The Biggest Little City in the World

— Я не знаю, босс, Вам лучше знать. — пожал плечами толстяк.

— Вик, черт подери, хватит называть меня босс. После того, через что мы прошли, ты так и не научился называть меня на "ты".

— Ну, Вы же Избранный. — сказал ребенок, посмотрев на этого человека.

— А ты Эд. А это Вик. И никакой разницы между нами на самом-то деле нет. Все мы избраны для какой-то миссии. Только кто-то громит Анклав, а кто-то чинит вещи. Но, так или иначе, это его призвание. Он избран для этого. Судьбой.

Ребенок громко рассмеялся. Этот смех пробрал меня до глубины души. Мороз пошел по коже, и я понял, что не могу больше оставаться тут.

Поежившись, я запахнул кожаную куртку и пошел по мосту прочь от этих людей.

Я не мог остаться здесь. Я был в опале. Условием Мордино по спасению меня было мое обещание не покидать Дыру. Только, когда я добрался до города я понял, что старый бандит просто боялся, что и его делишки всплывут, если я доберусь до НКР.

Я не мог остаться, но и не посетить этого места я не мог.

Часть вторая.

Глава 1.

С моего бегства прошло более восьми месяцев. Вот теперь-то я понял, почему мое новое место жительства называют Дырой. Дыра она Дыра и есть.

А я еще на Рино жаловался. Нет, конечно, по Его Величеству самому большому маленькому городку в мире я совершенно не скучаю, но... Такое ощущение, будто всех наркоманов оттуда взяли и перевели сюда. А если еще и учесть один из самых крупнейших центров работорговли на Пустоши.

Но даже здесь, среди всей этой грязи и мразоты были достойные люди. Смитти — механик со свалки, который всегда готов за определенную сумму помочь с починкой какой-нибудь ерунды, Мамочка, держащая ресторан, добрая и отзывчивая старая женщина, и Ребекка. Бекки, хозяйка бара, в который я и устроился работать.

Все мои вещи остались в Нью-Рино. Хотя, по официальной версии там остался и я сам. Насколько я понял, это была вполне распространенная практика — подкинуть вместо нужного человека труп какого-нибудь бомжа, перед этим изуродовав лицо. Так и вышло в этот раз — тело отправилось на Голгофу, а я застрял в Дыре.

И хотя, все, что у меня было это одежда, которая на мне сейчас, за которую мне пришлось отдать дорогой костюм, и мой Кольт, больше всего я переживал о материалах дел, которые остались на квартире. Хотя, уверен более чем на девяносто процентов, что они либо перекочевали к Брюсу, этой продажной суке, или были уничтожены кем-нибудь из семьи.

В Дыре я вел очень и очень странное существование. В принципе, никаких затруднений моя работа не вызывала — следить, чтобы люди Фрэнки, главного конкурента Бекки, который никаким боком не был похож на своего усопшего тезку из Нью-Рино, не пробрались в подвал, в котором находился самогонный аппарат Бекки, и шугать торчков. Торчков было много, шугались они легко, так что и второе мое предназначение не вызывало никаких проблем.

Видимо, это и было именно мое предназначение. Я теперь сам, в некотором роде Избранный. Только, вот избранность моя заключается в совсем другом, и подвигов мне никогда не совершить.

Я мрачно посмотрел на очень худого изнеможенного человека, одного из стоящих перед игорным столом. Чем-то он мне совершенно не нравился...

Человек разложил несколько игорных фишек на цифры, на какие именно мне видно не было, и мрачно смотрел, как шарик бежит по колесу рулетки.

Выпало какое-то число, крупье ссыпал фишки со стола в мешок...

— Да у вас шарик магнитный! — заорал тот самый не понравившийся мне человек. — Верните деньги!

— Игра ведется честно. — сухо ответил крупье. — Деньги никому не возвращаются!

Тут уже начиналась моя работа. Либо этот нарушитель спокойствия успокоится, и удалится восвояси, либо в игру придется вступать мне.

— Бетти, потаскуха, верни мне мои деньги! — закричал торчок бешеным голосом,

Блестнула сталь, и я, сорвался с места, снимая с пояса и раскрывая телескопическую полицейскую дубинку.

