Вошь на гребешке

Спайка, область близ грани миров

— Тэра — прорицательница, и уже потому надо было слушать её, а она твердила изо дня в день, что я дура, не владеющая собой(70). Все, что я делаю, не по воле ума творится, — стонала Милена, из последних сил цепляясь за реальность.

Были бы руки, цепляться оказалось бы куда проще. Но треклятая спайка вывернула и выкрутила все так, что теперь сложно сообразить, что это такое — руки — и как ими пользоваться. Хорошо уже то, что дар вальза наконец проснулся внятно и определенно. Дар без участия сознания создал наименьшую возможную, но все же пока что достаточную защиту для сущности. Глубокая, острая спайка миновала пик развития и распадалась, но пока она еще могла утащить Милену в никуда, или смять окончательно, или изуродовать, или же... Захотелось скрипнуть зубами и зажмуриться. Но пришлось всего-то строго-настрого запретить себе воображать, что еще может сотворить миротрясение, хаотично сопрягающее слои реальности.

— Осмотрюсь, — посоветовала себе Милена.

Чужой мир был, это она поняла сразу, весьма далек от смежных с Нитлем и даже дальних, смутно знакомых по детству: тех, куда из родного леса вели мягкие перегибы коренных складок.

— Плоскость, чер её раздери, — обреченно признала Милена, старательно убеждая себя, что сама она существует, говорит или хотя бы помнит, что означает понятие "бытие". — Ну как есть — плоскость... вот занесло!

Рассвет в новом мире был ленив и сер. Он кое-как подпирал тяжеленные тучи соломинками лучей, просыпанных сверху сквозь щели облачности. Милена старательно представила, как она вздыхает и поводит плечами. При таких плечах и такой шее — ей шло это движение. Ей все шло, чего уж... было дело, было и тело.

Рядом, ощутимые и понятные, легко поддающиеся наблюдению, копошились местные жители. Они вели себя пока что вполне предсказуемо. Первыми попались в поле наблюдения те, кто помимо своих убогих способностей невольно спровоцировал резонансный эффект, столь важный для создания слабины в защите Руннара. Эти людишки довели до панического расслоения тела и души своего соплеменника. Сперва Милена сочла их местными ангами, но сразу передумала. То был жалкий сброд. Руннар, пусть и мелькнувший лишь на краткий миг, оказался им не по силам: уцелевшие сбежали, не помня себя.

Довольно долго, если верить изрядно сбоящему ощущению времени, Милена боролась с остаточными завихрениями рассасывавшейся спайки, утверждаясь в реальности. И не важно, что это за мир, главное — не провалиться вовсе в никуда! Пока буря длилась, было не до изучения окрестностей. Но позже, позволив себе обрести надежду на лучший исход, Милена огляделась — важно помнить навык тела, даже не имея пока что такового.

Местные трусоватые недоумки как раз прекратили паниковать, бежать без оглядки, сопеть и судорожно лапать оружие. Кто-то главный в их жизни был, вроде хозяина(71). Что-то их держало, пусть на шеях и не видать ошейников... Ради дел хозяина его людишки вернулись, переборов ужас. Огляделись, постепенно обнаглели, потоптались возле неподвижного тела того, кто расслоился. Подобрали нечто важное и снова сбежали: издали потянулось новое сборище местных, тесно упиханных в самоходные повозки, выштампованные из мертвого железа.

— Технологии в развитии, жар-камень вам под зад, — Милена весьма точно представила, как она кривит красивую, чуть вздернутую верхнюю губу. — Значит, точно плоскость. Мертвое железо, бездушный лес и толпы одомашненных людишек.

"Людишки" выбрались из своих повозок и принялись бестолково и разрозненно суетиться. Быстро сделалось понятно, что настоящего единого хозяина у них нет. Что все норовят урвать для себя малую выгоду или хотя бы не попасть под тяжесть большой беды. То и другое местные понимали с лету.

Милена висела, не вполне уверенно сознавая себя в мире и старательно изгоняя даже намек на панику. Она тут застряла. И дело плохо: её не видят, сама она не может двигаться и лишь плавно, неуправляемо дрейфует, как клок тумана или тень здания. Не быстрее...

