— И так каждый день, — прокомментировал стрелок. — Она тащиться, а он терпит. Извращенцы. Все в толк не пойму, у кого из этой парочки яйца... Так что, брось эту затею. Лучше историю дальше расскажи.
— А что, ыть, рассказывать? — Задумчиво протянул продолжающий наблюдать за дракой толстяк. Видимо, удовлетворившись увиденным, торговец снова глубоко вздохнул и, судя по неожиданно расслабившемуся, заплывшему жиром загривку, придя к какому-то решению продолжил. — Начальников, ыть, комендантов, офицеров, смотрителей, прочих шишек и их прихвостней в первые же дни собственными портянками передушили. А охрана даже ухом не повела. Эти дебилы, ыть, приказали еду и воду экономить. При полных складах, на пятьдесят лет рассчитанных... А потом... неожиданно оказалось, ыть, что порядок поддерживать некому, оружия у армейских полно, а что дальше делать, по большому счёту, никто не соображает. Сам армейских знаешь. Без приказа и пальцем не пошевелят. А анархия вещь такая... Как ты озверевшему от страха и скуки мужику с автоматом объяснишь, что это твоя жена? Или, что дите, ыть, твое или чужое до взрослых игр не доросло? Триста пятьдесят тысяч в бункер вошло. Армейские, строители, яйцеголовые. Из тех, ыть, кто прорвался. Пять тысяч женщины. Это если, ыть, старух детей и подростков считать. А через десять лет, когда радиация до приемлемого, ыть, уровня упала, вышло из него двести.
— Двести тысяч? — Ошарашено вскинул брови стрелок. — В Некрополе двести тысяч человек? Да даже в Сити не больше тридцати!
— Не двести тысяч, просто, ыть, двести, прикинь. Сто девяносто три мужика и семь баб. Девятнадцать — из первого поколения. Основатели. Остальные — дети подземелий. — Пробурчал толстяк. — Сейчас, ыть, конечно, народу намного больше. Все же больше тридцати лет с Дня исхода... Кто из пришлых придет, посмотрит, да остаться решит... Бабы рожают опять же... Но у нас, ыть, до сих пор к женщинам отношение особое... Всё, приехали. — Заглушив мотор, торговец ловко подвел свое стремительно теряющее скорость суденышко к пирсу и неожиданно ловко для своей комплекции спрыгнув со штурманского кресла, накинул петлю из тонкого стального тросика на вбитую в гнилые доски причала проржавевшую арматурину, после чего развернулся к путешественникам. — Добро пожаловать в Некрополь. — Широко разведя руки, провозгласил толстяк.
— Мн-н-да, — скептически хмыкнул наемник, окинув взглядом раскинувшуюся на добрых полкилометра вокруг дымящего трубами, возведенных на холме массивных железобетонных конструкций, соединенную хлипкими мостками мешанину из наполовину затонувших барж, ржавых катеров, деревянных лодчонок, стянутых проволокой бочек, и покоящихся на криво вбитых сваях, готовых, казалось, в любую секунду развалиться домов. — Замечательный город.
— А то, ыть. Самый лучший город на земле! — С серьезным видом кивнул толстяк. — Пойдемте, в гостиницу провожу.
* * *
— Слушай, Дохлая, ну нельзя, ведь, так с людьми, — ухмыльнулся стрелок, наблюдающий за отплевывающимся, хлюпающим носом и утирающим то и дело выступающие на глазах слезы Райком. — Командир отряда все-таки, наниматель твой.
— Просто небольшая лекция о субординации во время похода. Определении, так сказать, приоритетов и рациональном использовании наемного труда. О правах сторон. В том числе и нанимателя. — Описав дымящейся сигаретой замысловатую дугу, балансирующая на хлипких досках девушка, гибко изогнувшись, взмахнула руками и перепрыгнула на находящийся в добрых пяти метрах от нее причал. — А еще о вредных аспектах жадности. Могу и тебе прочитать, сладенький.
— Обойдусь, — рассмеявшись, затряс головой снайпер. — Просто, вода тут... — Стрелок поморщился. — Не подхватил бы пацан чего... Ыть, это, что — утопленник?