Торчок сделал, было, шаг вперед, но он явно был в состоянии абстиненции. Координация движения у винтовых наркоманов всегда нарушена, движения были замедлены. Именно по этой причине, когда нарк только замахнулся ножом, чтобы провести бессмысленный режущий удар, крупье уже успел отшатнуться с траектории полета ножа, а я преодолел четыре метра, разделявшие нас.

Изо всех сил хлестнув наркомана по руке дубинкой, я выбил нож, а вторым ударом, в висок отправил его в нокаут. Хорошая штука полицейская дубинка, тем более с утяжеленным свинцом концом.

Завалив ублюдка на стол, я обыскиваю его карманы. Все, что у него есть, это пара долларовых монет, с монетного двора НКР. Хах, привет с Родины. Монеты я прячу себе в карман. Потом подбираю с пола нож, оказавшийся добротным боевым ножом, таким же, какой я купил в НКР перед тем, как отправиться в Рино год назад. Кладу нож за пояс, и думаю, неужели это было всего год назад... А мне казалось, что целую вечность.

Кому— то может показаться нечестным то, что я отбираю имущество у "задержанного". Таким я могу сказать только одно — идите к черту. Никто не может помешать им напасть на меня, когда я дома сплю. Никто не может помешать им ударить меня камнем по голове на улице ночью.

Никто кроме меня самого. Вот, я и сплю с пистолетом под подушкой, и хожу, всегда сжимая его в руке и озираясь.

А также, никто не может помешать мне забрать эти деньги и нож. Тем более, что таким, как он ножей давать нельзя. Либо сам порежется, либо порежет кого-нибудь.

Наркоман, по прежнему прижатый к столу, начинает хрипеть и дергаться в руках. Успокаиваю его еще одним ударом по затылку. Не так, чтобы вырубить, а чтобы стало понятно: шутки со мной не шути, педрила.

— Сука. — говорит мне наркоман. — Сука, ты заплати...

Я снова бью его по затылку, и он пребольно ударяется лицом о стол, обитый зеленой тканью. Нос хрустит, начинает литься кровь. Пока он совсем не уделал кровью стол, валю его на пол. Он пытается встать, но я ощутимым пинком ноги лишаю его желания и возможности совершать какие-либо активные действия. Отдыхай, папаня, набирайся сил.

— Платить тебе будет Фрэнки. — говорю я, и сам поражаюсь, насколько хрипло звучит мой голос. — Он тебя послал?

— Отсоси. — отвечает мне наркоман, и я ломаю ему ребро.

— Майкл! — раздается громкий женский крик от стойки. Это моя хозяйка — Бекки. Ну правильно, не Михаилом же мне называться.

Я тут же отпускаю наркомана, который уже не визжит, а тонко стонет, и встаю в стойку смирно. Руки по швам.

— Отпусти его, все равно ты из него ничего не вытрясешь.

Я бы вытряс, но, увы, Ребекка не знает, кем я был в прошлой жизни. Поднимаю наркомана за шиворот, незаметно тыкаю ему локтем в живот, и он снова загибается. Вытаскиваю его на улицу, и проношу мимо детей-воришек, которые таскают вещи, которые удается вытащить из карманов наших клиентов, к одному из торговцев, и мягко опускаю на землю. Хочется ударить еще раз, но свое он уже получил, поэтому плюю на песок у себя под ногами, разворачиваюсь и ухожу на свое рабочее место.

Посетители сделали вид, будто ничего не было, крупье снова приступил к своим обязанностям, и только бурое пятно на ткани, которой обит стол, напоминало о неудавшемся нарушителе спокойствия.

— Майкл! — позвала меня хозяйка из-за стойки. — Иди сюда.

Госпожа говорит — к ноге. Майкл делает. Я встал со своего места и преодолел три метра разделяющие меня и стойку.

Девушка грохнула мешок на стол. Мешок жалобно звякнул стеклом.

— Возьми это, и отнеси в гильдию. — усталым голосом сказала она. Да, Майкл мало того, что избивает нарков, которые смеют нарушить покой Госпожи, так еще и работает при ней мальчиком на побегушках. Ладно, хоть, сексуальных услуг оказывать не приходится.

