Вид на сельскую местность из окна небоскреба

— Ну что? — выдохнул Бегунок, — сильно ругался?

Черный мрачно смотрел на небеса, как бы ожидая оттуда хорошей погоды.

— Да нет! — неопределенно пожал плечами Артем, — коньяком угостили.

Кепка перекочевала с лысины Виктора в его ладонь, а затем со всего размаху мускулистой шоферской руки шлепнулась о заплеванный пол курилки.

— Идем, Ваня! — завопил восторженно он, — бля буду, идем! Век жалеть буду! Коньяк я лет десять не пробовал.

Усы на лице Черного обвисли, словно у Тараса Бульбы.

— Так нас туда никто и не звал, верно, Артем? — Орлов кивнул.

Бегунок шмыгнул носом, подобрал кепку и тщательно выколотил ее о бортик беседки. Пригодится еще.

— Ну вот! — печально произнес он, — так я и знал. Как поить коньяком, так электрика. А как за бардой за две сотни верст в дырявой кабине ездить — так это Бегунок.

Артем повернулся к расстроенному мужику.

— Витя, — мягко сказал он, — я согласился помогать Чебурекову с одним условием. До конца этой недели он должен привезти тебе новую кабину.

— Чего? — раскрыл рот Бегунок, — это с каких таких...

— Погоди! — продолжил Артем, — а еще он сказал, что в течение месяца добудет для совхоза новый комбайн.

— А вот это — дело! — хмыкнул Иван, — тогда можно будет еще раз встретится. Передай ему наш избирательский наказ, Тёма. И не грусти.

— Ясен пень, не грусти, — подтвердил один из братьев Князевых, вроде Володя, — ты сегодня столько для совхоза сделал, сколько нашему Пешеходову за пятилетку не осилить.

При упоминании фамилии главного инженера Артем снова вспомнил вопрос Нади.

— Орлов, почему от вас, когда вы выходите из этого кабинета, постоянно разит коньяком? — строго спросила девушка, — вы там случайно не шантажируете Владимира Михайловича?

— Шантажирую, — честно признался Артем, — пытаюсь уговорить его, чтобы отдал мне в жены свою секретаршу.

— Уйди, придурок! — швырнула в него Надя дыроколом.

В кабинете директора раздался взрыв смеха.

— Тихо! — поднес палец к губам Артем, — идет шантаж.

Утро следующего дня застало Артема в строгом "бобике" — автомобиле "УАЗ-465". По его совету Чебуреков сменил свой "Дискавери" на отечественный вариант внедорожника и оделся по-свойски: темные штаны и светло серая рубашка с коротким рукавом.

— Скажу вам по секрету, Петрович, — сказал своему новому шефу Артем утром, — у рабочих ведь рефлекс: если пиджак и галстук, значит, будут драть.

— А может мне самокрутку скрутить? — скептически осматривая себя в зеркале, поинтересовался Чебуреков.

— Это — лишнее, — серьезно ответил Артем, — кстати, а где ваш помощник, с которым вы ездили до сих пор?

— Да ну его! — отмахнулся Василий Петрович, — я вместо помощника возил своего приятеля, да он так и норовит к бутылке приложиться. Основательно, подлец, надирается — до зеленых чертей. А куда мне с пьяным помощником? Засмеют!

— Как пить дать! — согласился Орлов, — кстати, а имиджмейкер у вас имеется? Что-то я из членов депутатской команды наблюдаю минимум: себя и вас.

— Имиджмейкер у меня — моя супруга, — просто ответил кандидат в депутаты, — вот уже два десятка лет она по утрам подбирает мне одежду, в которой я хожу на работу. Из остальных членов команды есть лишь Марина. Секретарем работает, ну и заодно на телефоне по вечерам сидит в опорном пункте. Будешь ее подстраховывать. Страшно все-таки бабенке до одиннадцати вечера в одиночестве заседать.

— А вы? — удивился Артем.

— Блин, ну ты даешь! — воскликнул Чебуреков, — у меня ведь еще и совхоз имеется! Забыл?

