Я у мамы инженер

Вернувшись в комнату, я залил кислотой батарею зуды, завинтил пробку, завел мотоцикл, после чего аккуратно съехал по снятому ночью в подъезде пандусу для инвалидов на подсохшую грязь мира ☘.

Глава 8 Интерлюдия 1

Ранним воскресным утром в центральный командный пункт войск ПВО, который на момент событий располагался под безликой промзоной в южном Чертаново, чеканным, почти строевым шагом вошел генерал-майор воздушно-космических сил России Валерий Степанович Творог — командующий 1-й армией противовоздушной и противоракетной обороны.

Под прицелами телекамер (и некоторого количества пулеметов) он набрал свой персональный код допуска, потом, чтобы убедиться что не ошибся и что его не расстреляет не узнавший его чрезмерно шустрый рядовой, постучал по бронированной двери каблуком.

— Код принят, не волнуйтесь, — крикнули ему из шахты лифта.

Вскоре подъехал и сам лифт — обычный банальный лифт, как из его советского детства. Степаныч — а мы, как и его подчиненные, кто за глаза, а кто и в лицо, будем звать его так, — зашел в кабинку, которая, скрипя и позвякивая, начала опускать его в расположенный глубоко под землей бункер, в котором сейчас располагался оперативный центр (особого назначения).

Несмотря на свою должность, Степаныч бывал в командном пункте редко. И то верно — не генеральское это дело, на дежурстве сидеть. Он должен выстроить взаимодействия, научить подчиненных и заместителей реагировать правильно и быстро на происшествия, а дальше… только изредка проверять работоспособность системы.

Девизом его было «Кто никогда никуда не спешит, тот никогда никуда не опаздывает». Да и куда спешить? В современной войне, ежели таковая и начнется, после нескольких минут суматохи в начале и ответных запусков ракет, можно расслабиться и, никуда не торопясь, получать доклады о гибели цивилизации, попивая кофе. Часом раньше, часом позже — какая разница?

Именно поэтому, получив срочный вызов, Степаныч не торопясь допил кофе, перечитал код происшествия несколько раз, потом сверился с таблицей кодов (не то чтобы он сомневался в своей памяти, но как-то объяснить себе творящуюся несуразицу по-другому он не сумел), тяжело вздохнул, и, набрав по прямой линии дежурного по ОП, спросил прямым текстом, не нарушая, впрочем, режима секретности:

— Вы там, блять, совсем что ли охуели?

— Я и сам предельно удивлен, господин генерал, — по-уставному четко доложил начальник смены. Степаныч тяжело вздохнул еще раз — если офицер российской армии в докладе коллеге и другу употребил слово «господин» — значит их разговор либо прослушивают, либо могут прослушать высокие чины.

Значит это не программный сбой, и не чья-то пьяная выходка, как было в случае, когда один из офицеров дежурной смены напился пьяным и позвонив по прямой линии оповещения о ядерных атаках Верховному Главнокомандующему, просипел в микрофон: «Наш хмель пожрал долгоносик… Урожай погиб, милорд!».

Толком не проснувшийся Главком Вова оторопело спросил: «А кто, собственно, у аппарата?»

— Неважно, — залился пьяными слезами дежурный, и со словами «Люди покидают вас, милорд», положил трубку.

Тот случай обошелся без последствий — Верховный поутру не стал рубить и срывать (головы и погоны) решив, видимо, что ему это просто приснилось, так что офицера просто тихонько уволили в запас с белым билетом.

Жаль, что сегодняшняя трудность, судя по всему, так просто не разрешится. Степаныч еще раз тяжело вздохнул, поцеловал на прощание жену в лоб, чего обычно не делал, и выехал в оперативный центр. Переданный ему код сообщал что Москва была атакована инопланетянами.

Такого быть не могло, просто потому, что такого быть не могло.

