Третий шаг. Книга 5. Иллюзия реальности

— Потребовали!? Крутой компот! Кто что может потребовать от вас, кроме меня, вашего короля?

Вмиг запунцовевший Рагоза склонил голову.

— Так кто приказал вам водить меня за нос? Кто смог заставить вас лишать меня важной информации?

— Я, Ваше Величество, — пришлось Ламарку пересилить свою расслабленность.

— Вы? — деланно удивился Олмир Обаятельный, расплываясь в своей неотразимой улыбке. — Интересно-то как... У вас есть право вмешиваться в мои дела, нарушать государственное управление моего королевства? Кто вы такой, спрашивается? Расскажите-ка, это очень интересно.

— Этот приказ отдал я, — сказал император.

— Час от часу не легче! Сын, мы же договорились о разграничении полномочий. В чем дело? Ты все переиграл? Я сильно тебе мешаю? Может, решил снова превратить меня в прах и замуровать в урне? Или, от греха подальше, вообще избавиться от моей памяти, развеяв мой пепел по планете? Так скажи, не стесняйся. Я все пойму.

— Отец... папа, здесь особый случай. Есть достаточные основания полагать, что граф Леверье — резидент Перворожденных на Ремите. Уже много лет он ведет у нас подрывную, антиобщественную деятельность. Не останавливается даже перед убийствами наших людей, бравируя своей безнаказанностью. И при этом пребывает в полной уверенности, что отстаивает общечеловеческие интересы. Искренне считает, что никто им не управляет, что он сам выбрал свой путь.

— Разве возможно такое?

— Шоанар утверждает, что возможно, — император непроизвольно пожал плечами, — хотя и очень трудно в это поверить. Я до сих пор не могу себе представить, что не только жертва, но и насильник могут действовать из лучших побуждений. Есть пословица "и волки сыты, и овцы целы", но огромность области ее действия не укладывается у меня в голове.

Олмир Обаятельный озадаченно посмотрел на сына. По его лицу мелькнула на мгновение тень сомнения, но быстро исчезла под давлением прежних эмоций.

— Интересно будет посмотреть, как этот Леверье будет оправдываться... Сколько убийств вы ему вменяете?

— По крайней мере три, Ваше Величество, — поспешил Рагоза. — Мы полагаем, что он уничтожил трех агентов, направленных для непосредственного наблюдения за ним. Причем двух — за последние шесть месяцев. Вот справка.

Король скользнул взглядом по протянутому Рагозой листку. Одна строчка документа привлекла его внимание.

— Почему не приобщили это к делу? — спросил Олмир Обаятельный, кивнув в сторону только что прочитанной им груды бумаг, с беспощадной убедительностью доказывающих многочисленные прегрешения графа Леверье.

— Последний из потерянных нами людей, Джон Акоста, — не мой человек, — пояснил Рагоза. — Посему по принятому порядку делопроизводства эта справка уйдет в императорский архив.

— Джон Акоста... — протянул Олмир Обаятельный, — а ведь я знал его. По моим представлениям, весьма умный, нетривиально мыслящий человек. Я подумывал предложить ему поработать в королевской администрации. Да-а, капитально обескровил ты Ремиту, сынок.

— Мы делаем одно дело, — твердо ответил император, — и работаем вместе, плечом к плечу. Я не слышал еще ни одного упрека по поводу плохого взаимодействия.

— Вместе? Неужели? И до сих пор не было ни одной накладки? Удивительно! Даже старина Шерлок бок о бок сотрудничает с моим Рагозой? А? Ну да ладно, оставим твое не совсем верное утверждение на твоей совести. Есть у меня не то, чтобы упрек, но довольно неприятный для тебя факт. Однако вначале я хочу спросить, почему мне не доложили об антиобщественной деятельности Леверье раньше. Что мешало? Какие тайны мадридского двора вы покрывали?