В источающей невыносимый смрад жиже, под мостками действительно покачивалось нечто бледное и раздутое, отдаленно напоминающее человеческое тело.
— Ну, может, и не утопленник, — жирный торговец с необъяснимой для такой туши грацией разминувшись с замотанным в непонятные тряпки, опирающимся на два костыля одиноким прохожим, коротко глянул в указанную снайпером сторону, — но покойник точно. Может, пьяный или нарколыга, а может просто, кто-то с кем-то чего-то не поделил...
— А убрать, что, сложно было? — Посмотрев в указанную стрелком сторону и брезгливо скривившись, Элеум смешно семеня, совершила короткую перебежку по опасно прогнувшейся под ее весом доске и, подхватив под локоть с растерянным видом застывшего над трупом подростка, потянула его вперед. — Пойдем, командир, насмотришься еще на покойников... Парень — настоящий маньяк, если в день хоть одного жмура не увидит, в буйство впасть может. — С доверительной улыбкой пояснила она опешившему от такого заявления толстяку и, отпустив бледного, как простыня скриптора, перепрыгнула на слегка покачнувшееся скопление кое-как стянутых ржавой проволокой пластиковых бочек.
— Да кто его убирать-то рискнет? — С явным неодобрением наблюдая то за брезгливо оттирающим покрытое испариной лицо подростком, то за возбужденно приплясывающей вокруг него девушкой, проворчал Ыть. — А вдруг, рядом баянист? Сам без ноги можешь остаться, а то и рядом ляжешь...
— А-а-а, — отозвалась наемница и, отпустив Райка, перепрыгнула на жалобно заскрипевший от неожиданной нагрузки собранный из кое-как стянутых проволокой обломков старой, еще довоенной мебели, мостик. — Вонь, значит, терпеть лучше.
— Может и лучше, — пожал могучими плечами толстяк. — А ты что предлагаешь?
— Не знаю. Но знаешь мне здесь нравится. Люблю вольные городки. Чтоб без всяких ухорезов с автоматами... Ты в Красном был? А в Перекати-поле — это вообще в Сломанных холмах. — Ловко перенеся массу тела на правую ногу, девушка, совершив немыслимый для нормального человека кульбит, перескочила на опасно зашатавшуюся у нее под ногами связку бочек. — Это даже не город, это просто большая стоянка грузовиков. А когда овцы всю траву съедят, они в другое место уезжают...
— Да прекрати ты скакать, как блоха, — проворчал снайпер, разражено дернув плечом и поспешно отпустив бережно придерживаемый висящий на груди револьвер-карабин, широко расставил руки в попытке удержать равновесие на трясущейся и раскачивающейся у него под ногами, лишенной даже намека на перила, переправе. — У меня уже голова от тебя кружится!
— Это не от меня, это от голода, — со знанием дела проворчала наемница и, разбежавшись, совершила очередной огромный прыжок, закончившийся на чем-то вроде плавучей площади — здоровенном, метров тридцать в поперечнике понтоне.
— Голодная? У меня нет голод. Есть крыска! Свежая крыска!! Шесть монет — одна крыска!! Пальцекус — тогда три!! — Сидящая на краю плота свесившая в воду кривые, тощие ножки фигура, вскочив с быстротой молнии, метнулась к девушке. — Смотри, красавица, — какое мяско свежее! — Мерзкого вида, перекошенный на правую сторону, горбатый карлик потряс перед носом наемницы "товаром" — парой связок нанизанных на ржавую проволоку, поддетых за нижнюю челюсть крысиных тушек. По соседству с крысами вяло перебирали лапами, изредка вздымая помятые крылья и пощелкивая жвалами, здоровенные, почти в две ладони, проткнутые проволокой за середину твари — какая-то невероятная смесь таракана и клопа. — Такая красавица, — с невероятной скоростью скакнув за спину Ллойс, карлик причмокнул порванными, покрытыми струпьями губами и снова встряхнул проволочное кольцо. — Красавица, скидка давай! Пять монет одна крыска! Свежая! Вот эта! — Ткнул горбун заскорузлым, болезненно искривленным, лишенным даже намека на ноготь пальцем в самую крупную тушку; животное слабо дернуло лапками. — Вот!! Свежее!! Утреннее!! Я не вру!! — Обрадовался уродец. — Или пальцекус хочешь? Вкусный пальцекус. Язык съешь, какой вкусный.