Людишки суетливо натянули цветные ленточки, будто для детской игры. Принялись сверкать светом из небольших коробок, прижимаемых к лицу. Принципа работы Милена не поняла, но сообразила: так они стараются сберечь точный вид того, что вынуждает каждого из присутствующих бледнеть все более.

Пользуясь исчерпанием энергии спайки, Милена осторожно сняла защиту и перераспределила силы, нехотя, как пловец в ледяную и к тому же грязную воду, погружаясь в мир, налаживая с ним первые пробные связи. Информация тут, в плоскости, была за высоченным барьером, люди напрямую до слоя не дотягивались и жили, как растения в игрушечной грядке: отрезанные от главного почвенного горизонта, на капельном поливе...

— Мерзость, — пожаловалась Милена себе самой.

Язык, пусть и понимаемый весьма общо, уже постепенно тек по новым жилкам, по свежим тонким корешкам, врастающим в мир. Наречие местных людей заполняло отведенное ему место в сознании, готовя почву к первичному пониманию, к взращиванию более внятной общности.

Милена попробовала дотянуться за второй барьер, к питательной среде мира — но испытала острое разочарование. Это плоскость! Мир, отделенный от людей. Пойди пойми, кого жалеть: то ли планета сирота и уродуется жителями, то ли люди — нищие и кое-как выживают на скудном подаянии...

— Просто у них все иначе, — урезонила себя Милена и продолжила наблюдать.

Сейчас было важно прекратить внутреннюю панику, способную перерасти в кромешное отчаяние. Рядом нет ни Черны, ни того, что должно было выделиться из Руннара после срыва шкуры. Их нет! Их нигде нет, значит, или разметало бурей, или хуже, унесло далее... куда? А пойди пойми, если ты — воспоминание о себе. Меньше, чем иллюзия. Тебя такой уже и не должно быть.

— Кто-то меня держит, — недоуменно признала Милена. — Но кто?

Ответа не было, и пока что пришлось отрешиться от того, что неизменно злило Черну — от бесконечного копания в себе...

Уже подтянулись повозки посолиднее, из них выбрались люди. Эти не умели спешить или желали выглядеть именно так, и каждым вальяжным жестом добирали солидности. Они гуляли по площадке, озирались, ничего не понимали и потому кивали особенно медленно и веско. А еще гости потели, они все в душе были мелкими тварюшками и ведали страх, более того — служили своему страху, как хозяину.

Язык уже сделался понятен в той мере, чтобы воспринимать разговоры вполне уверенно, ловить суть. Конечно, приходилось прилагать немалые усилия. Люди разбились на группки, они бубнили разное и думали о разном, и боялись каждый своего.

Вот суетятся над телом расслоившегося. Все в одинаковых зеленоватых накидках. Щупают руку — пульс проверяют, это понятно. Теперь зрачки... До толкового травника и тем более псаря всякому из "зеленых" — ну как Ружане до духовного уровня великана. Однако тут иной мир, и, скорее всего, в нем нет привычных способов лечения. Значит, расслоившемуся не помочь. Какое там, без толковых связей с миром и не понять причину постигшей его беды. Во: отчаялись, накрыли простыней по горло, потащили в повозку. Ах, да, в машину.

Вторая группа. Одеты однообразно, при оружии. За порядок они отвечают, тут и сомневаться не приходится. И пока что никакого порядка не наблюдают, как отчитываться перед важными людьми — не понимают и сами ничего решать не готовы. Фотографируют — это слово Милена поняла довольно быстро. Ждут звонка. Это тоже весьма прозрачно.

А вот подкатили хозяева покрупнее, пусть и не самые важные. Машина велика и плывет мягко, её пропускают на лучшее место, дверь распахивают, человека опекают и охраняют, ему кивают так, что сразу понятно — кланяются... Быстро и негромко рассказывают, сбиваясь на домыслы, пугаясь их и замолкая на полуслове.

— Это старый полигон, утилизация официально прекращена уже... — задыхается человек в сером.

— Кончай учить ученого, — морщится хозяин. — Короче.