Рагоза поднял голову. Он давно жаждал откровенного ответа на королевский вопрос.

— Отец, мы пытались своими, магическими методами понять, почему Леверье ведет себя подобным образом. Пытались вникнуть в особенности его психики. Установить структуру его мышления. Его же называют "высшим посвященным". Он прошел полный курс Школы Гуро. Как никто другой, умеет контролировать свое подсознание. До сих пор считалось, что такие люди не подвержены никаким суггестивным воздействиям. И вот на тебе... Многие побывали в Сумеречных Созвездиях — неужели все они стали марионетками Перворожденных?

— Ну, и преуспели вы в своих попытках?

— Откровенно — нет. Ван вообще стал почти что инвалидом... с нашей, магической точки зрения. Надеемся, что всего лишь временно.

— Интересно-то как! Ну и компот! Даже не компот — настоящий кисель!

Король подошел к Рагозе, вырвал листок из его руки и принялся внимательно изучать. Задумался о чем-то, рассеянно глядя поверх голов начальников спецслужб. Неожиданно спросил:

— Что это такое — Ирий? Ты обижаешься, что я ни разу не был на этом самом твоем... как его... Перекрестке.

— Мы с Месенном создали новую метагалактику. Примерно такую же, как наша, но гораздо более удобную для проживания. С одним — земным — кодом жизни. Спектр звездных масс сузили вокруг солнечной. В каждой галактике образовали около трехсот миллионов планет земной группы, из них пригодных для проживания человека сделали, правда, не так уж и много — до десяти тысяч. Зато все они получились необыкновенно комфортными. С биосферой, сконструированной по земному типу. На любой из них окажись — не пропадешь. И пропитание найдешь, и укрытие какое-никакое построишь. Не замерзнешь и не утонешь. А какие там пейзажи! Какие местности! Истинно райские виды... А звездное небо!

— Сколько всего удобных для обитания планет?

— Ну, точное их число трудно определить. Поскольку галактик под триллион, то удобных для обитания планет, стало быть, в десять тысяч раз больше. В общем, места много. При желании, когда надоест исследовать или просто путешествовать по ним, с минимальными усилиями можно освоить менее приятные миры.

— Куда так много-то?

— Сейчас много. Потом, как всегда, окажется мало. Приятно же чувствовать простор.

— А как перемещаться между хорошими планетами?

— Все они соединены нуль-туннелями. Мы построили систему нуль-транспортации по фрактальному принципу. А Перекресток — узловая планета, ворота в Ирий. Есть еще пара ворот, но они пока не используются. Зарезервированы.

— Понятно. Богатое хозяйство. Удалось тебе все обойти?

— Ну что ты, папа! Я побывал всего... не помню, на скольких планетах. Заглянул в особо дальние уголки — там все, как и везде.

— Понятно. А мыши там случайно не завелись?

— Какие мыши?

— В большом хозяйстве всегда заводятся нежелательные создания. В хлебном амбаре — мыши. У тебя в Ирии могли завестись, скажем, какие-нибудь разумные, способные составить тебе конкуренцию. Появились, чтобы со временем захватить все хорошие планеты.

— Нет. Это исключено.

— Почему? Что этому мешает?

— Мы применяем соответствующие технологии...

— А-а, технологии, говоришь. Ну-ка, расскажи.

— Это довольно сложная вещь.

— Не надо опускаться до деталей. Скажи суть — пойму. Не пещерный же я житель, чай.

— Ох... в общем, если создавать новое пространство из илиновской точки в виерном коконе, то эволюция конструируемого мира строго подчиняется программе Промысла. Разум в нашем понимании возникнуть не может.

— Почему?

— Экспериментально установленный факт.

— И сколько раз этот факт был установлен экспериментально?

— Ну... раз сто или двести... не знаю точно, сколько...

— Заметь, пожалуйста: я спрашиваю "почему?", а ты в ответ ссылаешься на какое-то конечное число реализаций какого-то конкретного процесса. Улавливаешь разницу? Отвечай на поставленный вопрос!