— Забыл, — честно признался парень, — прошу прощения. Скажите, Василий Петрович, а чего ради вообще люди лезут в депутаты. Хлебное место, не спорю, но и хлопот достаточно!

— Ну ты даешь! — покачал головой собеседник, — это ведь карьера! Понимаешь, карьера! Если идти как все, то лестница такова: сначала тебе поручают совхоз-колхоз, а если справляешься, могут взять в район. Могут. Через некоторое время. Если хорошо справляешься в районе, могут взять в область. Опять же, могут. Если там хорошо себя зарекомендуешь, то могут дать район. И так далее, улавливаешь?

— Понял — челночный метод, — кивнул парень, — у депутата возможностей для роста больше. Да и глянулся кому-то в столице — могут дать работу прямо там.

— Видишь, уловил! — довольно засмеялся Василий Петрович, — я, значит, в тебе не ошибся.

Он наклонился к водителю и спросил, сколько тот заправил бензина. Водитель по имени Миша, молодой парень лет двадцати семи, пожал плечами.

— Петрович, вы ведь вчера сказали заливать полный бак!

— Правильно сказал. Нам нужно сегодня в двух местах побывать: в Нижнем Мосту и в Яблоневке. В Яблоневке, Артем, председателем тамошнего колхоза работает мой приятель, Герасимов Коля. Там проблем быть не должно. А вот в Нижнем Мосту председатель — мой старый противник, Колька Ткач. Голоса нужны, иначе бы в той местности ноги моей не было...

Орлов неспешно размял свои длинные ноги, испытывающие от сидения сзади известный дискомфорт, глянул на часы.

— Половина восьмого. Скажите, Василий Петрович, а в чем причина вашей вражды? Я имею в виду Ткача.

— Бабу увел в молодости, какие тут еще причины могут быть! — рассмеялся Чебуреков, — учились мы с ним на одном курсе в сельхозинституте, ухаживали за одной и той же девушкой, но она выбрала меня. Олечка является моей супругой вот уже двадцать лет — так то!

— Да ну? — усомнился Артем, — за двадцать лет уже можно и простить было. Экий ваш приятель злопамятный!

— До того злопамятный, падла, что на моей родной сестре женился! — признался как на духу кандидат.

— Так что, он ваш зять, получается?

— Зять, — подтвердил Василий Петрович, — но мне от этого не легче. Палки мне в колеса он точно ставить не будет, но и помощи от него не дождешься. Поэтому мы к нему первому и едем.

— А что? — не понял Артем.

— Приедем к восьми утра — пока все на местах. А если бы приехали к обеду, нам бы сказали: люди все на полях, и собрать их нет никакой возможности. Вроде как и придраться не к чему, но и спасибо говорить тоже не за что. А вот Колька Герасимов — совсем другое дело! Он народ даже ночью собрать может, если его друг Вася попросит. Потому что с Колькой мы никогда и ничего кроме денег не делили, ха-ха!

Артем покивал головой, показывая, что шутку оценил. Можно подумать, что люди из-за денег головы друг другу не отрывали! Вообще, узнав своего нового шефа поближе, Орлов решил, что работать с ним можно. Если смотреть беспристрастно, то совхоз, которым управлял Чебуреков, был на хорошем счету. Пользуясь своими многочисленными связями, Василий Петрович добился того, что в его хозяйстве почти половина техники была импортной — немецкой, а остальная — от известных отечественных производителей. Новые комбайны, сажалки, опрыскиватели, разбрасыватели и пресс-подборщики шли в его совхоз якобы для испытания на месте: будет ли работать на нечерноземе Средне-Европейской равнины агрегаты, предназначенные для цивилизованных, игрушечных полей Западной Европы. После испытаний техника, само собой, оставалась в хозяйстве.

Чебуреков оценил молчание своего помощника, как раздумья над своей последней фразой, и попытался сформулировать мысль конкретнее.