Я, молча, взял со стола мешок. Бекки смерила меня недовольным взглядом.

— Ты слишком жесток к ним, Майкл.

Твою мать, я защищаю твою задницу от грабителей, а ты говоришь мне, что я слишком жесток. Мало ли, что успел бы натворить этот ублюдок с ножом. Тем более, где-то же он добыл такой нож. Мне нечего сказать тебе, Госпожа, хоть я и понимаю, что все это вызвано жалостью. Но достойна ли жалости вся эта мразь, живущая тут?

Однозначно нет. Если у человека есть цель в жизни, она никогда не даст ему опуститься. По крайней мере опуститься так низко, как вся эта грязь.

Я вышел из здания бара, потрепав по немытым волосам одного из детишек, и пошел в сторону Гильдии.

По дороге я прошел мимо маленькой часовни, одним из немногих зданий, которые сохранились тут после войны. Сейчас, насколько я знал, храм этот используется то ли как склад, то ли как притон. Так или иначе, попасть туда было невозможно — вход всегда охраняли минимум двое бычар с пистолетами и в металлической броне.

Но мне туда не было нужно. Я прошел мимо бара Фрэнки — гнусного человечишки, который кроме всего прочего держал еще и единственную проститутку в этом город, идти к которой мне бы никогда не пришло в голову — мало того, что она была страшна, как моя жизнь в Нью-Рино, так еще и больна была, скорее всего всем, что передается половым путем. И скорее всего, в вдогонку еще и тем, что не передается.

Самым ухоженным зданием в городе было здание, которое принадлежало гильдии работорговцев. По внешнему виду я бы никогда не сказал, что оно принадлежит именно им — ничего особо мрачного я не видел. Но, увы, это только снаружи, а если обойти здание, то ты увидишь, как за высоким забором, сплетенным из прочной стальной проволоки, туда-сюда ходили люди. Измученные, уставшие, с пустыми, не выражающими абсолютно ничего глазами По большей части дикари.

Я прошел мимо двух охранников в кожаной броне, толкнул дверь и вошел внутрь.

— Кто такой? — спросил меня человек, который среди вспх остальных выделялся только своей жизнерадостностью. Именно с такой жизнерадостностью он меня и спросил об этом.

— От Бекки, с заказом. — ответил я, нарочно уставившись на клеймо на лбу. Работорговцы клеймят сами себя, только облегчая нам работу... Я сказал нам?

Работорговец потер клеймо, и тут же забыл о нем.

— О, заебись! — ответил он мне с жизнерадостной улыбкой. — Сегодня пацаны возвращаются с рейда, будет чем добычу отметить. Давай к главному.

Я кивнул ему, и пошел дальше. По правую руку от меня были камеры для особо важных рабов, по левую спальни. Прямо передо мной была деревянная дверь, за которой и находился глава гильдии работорговцев. Как звали нового лидера, я не знал, а прежнего убили пять лет назад, вырезав поголовно все отделение, и выпустив рабов.

— Чего надо? — грубо спросил меня главный. Молодой да ранний. Я даже как-то забыл, что мне самому не так-то уж и много.

Псы в Пустошах растут очень быстро...

— От Бекки. — в тон ему ответил я. — С бухлом.

— Положи в холодильник. — кивнул он на холодильник, стоящий позади него.

Я грохнул мешок на пол.

— Сам положишь. Деньги.

— Ты, похоже, не знаешь, кто хозяин в этом городе...

— Деньги. — упрямо ответил я. Ты похоже не знаешь, с кем я дело имел. Хотя, я ли это был...

— Ей уже запла...

— Деньги. — упрямо повторил я в третий раз. Если не гнется, то сломай. Если сил хватит. Еще и под них гнуться я был не готов.

— А ты мне нравишься, парень. — сказал главарь, ухмыльнувшись и довольно цыкнув зубами. Он полез в карман и протянул мне купюру.

Портрет Танди. Этого более чем достаточно, тем более, что выпивка у Ребекки всегда была очень и очень дешева.