— Отвечаю: неопределенно много раз проделывали эти манипуляции, и всегда одно и то же. Однако механизм, почему так происходит, точно не установлен. Конечно, некоторые догадки на этот счет у нас есть.

— Так, уже теплее. А когда вы снимаете этот ваш кокон — что конкретно изменяется? Может возникнуть разумная жизнь?

— Вроде бы никаких препятствий нет. Однако если снять виерный кокон тогда, когда все существующие на тот момент звездные системы будут далеко за точкой Ли, то при их дальнейшей эволюции появление разумных существ окажется невозможным. Около вновь образуемых звезд — да, нельзя исключать образование разумных существ. Но произойдет это через многие миллиарды лет.

— Эта твоя "точка Ли", насколько я понимаю, сугубо умозрительна. Надуманная конструкция. Некий продукт голого теоретизирования, характеризуемый выражениями типа "качество изменяется скачкообразно". С какой точностью она определяется?

Император вновь было хотел пожать плечами, но вспомнил, что такой жест не к лицу его обожествляемой персоне, и тихо сказал:

— Не знаю.

— Так, еще раз "не знаю". Заметь, что я не поднимаю вопрос, не является ли эта точка вообще химерой. Надуманным понятием. Изобретением неистощимого на оторванные от жизни фантазии старого чудака Илвина Ли, издевающегося вот уж сколько лет над всем Содружеством. Я всего лишь приведу модельный пример, зримо показывающий недостоверность любого экспериментального факта, не подкрепленного надежными теоретическими выкладками со вскрытием внутреннего механизма наблюдаемых явлений.

— Не надо, папа. Я все понимаю.

— Боюсь, тебе это только кажется. Так что я все равно приведу свой пример.

Король, сделав несколько шагов, оказался по другую сторону стола от императора.

— Представь: сидишь ты на лугу и видишь зеленую корову. Делаешь предположение: коровы, оказывается, бывают зеленого цвета. Появляется вторая зеленая корова. Ага, возникает новое предположение: может, все коровы зеленые? Надо бы проверить эту смелую гипотезу. Проведем контрольный эксперимент — дождемся очередной коровы. И когда появляется третья зеленая корова, ты кричишь: "Эврика, создана новая научная теория, блестяще подкрепленная экспериментально: все коровы зеленого цвета". За кадром остается шутник, обрызгавший нескольких коров зеленым аэрозолем. Вот цена всем твоим экспериментально установленным фактам!

— Ну, не совсем. Экспериментов ставится много, изменяются условия их проведения. Устраняются все мыслимые факторы, которые могут сказаться на результатах. То есть ваш шутник очень быстро был бы найден. — Помолчав немного, император добавил: — Однако в общем вы нарисовали правильную картину: количество экспериментов всегда конечно, и обобщение их результатов на все жизненные случаи может оказаться некорректным. Тем более что многие задействованные нами механизмы при работе с виерными силами действительно нам не ведомы.

— Если бы только с виерными!

Олмир Обаятельный подошел к начальникам служб и встал напротив, упершись взглядом в лоб Рагозы.

— У нас с тобой за плечами, Валера, опыт смерти. Я помню свою прошлую жизнь до последнего мгновения. Выскользнув из постромок Змея, я падал, по моим ощущениям, очень долго. Боролся за жизнь до конца. Как мог, замедлял скорость. Перед самим соприкосновением с землей попытался выставить вперед ноги. Но все равно удар был очень силен. Следующее мгновение было будто в нереальности. Я слышал, как хрустят мои кости, как рвутся внутренние органы. Видел, как лопается кожа, и сквозь нее фонтанирует кровь. Была боль. Но не обычная, взывающая к осторожности. А фатальная, сигнализирующая о необратимом.