— Артем, ведь деньги сами по себе значат много, но не все. Порой пара-тройка хороших связей может сделать гораздо больше, чем ворох зеленых бумажек. Ваш директор, Михаил Владимирович, приехал в Березовку за тысячи километров отсюда — учил киргизов сеять репу. У него денег не было вообще, а из знакомых — один я. Совхоз ваш в то время трясло, как пьяного эпилептика, люди бежали из него. На машинном дворе, дай бог памяти, стояло пять тракторов и два "газона"-инвалида. Весь двор покрывала такая грязь, что трактора друг дружку вытаскивали за хвосты. Зато теперь как все здорово, правда! Но пять лет назад я лично мотался в область, чтобы помочь Птицыну на первых порах!

Василий Петрович говорил все это просто, не рисуясь, и Артему становилась все более понятней та совокупность неуловимых рычагов и паутинок, благодаря которой в стране функционировала постсоциалистическая система сельского хозяйства. Смесь фермерских и коллективных хозяйств, позволявшая государству, как минимум, оставаться "при своих", а при оптимальной ситуации — поставлять сельскохозяйственную продукцию на экспорт. Ведь принцип коллективного ведения хозяйства, так красиво выглядевший на страницах "Манифеста", в условиях свободного экономического плавания полностью несостоятелен. Из-за человеческого фактора, то есть, чисто субъективных причин. Просчеты и недооценки возвели "Манифест" в ранг утопической фантастики, все будущее в фэнтэзийном мире которой строилось на ложной аксиоме: "Бытие определяет сознание". Бородатый создатель "Манифеста" перепутал себя с Творцом и как бы забыл о глубинах этого самого сознания. То бишь, про тихий омут.

— О чем задумался, помощник? — спросил Василий Петрович, закуривая папиросу. Он предпочитал именно папиросы.

— О принципах построения коллективизации и о Карле Марксе, — машинально ответил Артем.

— Ах, вот ты где! — воскликнул Чебуреков, — ну, и чего удумал?

— Да бред это все! Удивляюсь, как столько лет порой и очень умные люди верят во всякие небылицы.

Кандидат в депутаты довольно пожевал своими толстыми губами. Что ж, кое-чему и такой старпер может научить своего недавнего оппонента.

— Видишь ли, Артем, — сказал задумчиво он, — даже самым умным людям в детстве рассказывают сказки, в которые хочется верить: про скатерть-самобранку, сапоги-скороходы, цветик-семицветик и бедолагу джинна, чей дух заперт в бутылке из-под "Жигулевского" пива. На самом деле, относительное равноправие существовало лишь в первобытнообщинном строе, но и это равноправие было условным: лучший кусок и самая красивая самка (бр-р!) доставались сильнейшему, на крайний случай, более ловкому. Ты ведь помнишь, как было при социализме?

— Помню, — хмыкнул Орлов, — система распределения государственного пирога! Так, чтобы всем по потребности.

— Э, нет, братец! Ежели по потребностям, то всем не хватит! Чтобы овцы были целы и волки сыты — так только в раю бывает. А сказки про рай и про коммунизм, по моему мнению, принадлежат перу одного и того же автора. Так вот, социализм — это первобытнообщинный строй наоборот. Лучший кусок достается более ловкому, в крайнем случае — сильнейшему. В редких случаях — заслужившему.

Артем засмеялся.

— Будете депутатом! — сказал он, — складно излагаете. Красиво даже, я бы сказал.

— Если ты когда-нибудь учил физику, — серьезно сказал Чебуреков, — то ты наверняка обратил внимание на законы сохранения. Эти законы сохранения, мой дорогой Артем, существуют не только в физической среде. Они справедливы и для биологии, и для истории, и даже подозреваю, для какой-нибудь демонологии. Нужно только уметь видеть причинно-следственные связи. Кстати, если ты не заметил, то мы приехали.