— Патроны берешь? — С интересом разглядывая крыс, наемница сделала глубокую затяжку и, бросив окурок в воду, развернулась к остальным. — А вы будете?
— Я пока не голоден, — моментально отозвался, Пью.
— Мне, ыть, две, если можно, — смущенно покраснел торговец. — А клопов водяных не советую. Их на огне долго жарить надо, а перед этим в уксусе вымачивать. Иначе воняют.
— Толстый сам воняет! Мой пальцекус свежий! — Не на шутку обиделся карлик.
Судорожно сжимающий направленный на уродца автомат, побледневший как полотно, Райк пробурчал что-то невнятное, выдохнул через сжатые зубы и, с явным усилием опустив оружие, демонстративно отвернулся.
— Патроны? — Повторила Элеум, щелкнув пальцами перед носом недомерка.
Слишком маленькое по сравнению с непропорционально раздутой головой лицо мутанта сморщилось, изобразив напряженную работу мысли. Нависающий над глазами похожий на залежалый кабачок лоб пробороздили морщины.
— Три таких за крыску! — Наконец, кивнул горбун, тыча пальцем в висящий на бедре девушки самопальный револьвер.
— Один, — покачала головой наемница. — Там пули латунные.
— Два, — выставив два торчащих из основания семипалой руки отростка, явно хвастаясь своим товаром, уродец, не прекращая улыбаться в очередной раз встряхнул перед лицом наемницы проволочным кольцом. — Жирное мясо! Вкусное Мясо! Свежее мясо, сладкое.
— Уговорил, языкастый. Вот этих двух, — указав на самых крупных крыс, наемница вытащила из патронташа четыре матово блеснувших на солнце патрона и бросила их ловко подхватившему боеприпасы в воздухе горбуну.
— Вкусно!! — Хрустнув выдираемыми челюстями, уродец отработанным жестом сорвал со связки крыс и протянул их девушке.
Подхватив слабо дергающиеся, брызжущие кровью тушки Ллойс поднеся их к лицу, глубоко втянула ноздрями воздух и, удовлетворенно кивнув, сорвала с пояса фляжку. Ловко откинув в сторону колпачок, наемница, зажав крысиный череп между пальцами, поднесла агонизирующее животное к широкому горлышку. Раздался хруст, во флягу брызнула струйка крови. Повторив то же самое со второй крысой, Элеум перебросила "опустевшие тары" толстяку.
— Как удачно, а я наоборот кровь не люблю, — довольно оскалившись, Ыть широко раскрыл рот и, запихнув в него угощенье, с треском и хрустом заработал челюстями. Такие мелочи, как кости и шерсть, толстяка, видимо, совершенно не смущали. На доски с еле слышным, мокрым стуком упал одинокий, откушенный могучими зубами хвост.
Искоса наблюдающий за происходящим, скриптор с каменным выражением лица подошел к краю понтона и, резко согнувшись в поясе, издал характерный звук.
— Я же сказал: нахлебался. — Осуждающе цокнул языком снайпер.
— Еще крыска будешь? — Спросил довольно пританцовывающий вкруг наемницы горбун. — Вот эта — кровь много и вот эта тоже! — Кривой палец карлика поочередно ткнул в животы паре вяло отреагировавших на прикосновение грызунов.
— Нет, спасибо, сладенький. — Потрепав горбуна по всклоченным волосам, девушка убрала фляжку и развернулась к путешественникам. — Ну что, пошли?
— Сладенький? — Промолвил явно растерявшийся от такой фамильярности карлик, даже перестал подпрыгивать. Застыл, неверяще потрогал свои волосы и расплылся в широченной улыбке. — Я красавица могу сделать сладенький! Бесплатно делать! Даже сам платить. Вся крыска давать и даже вся пальцекус. — Скакнув вперед, уродец, продолжая глупо ухмыляться, взмахнул рукой; семипалая ладонь с громким хлопком соприкоснулась с ягодицей девушки. — Я умею...