— Нет отходов. Вчера были, сейчас — нет, — срывающимся голосом выдавливает 'серый'. — Мы подняли документы. Это старый полигон, МКАД рядом, но тут 15 Га, понимаете ли, терриконы вот такие... были. По краю кое-что уцелело, а внутри... в середине, значит... в эпицентре...

— Не сипи. Тебе чего, чужого дерьма жаль? Или объявишь в розыск? — хозяин принимается сыто похрюкивать смехом, выгадывая время и щурясь, и выбирая удобный себе путь развития ситуации. — Так, придурков фотографов убрать. Всю съемку — мне, срочно. Камеры наружного наблюдения есть? Вот, оттуда изъять тоже. У посторонних срочно — подписку о неразглашении.

— Неразглашении... чего?

— Всего, идиот! — хозяин орет, охотно выплескивая эмоции и заодно избегая ответа, потому что как раз ответа-то у него и нет. — Срочно!

— А след — как с ним?

— Какой след? — обреченно морщится хозяин.

— Вот, — серый указывает на отпечаток лапы Руннара, глубокий и отчетливый, вдавленный в спекшийся мусор словно намеренно, в доказательство реальности неведомого. — Извольте видеть... Юрский период, типа того...

— И как же ты с таким типа того — динозавровым мозгом до майора дослужился, — сочувствует хозяин. — Нет следа. Нет ничего необычного. Всех убрать отсюда. Что за паника на ровном месте?

— А покушение на убийство? — серый указал в сторону тех, кого Милена мысленно назвала травниками. — Неопознанный пока что человек, согласно опросу медиков вот — в коме. И во-он там, мы уже составили протокол, имеются — ноги... Две ноги, парные. Предположительно мужские, ботинки сорок третьего размера, лейбл 'панама як', почти новые... Брючины две штуки черные, парные, классика... Прочие части тела и одежда на них надетая... вся, что имела место на неопознанном трупе, предположительно съедена предположительным зверем, оставившим след.

— Сколько у тебя звездочек на погонах? — всерьез озверел хозяин. — Еще раз упомянешь муру, годную для идиотов-уфологов, сам сожрешь и погоны, и звездочки. Не предположительно, а усердно и тщательно прожевывая, понял? Кончай с пургой. Ноги к делу не пришьешь, тут полигон ТБО, оформи покойника, как бомжа... Причина комы второго бомжа — вопрос для медиков, тут все ясно. Нет повода для дела, усек? Оцепить район, я распорядился и в этом вам окажут помощь. Убрать посторонних. Исполняй. Или есть еще вопросы?

— Н-нет. Никак нет.

Хозяин одобрительно кивнул, нашарил нечто у пояса и потянул к уху. Зашагал прочь, тихо бормоча. Кроме Милены едва ли кто-то мог разобрать слова.

— Ну да, утро ранее, я на ногах, служу народу. И ты вставай, трудяга. Кто слезно просил место под застроечку, да чтоб рядом с МКАД? Пляши, тут случай... особый. Надо кое-что срочно подчистить, сразу предупреждаю. Нет, никакого криминала! Так, мелкая чертовщинка размером в 15 Га. Пропал мусор с полигона, много мусора. Как раз под толковый проект. Да, пятнадцать Га ничейной земли, интересный рельеф и МКАД видать в бинокль. Нет, не так... Ты плохо слушал или не проснулся! Хозяева у полигона есть, это само собой. Только они-то пока не в курсах, что мусор сгинул... Вот и прикинь, сколько они приплатят тебе за право избавиться от обузы. Сейчас я позвоню куда надо, их напрягут, экологи у нас всегда готовы в бой, а можно и зелеными пугануть. Ну вот, проснулся: именно, тебе первому звоню, цени и соображай, часики тикают. Вас много, а чертовщинка — штука эксклюзивная, на моей памяти такое везение прет впервые. — Человек остановился, его шея забагровела от притока крови и бешенства. Оглядевшись и убедившись, что чужих рядом нет, он заорал в полный голос, обращаясь к невидимому собеседнику: — Идиот! Какая на хер радиация, какие, к лешему, обдолбанные пришельцы на блюдце с голубой каймой? Кому нужен гребаный мусор? Да найдись такие придурки, я расцелую их в жо... — Хозяин замолчал, поправил одежду и отдышался. Захрюкал смехом. — Если и так, не нам тут жить, верно подметил. Вот и молодец. Но, сам понимаешь: успеешь почистить до полудня — ты в шоколаде. А просочится дерьмо, слухи пойдут — и все, и накрылся твой помоечный город-сад... Я не волшебник, мало ли кто еще прилетит в голубом вертолете и мало ли, какое кино закрутит. Вот теперь ты в теме и спешишь, как надо.