Возникла пауза. Одна из тех, о которых, вспомнилось императору, Шоанар отзывался как о порции продуктивной тишины.

— Помню чувство блаженства и яркий свет. Все. Согласно завещанию, тело мое было кремировано, и пепел пролежал в урне более шести лет. Потом меня вернули к жизни. Первое чувство — негодование: зачем? Затем привык. Человек со временем ко всему привыкает. Тем не менее, меня не покидает ощущение какой-то огромной потери. Будто бы все годы небытия я существовал, и мне было много лучше, чем сейчас. Я был поистине счастлив.

— Точно такие же ощущения и у меня, Ваше Величество, — ответил на немой вопрос Рагоза.

— Все возвращенные испытывают определенное недовольство, — сказал император. — Специалисты полагают, что это вызвано стрессом первых мгновений после пробуждения сознания. А вот по поводу прочих ваших ощущений... Еще в двадцатом веке, то есть более двух тысяч лет назад, были систематизированы рассказы людей, переживших клиническую смерть. В них совпадали воспоминания о внезапном сильном чувстве блаженного покоя и ярком свете. Но все остальное было сугубо индивидуальным. Вероятно, это галлюцинации, вызванные угасанием клеточных структур мозга. Сейчас по данному вопросу накоплено много данных, получивших вполне убедительные объяснения.

— Я уверен, что существовал и после смерти. Несмотря на то, что ничего не помню о прожитых в небытии годах.

— У меня такая же уверенность, Ваше Величество.

— Споры, есть посмертное существование или нет, периодически возникают. Многие возвращенные к жизни искренне утверждают, что не исчезали "начисто", а просто переходили в какое-то иное состояние. Специалисты, однако, считают это сказкой, мистикой. Но даже если б и было пребывание сознания человека после смерти его тела, воспоминаний об этом просто не должно сохраняться. Человеческая память имеет химическую основу, а вся химия, сопровождающая психические процессы, заканчивается вместе со смертью мозга.

— Не странно ли, что тысячи людей — да все, возвращенные к жизни! — вдруг вдарились в мистику? А ведь среди них много рационально и независимо мыслящих людей, не верящих ни в бога, ни в черта.

— Пали жертвой обмана чувств. С кем не бывает.

— Ну конечно, всем им привиделись зеленые коровы. Так?

— Нет, не так. Применительно к рассматриваемой ситуации весьма трудно представить себе шутника, подобного тому, что в вашем примере балуется с краской.

— Трудно — это не аргумент. Есть недоуменные вопросы?

— Вопросы всегда есть. Вот с ответами на некоторые из них действительно трудновато. Не понимаю, к чему вы, отец, вновь начали обсуждать проблемы, связанные с воскрешением. Мы же столь много говорили об этом раньше.

— К чему? А вот к чему. Я, допустим, вижу свою первую жизнь до самого последнего мгновения. А вы, уважаемый барон, помните последние моменты своей предыдущей жизни? Просветите-ка нас, кто вас убил. Вы ведь были убиты, не так ли?

— Так точно, Ваше Величество, был убит, когда присел в рабочей комнате в ожидании Вашего сына, Его Императорского Величества Божественного Олмира Удерживателя, — Рагоза отвесил почтительный поклон.

— Не надо дифирамбов, — поморщился император.

— Кто ваш убийца?

— Не знаю, не помню. Память о последних мгновениях моей первой жизни не была восстановлена несмотря на то, что были предприняты, по моим представлениям, просто титанические усилия. Но радость принятия смерти я помню хорошо.

— Все улики меж тем указывают на Кокрошу, назначенного мною ответственным за жизнь и воспитание наследников глав Больших Домов и Варвары Мирковой, будущей главы нового герцогства. А также тебя, дорогой мой Олмир. Кокроша представлялся мне единственным человеком на Ремите, кто мог бы справиться с этой задачей. И, естественно, абсолютно надежным. Как в отношении мотивов своего поведения, так и собственно психики.