Нет, не то чтобыСтепаныч не верил в инопланетян, нет. Они, как и честные менты, ответственные политики, и бедные таможенники, существовали в параллельном мире, созданном воображением поколений писателей и сценаристов. С его материальным миром их мир — мир вымышленных, сказочных существ — не пересекался никак.

И если кто-нибудь из его подчиненных или друзей путал два этих мира и начинал втирать ему что-то про совесть у политиков или обиду за державу у таможенников, Степаныч… нет, не сердился. Он просто понижал, у себя в уме, уровень интеллекта собеседника до минимума, после чего общался с ним соответственно.

Сейчас ему предстояла неприятная задача разбираться и понижать кого-то из людей своего круга.

Его размышления прервали открывшиеся двери спустившегося на этаж ОП-центра лифта. Степаныч вышел в банальный коридор, с выкрашенными зеленой краской стенами и полукруглым потолком, оказавшись перед амбразурой последнего рубежа защиты родины — неровно выложенного из бетонных блоков дота, занимающего большую часть прохода.

Перед дотом стояли несколько офицеров дежурной смены, взволнованно что-то обсуждавших, но замолчавших при виде Степаныча. Находящийся на оперативном дежурстве подполковник Заяцуставно доложил о штатной работе систем надгоризонтных и загоризонтных РЛС «Рубеж», «Рубеж-2» и «ДОН-2Н», а также космических средств обнаружения «Эпсилон» и подводной сети гидроакустических комплексов «Кашалот».

В самой же столице внутренняя система ПВО «Апостроф», призванная защитить Кремль от возможной террористической атаки гражданскими самолетами по принципу 9-11, давала массовые ложные срабатывания. И это тоже, в общем-то, было закономерно — параноидально настороженная против крохотных дронов, сеть регулярно срабатывала на улетевшие в небо воздушные шары, ворон, чаек, салюты, перепады давления, и свет Венеры, преломляющийся в верхних слоях атмосферы.

В этот раз, впрочем, срабатываний было слишком много даже для собранного в нулевых агрегата. Более того — показания не рассыпались, как обычно, по карте Москвы тысячей точек, а ложились на траекторию в несколько петель, с центром в Битцевском парке, что говорило о вероятном источнике — очередном хипстерском дроне с фотокамерой. Обеспокоенная происшествием ФСО перегнала два вертолета на площадку в Кремле и перевела звено Сушек на повышенную готовность, что, впрочем, тоже было обычной практикой.

— Локализация треков передана в МВД, так что нарушитель будет в ближайшее время задержан. Больше за неполные сутки моего дежурства происшествий в зоне нашей ответственности не обнаружено, — закончил свой доклад офицер, ядовито добавив в конце, — никакой паранормальной активности. Никаких пришельцев.

В наступившей тишине кто-то деликатно прокашлялся. Степаныч с удивлением огляделся — до сего момента ему казалось что кроме них в коридоре никого не было. И тут глаза Степаныча наконец-то узрели то, что должны были разглядеть с самого начала — но отказывались, отказывались, заслоняя слепым пятном.

У стены, подпирая её бочком, стоял казалось бы совершенно не вписывающийся в окружение невысокинький, плюгавый мужичонка, в мятом застиранном плаще. Точнее, так бы мог подумать посторонний наблюдатель, впервые увидавший майора ФСБ, Альфреда Аугустовича Корочуна.

Альфред Аугустович был притчей во языцех и сущей язвой. По слухам, на его счету были сотни успешных операций, а покрытая редеющими, похожими на паклю волосиками голова таила в себе мозг, сопоставимый с мозгом Эйнштейна. И в это несложно было поверить — ибо найти другую причину по которой этого, условно говоря, человека не то что вообще терпели в ведомстве — а дали звание майора, наделив мыслимыми и немыслимыми полномочиями, было решительно невозможно.