Важный человек чуть помолчал и другим тоном стал давать указания новому собеседнику, определенно мелкому и подчиненному: говорил без уважения, грязных слов добавлял куда больше, чем прежде, ответов не слушал. Милена устала от выслушивания беседы с большим числом малопонятных слов, ложащихся в чуждый узор говора. Здешние ловкачи ей малоинтересны. Жить в этом мире бывшая любимая ученица самой Тэры Арианы, несравненной предсказательницы, не собиралась. Ей ли не знать, что плоскость для вальзов — место гиблое, тут дар тускнеет и постепенно гаснет, жизнь делается коротка, а возможность возврата домой сокращается с каждой новой ниточкой-связью, врастающей в здешнее бытие.

— Черна...

Звать с надеждой ту, кого Милена никогда не полагала подругой, было особенно неприятно. Хотелось отомстить неугомонной воительнице за свою собственную глупость. Какой ядовитый вьюн пророс в душе и воссоединил рассудок и безоглядное намерение, бросившее в чужой бой? И ведь прирос, отравил ум и вынудил сперва тащиться на поляну и прятаться в зарослях чахлого краснобыльника, затем унижаться перед мальчишкой Вростом, уговаривать его стащить из кладовой запасной дуффовый плащ... Если бы Черна не повредила руку, уговаривая буга встать под седло, если бы она не собрала по своей прихоти забытые Миленой в замке вещи, если бы ушла и не вернулась, оставив в лесу, если бы...

— Черна! — второй раз звать было еще противнее, потому что, помимо злости на себя и воительницу, снова отчетливо проступал страх.

То, что Руннар не игрушка Тэры, а изнанка дорогого хозяйке человека, знала до боя, пожалуй, лишь Милена. Она сопровождала первую даму севера в поездках, она была рядом, когда Тэра отходила ко сну и пробуждалась, она выпускала зверя на прогулки и снова подзывала утром, когда он являлся из леса мокрый, пахнущий чужой кровью и свежим соком, добытым из взрезанных корней. Многие годы наблюдений позволили заглянуть за занавесь тайны, отдернув самый её краешек — но хоть так... Руннар был изнанкой, перевертышем, выродком. Сохранять для него подобие жизни не имела права даже Тэра с её положением хозяйки замка и первой дамы севера. Эта тайна могла стать поводом для торга с хозяйкой, и потому Милена берегла её, не делясь ни с кем столь ценным сокровищем. И вот — добереглась.

Черна помогла уйти достойно, не стать в глазах людей замка смешной, слабой. Отплатив ей за помощь, Милена намеревалась получить выгоду, выторговать после победы воительницы прежнее место у правого плеча Тэры, а в придачу и огниво в наследство. Увы, дело обернулось вовсе криво. То есть Врост нащупал корень, как ему и было велено. Милена прорвалась в круг боя, успела выкрикнуть главное и даже осознала, что Черна её слышала, приняла совет, а потом... Потом спайка все же образовалась и достигла полной глубины. Любые замыслы и надежды утратили смысл.

(70) Владение собой — Умение контролировать и понимать себя вплоть до подсознания — обязанность взрослого вальза или анга. И это понятно: если ты опаснее атомной бомбы по потенцальной способности к разрушению, "красная кнопка" не может приводиться в действие любой истерикой. Так что грубоватое определение "обезьяна с гранатой" в отношении Милены, например, не отражает и десятой доли её потенциальной опасности для мира, нечаянно приютившего невзрослую ученицу Тэры Арианы.