Из передней комнаты раздался шум. Это работорговцы вернулись с рейда, и, судя по довольному ржанию и улюлюканью, рейд был вполне удачный. Я вышел из комнаты.

Пять или шесть человек с клеймом тащили двух больших вонючих дикарей, пятерых дикарок, которые, видимо совершенно не понимали, где находятся и женщину, выглядящую вполне цивилизованно.

Женщина уставилась на меня. Как только увидела, она вцепилась в меня взглядом и не отпускала, пока я не покинул помещения.

И только, когда я прошел мимо здания рыгаловки Фрэнки я понял, почему и мне она показалась смутно знакомой.

Привет, Сьюзи, шлюха из Нью-Рино и кусочек старой жизни.

Надо было забыть о ней. Забыть и продолжить работать у Бекки. Пусть ее продали бы куда угодно, пусть делали бы все, что хотели. Это было бы правильно, логично, что ли.

Я поступил вразрез с логикой.

Глава 2.

Разумеется, я не мог поступить в соответствии с логикой. Я развернулся на месте, и пошел обратно.

Жизнерадостный работорговец встретил меня, пусть и с недоуменной, но с улыбкой. Как и всегда.

— Забыл чего-то, парень? — спросил он меня.

— А вы рабов продаете? Ну, женщин.

— А чем бы мы еще занимались, если бы не продавали их? А. — мужик весело оскалился. — Что, парень, туго стало без баб, что ли?

— Да, есть такое. — констатировал я неопровержимый факт. Еще бы не худо. — Прикупить у вас думаю.

— А, ну тогда без вопросов, к главному тебе. Ты там был уже. И давай побыстрее, парни сегодня гулять будут, могут и пошалить.

Я прошел мимо него, и открыл дверь задней комнаты. Народ уже накрывал стол, из холодильника вытащили те самые бутылки, принесенные мной, снедь.

Главарь, увидев меня, нахмурился и недовольным голосом сказал:

— Забыл чего что ли? Я тебе уже заплатил.

— Да, нет. Я видел, вы баб принесли. Я купить хочу.

— Бабу? Дикарку что ли? — он, видимо, задумал какую-то штуку, весело осмотрелся и сказал. — Из дикарок бабы никакие. Все сбежать норовят.

— Нет, не дикарку. — я покачал головой. — Дикарка мне не нужна.

— Эту потаскуху что ли? Да, мне кажется, это не лучшее приобретение. Она одного из наших покусала. Фалангу пальца откусила начисто.

— Ну, если не лучшее, то и продать можно подешевле. — справедливо рассудил я. — Так ведь?

— Не, браток. — главарь работорговцев перешел на совсем деловой тон, и развел руками. — Бабенка то смазливая. Дешево отдать не могу.

— Ой, да какой смазливая. — как можно более натуральнее махнул я рукой. — Подержаться не за что совсем. Ни сисек, ни задницы.

— Дешево не отдам. — покачал головой главарь. — Тысяча баксов НКР. И не монетой меньше.

Да уж, тысяча, это вовсе не пригоршня долларов. Хотя, у меня-то и сотни нет. Даже, если все мое имущество продать. Не хватит.

— Ну, по рукам. — не моргнув и глазом, киваю я. — Сейчас, схожу за деньгами и вернусь.

— Не, парень. — он качает головой и продолжает. — Пацаны вернулись все живые и с добычей. Нам отметить это надо. Так что, давай завтра днем, когда и похмелье отойдет уже.

— А, ну, по рукам. — ответил я ему. — завтра днем подойду.

Я попрощался с работорговцами, пожелал им хорошо выпить, и вышел в переднюю.

— Слышь, пусти меня поговорить с ней. — услышал я одного из работорговцев. Он стоял и тряс рукой, указательный палец на которой был обмотан окровавленным бинтом, и был короче остальных как минимум на одну фалангу.

— Не положено. — упрямо отвечал ему охранник. — С меня Бляйштифт шкуру снимит.

Бляйштифт. Придумали же погоняло мужику... Значит, Сьюзен держат в комнате для особых. Что-то подсказывало, что даже, если я принесу им деньги, то ее мне не отдадут. Хотя, у меня денег-то таких все равно нет...