Артем осмотрелся. Деревня Нижний Мост была меньше Березовки, но гораздо старше. Она получила свое название из-за постоянных проблем с местным гидротехническим сооружением. Проблемы эти начались еще до революции 1917 года, благополучно пережили советскую власть и продолжали быть актуальными в двадцать первом веке. Вот уже сто двадцать лет подряд весенний ледоход напрочь сносил местный мост — через речку Березовку (тезку родной деревеньки Артема), и каждый год местные власти кропотливо его отстраивали. Не отстроить было нельзя — на том берегу располагалась львиная доля угодий местного колхоза и целых четыре деревни. На капитальный мост не было средств — дорога на ту сторону была даже не районного масштаба, а одинокому колхозу собрать такую кучу денег не представлялось возможным.

Выше по течению Березовки располагалась деревенька Верхний Мост, вполовину меньшая за центральную усадьбу колхоза. Там проблему моста решили радикально: натянули через реку несколько тросов и поверху положили дощатый настил с перилами. Это сооружение вполне выдерживало легкий трактор системы "лопотун", нагруженный десятью мешками картофеля, и не очень пьяного тракториста. Время от времени в настиле заменялись гнилые доски, но он служил верой и правдой вот уже три десятка лет.

— Петрович, — внезапно сказал Артем, — я знаю, как получить здесь большинство голосов!

— Вряд ли, — покачал головой Чебуреков, — мой конкурент в понедельник здесь пообещал центральную улицу заасфальтировать.

— А вы пообещаете разобраться в ситуации с мостом! — предложил Орлов.

— Ты что, сдурел? — отмахнулся кандидат в депутаты, — в этой ситуация советская власть за семьдесят лет не разобралась. Куда мне!

— Разберемся! — пообещал Орлов, — у меня приятель работает заместителем редактора в одной из центральных газет. Туману напустим — разберемся.

Чебуреков очень удивился.

— Я не понял, кто из нас кандидат? — сказал он, — что-то ты больше меня начинаешь обещать. А... хороший приятель, что ли?

— Лучше не бывает! — кивнул Артем, — сейчас с моей бывшей женой живет.

Сардонический смех Чебурекова наполнил кабину. Отсмеявшись, он вытер рот платком и посмотрел в зеркальце.

— Опасный ты человек, Орлов, — сказал он, — на собственном горе паразитируешь. Боюсь, как бы нам с тобой вместо кресла депутата не попасть на электрический стул. Ну, да ладно, бог милостив. Хорошо, мост построить не пообещаю, а вот в ситуации разобраться — ради бога! Ха-ха!

Собрание в этот раз, вопреки опасениям Василия Петровича, прошло довольно спокойно. Пока он вышивал вилами по воде, Артем реагировал на язвительные выпады с места. Вопрос одной из доярок: "До каких пор мы будем наблюдать в магазине отсутствие яиц?" Ответ Артема: "Терпение, мадам, я спрошу у президента!" Мужской крик с галерки: "Вам бы только до кормушки добраться!" Молниеносный ответ помощника: "А вам — до поилки! Впрочем, судя по запаху, вы до нее уже добрались!" Смех в зале. Сидящий возле Артема за столом Николай Иванович Ткач зафыркал и, точно кот, вытер лицо лапой. Он был настроен довольно благодушно — уничижением не занимался, только неодобрительно посматривал на шевелюру Артема.

В конце своей речи Чебуреков затронул тему о набившем оскомину мосте. Тотчас в выступающего полетели виртуальные помидоры и призрачные коровьи лепешки — настолько больной оказалась тема. Даже Ткач перестал мирно сопеть и налил кровью свои выпученные глаза. Василий Петрович несколько смешался и снова завалил концовку. Укоризненно глянул на Артема, мол, говорил тебе, не стоит. Сел. Артем поднялся и кинул взгляд в революционно настроенные массы.

— Чего вы расшумелись? — спросил он, — если наступили на вашу любимую мозоль, то сердечно просим извинения. Или решение этой исторической проблемы вас уже не интересует?

— Интересует, — ответил за всех Ткач, — эта квадратура круга уже всех зае... заколебала. Особенно директора школы (вон сидит), которому по весне приходится раскошеливаться на новое стекло для школьных окон.