Сходство же с запойным алкоголиком объяснялось просто — Альфред Аугустович пил. Пил на работе. Пил дома. Пил в командировках. Пил, находясь на лечении от алкоголизма в закрытой клинике. Начальство, устав бороться с алкоголизмом Корочуна, давно махнуло рукой, старательно отворачиваясьи делая вид, что ситуация под контролем.

Каким-то образом это так и было — несмотря на постоянное нахождение в состоянии, которое плавно изменялось в течении дня от «Подшофе» до «В зюзю», не доходя, впрочем, до стадии «Борис Ельцин», Корочун никогда не подводил. Операции его — были успешны. Идеи — оригинальны. Аналитические записки — бесподобны. Чутье — безотказно. Так что начальство, не раз и не два пробовавшее избавиться от Корочуна, но внезапно понимающее что заменить его, в общем-то, некем, давно смирилось и старалось получать удовольствие от сотрудничества.

И вот этот легендарный человек, титан эпохи всеобщего вырождения, с которым Степаныч до сего дня был знаком только шапочно, стоял подпирая стенку в его бункере. И дело тут было даже не в том, что Корочуна вообще впустили в святая святых — в том, что у него были пропуски на все возможные объекты Ресурсной федерации, Степаныч не сомневался, — а в том, что сообщение про атаку пришельцев, очевидно, имело под собой что-то реальное.

Степаныч осторожно втянул носом воздух. Перегаром не пахло. Корочун был трезв. Настроение Степаныча упало еще на несколько делений. В стране, определенно, творилось что-то страшное.

— У вас есть другие данные? — неожиданно истерично сказал оперативный дежурный, нарушив паузу. Было очевидно, что до приезда Степаныча в оперцентр эта парочка успела крепко поругаться.

— Естественно, — ответил Корочун не вяжущимся с внешностью низким, бархатным голосом — Валерий Степанович, пройдемте в зал брифингов.

Огорошенный тем, что в его штабе как у себя дома распоряжается какой-то фесебешный выскочка, Степаныч временно утратил дар речи. И напрасно — так как повернувшийся к нему спиной Корочун, не дожидаясь ответа, успел уйти по коридору вперед.

Закипающему Степанычу пришлось бежать за ним. Ну ладно, не бежать — командующего ПВО России никто не должен видеть бегущим, идти быстрым шагом. Остальные офицеры стайкой потянулись за ним. Догнать Корочуна он сумел только у дверей оперативного центра. Но, не успев схватить наглого вторженца за плечо, Степаныч, недоуменно уставился в открытые двери.

На столе зала совещаний возвышался, поблескивая хромом винтов, похожий на глыбу чистого речного льда стеклянный контейнер высшей биологической защиты. На дне контейнера в стеклянном лотке лежали покрытые жесткими рыжими щетинками останки неизвестного Степанычу существа, больше всего похожего на огромного, размером с кошку, раздавленного таракана.

Возле контейнера, подчёркивая серьезность ситуации, стояли два здоровенных хмыря в костюмах химической защиты, со стоящими у ног музейными ранцевыми огнеметами РОКС-3, и какой-то пожилой ученый хрен, в очечках и белом фильтрующем комбинезоне, надетом поверх костюма. Чуть поодаль возвышался закрепленный на самоходном шасси экран мобильной системы телеприсутствия, на которой виднелось лицо эксперта по компьютерным сетям и системам электронной слежки Эдварда Лоуневича Сноудена.

— ЧТО. ВЫ. БЛЯТЬ. СЮДА. ПРИТАЩИЛИ? — Медленно, разделяя слова многозначительными паузами, прорычал Степаныч.

— Познакомьтесь. Это редкий ядовитый сракопаук Валера, Валера.

— ЧЕГО?

— Вот, ознакомьтесь: — с этими словами Альфред протянул Степанычу распечатанную фотографию объявления.

Степаныч вытащил очки и с удивлением прочитал: «Из лаборатории министерства обороны сбежал редкий ядовитый сракопаук Валера». Потом подошел к контейнеру, долго и внимательно изучал лежащие в нем останки многоногой твари, сверяя с фото на объявлении, после чего, грустно поглядев на Корочуна поверх очков, вынес вердикт.

