!

— Кстати, не подскажете ли, старый ярл Юленшерна с королем?

— Именно так, а вы знакомы?

— Лично нет, но кое-что слышал о нем.

— Очевидно, ничего хорошего? Послушайте дружеского совета, ваша светлость, не упоминайте об Юленшерне в доме Акселя. Они друг друга терпеть не могут.

Вернувшись на теперь уже "Благочестивую Марту", я поначалу не узнал своей благоприобретенной собственности. Новоявленный боцман мгновенно взял команду, выражаясь по-кавалерийски, в жесткие шоры, и к приходу хозяина все сверкало. Палуба отдраена, медяшка блестела, такелаж уложен. Короче, глаз радовался. Я благосклонно кивнул своему помощнику и позвал к себе в каюту на серьезный разговор его и своих приближенных.

— Вот что, друг мой Карл, корабль теперь мой, и ты, как и договаривались, будешь на нем моей правой рукой. Формально боцманом, а по сути — мое око и ухо. Если что приключится неподобное — не взыщи, спрошу с тебя. Сейчас дам тебе денег, закупишь провизии, потом прикинешь, что станет рассчитаться с командой, включая долю за Карла Юхана. Если кто пожелает мне служить — смотри так. Тех, кто, как и ты, бился до конца с пиратами, бери без разговоров. Тех, кто по трюму прятался, — на твое усмотрение. С кого будет толк — возьми, кто не глянется — гони. Мне трусов не надобно, на место уволенных набери новых. Чтобы дело корабельное знали да в бою под банками не прятались. Внял ли?