Что умеет невысокий ловелас, так и осталось тайной. Зло ощерившись, наемница развернулась вокруг своей оси и впечатала подошву окованного по носу сталью ботинка точнехонько в живот горбуна. Наверняка, девушка целилась в пах, но разница в росте и весе сыграла плохую шутку. Воющее тело невезучего торговца свежепойманным мясом, взлетев в воздух, перенеслось за край понтона и плюхнулось в воду, подняв огромный фонтан брызг.
— А-А-А! Дурацкий баба! Сама сказала: Михо сладенький! — Полный боли и обиды крик недомерка разнесся далеко над пирсами. — Я брату скажу! Ты мне сама будешь у меня сладенький! Нога целовать будешь. Просить будешь, чтобы горло резать!.. Я тебя... — Крик неожиданно оборвался. На воде, где только что барахтался уродец, медленно расходились карминово-красные круги.
— Баянист, — покачал головой Ыть. — Крупный, хоть, и не сезон. Дохлая, ты бы хоть за языком-то следила. Не видела что ли, что у него с головой проблемы?
— Да не хотела я. Просто неожиданно как-то... Это рефлекс... — Опустив голову, девушка с потерянным видом смотрела на воду.
— Да ладно тебе, подумаешь, какой-то урод с крысами, — хмыкнув, снайпер одернул полы плаща и улыбнулся. — Туда ему и дорога.
— Пойдемте, — раздраженно поджав губы, толстяк поправил сползшее на кончик носа пенсне, — тут гостиный двор недалеко.
* * *
— Пью, а зачем ей крысиная кровь? — Покосившись на оживленно что-то обсуждающую с барменом наемницу, скриптор с сомнением приподнял лежащую на тарелке, стоящей посреди грубо сколоченного из старых досок стола, маленькую, не больше мизинца взрослого человека, бледно-розовую колбаску, понюхал и положил обратно. — Там, ведь, зараза наверняка всякая, да и вообще...
— Крыса имеет почти тот же состав крови и структуру тканей, что и человек. У них с нами даже костей одинаковое количество. — Отпив из высокой, щербатой стеклянной кружки большой глоток чего-то темного, пенящегося и отчаянно пахнувшего паленым спиртом, как пиво отрекомендованное то ли официантом, то ли вышибалой — угрюмого вида детиной с бельмом на левом глазу, наемник шумно выдохнул и расплылся в довольной улыбке. — Болтают даже, что до войны все новые штуки, типа лекарств и наноботов, на крысах сначала испытывали. А во-вторых, ей не кровь была нужна, а гемоглобин. У нее во фляге солевой раствор, теперь только пару доз аддиктола, выжимку с папоротника и шипучку какую-нибудь сладкую добавить, и всё — готов знаменитый "С добрым утром", напиток, снимающий почти любое проявление отравлений и ломки. А про заразу беспокоиться не надо. Аддиктол любую дрянь в труху перемелет.
— А... зачем? Его, ведь, колоть надо... В вену...
— И чему вас в Легионе только учат, — покачал головой стрелок. — Наноботы, попав в ненадлежащую среду, начинают "глючить", "сходят с ума" и при попадании в желудочно-кишечный тракт выдают такой мощный эффект детоксикации, что вколотой по инструкции дозе и не снилось. К тому же, ну ширнулся ты дозой и все, она у тебя кончилась. А такую флягу можно на несколько дней растянуть.
— Так, ведь, это... опасно... Это, ведь... нецелевое использование технологии... это ересь, — нахмурился скриптор.
— Это для вас, механистов, по черепушке ядреной бомбой трахнутых, ересь, а для нормальных людей, у которых постоянного доступа к лазарету и врачам нет... — Стрелок задумчиво побарабанил по столешнице пальцами. — Желтые монахи вообще любую культуру так раздраконить могут, что целому довоенному институту и не снилось... сам видел, как они одной дозой медшота целые отряды спасали. Опасно, конечно, если колонию больше обычного "перемкнет", как минимум, неделю кровью блевать и гадить будешь. Если выживешь. Но наша подруга, видимо, знает, что делает. Вот ты с ней больше общаешься, — изобразив кружкой неопределенный жест, снайпер сделал еще пару больших глотков и придавил подростка тяжелым взглядом. — Не замечал, что у нее руки дрожат? Волос выпавших в спальнике не находил? Или, может, ее мутит часто?