— Это всё чья-то неумная шутка. Это же просто рак?

— Бинго! …и вы получает орден шелкового умника. Это действительно рак, — радостно провозгласил Корочун.

— …и ты устроил весь этот балаган из-за рака?

— Вообще-то это не рак. То есть это, конечно рак, но не наш рак — внезапно подал голос пожилой мужчина в фильтрующем комбинезоне. У нас на Земле есть похожие существа, пальмовые воры или кокосовые раки (лат. Birgus latro), это один из видов надсемейства раков-отшельников (Paguroidea)…

Степаныч удивленно, словно на внезапно заговоривший стул, посмотрел на ученого, но прерывать монолог не стал.

— У наших земных раков, которые являются известным, хорошо изученным видом, десять лапок. А у этого существа, как легко могут убедиться здесь присутствующие, лапок тридцать четыре. И это — не уродство и не мутация — все клешни полностью функциональны.

— О как. То есть весь сыр-бор разгорелся из-за лишних ножек у рака? А вы не думали что это просто новый вид?

— Новый, никому не известный вид настолько крупного ракообразного? — теперь уже ученый посмотрел на Степаныча как на заговоривший стул.

— Ну да. Жил где-то в ебенях, никого не трогал, пока его русские туристы не выловили.

— Это не объясняет всех известных фактов — ровным, спокойным голосом со слабым акцентом вмешался в разговор с экрана системы телеприсутствия Эдвард Лоуневич, — так, система раннего обнаружения взрывов сверхновых….

Договорить, впрочем, он не сумел. Доведенный до состояния бешенства, Степаныч пинком открыл двери оперативного центра и проорал в коридор: «Сноуден, в небо, бога душу, через семь гробов в мертвый глаз, тащи свою задницу сюда», после чего грязно выругался.

— Вот только не надо на меня орать, — спокойно продолжил подошедший через несколько секунд высокий, похожий на очень воспитанного кролика из советского мультфильма про Винни-Пуха, Эдвард. — Я не ваш подчиненный, я гражданский консультант. И, с вашего позволения, я продолжу: как я уже сказал, система раннего обнаружения вспышек сверхновых….

— Введи их в курс дела, — остановил его речь Корочун, наблюдая за растущим недоумением в глазах присутствующих офицеров.

— Вспышка сверхновой, то есть взрыв одной из звезд, находящихся в радиусе десяти тысяч световых лет от Земли, приведет к полной стерилизации нашей планеты в течение половины суток. На текущем уровне развития техники мы не можем предотвратить гибель всего живого, но можем спасти достаточно населения в убежищах, чтобы это не послужило концом нашей цивилизации. Система Оракул, то есть система раннего предупреждения вспышек сверхновых, основана на всплеске нейтрино, который опережает на три часа взрыв звезды. Если говорить точнее, то нейтрино получаются непосредственно во время не до конца понятного нами процесса взрыва ядра звезды, а задержка вызвана тем, что ударной волне сверхновой нужно три часа, чтобы пробраться изнутри сверхновой наружу. Позавчера эта система сработала, впервые за двадцать лет эксплуатации зафиксировав мощнейший выброс нейтрино.

— То есть, где-то поблизости от нас взорвалась звезда? — уточнил Степаныч.

— Та. Поплизости, — ответил с выросшим из-за волнения акцентом Эдвард. — Где-то на юге Москвы. Особенность системы Оракул заключается в том, что можно определить достаточно точно, откуда прибыло нейтрино, так как вылетевший после столкновения с атомом электрон сохраняет направление движения нейтрино. Так как система связывает несколько детекторов, расположенных на Байкале, во льдах Антарктиды, в Японии, то можно путем триангуляции определить место, откуда вылетели попавшие в детектор нейтрино.