Кайа. История про одолженную жизнь (том Первый)

Класс заржал. Даже учитель улыбнулась.

Я тоже улыбнулся, посмотрев на ближайшую ко мне девочку, на лацкане пиджачка которой была приколота позолоченная цифра 7, означавшая, что она учится в седьмом классе. А стало быть, если я слегка "щелкну по носу" зловредному ребенку — слишком много вопросов ко мне не возникнет.

Я посмотрел на доску и сказал, пожав плечами:

— И правда, задачка элементарная, любой справится.

После чего сделал шаг в сторону выхода, а класс загоготал.

— А ну стой, — с ухмылкой сказала мне учитель, которую я, похоже, раззадорил, — элементарная говоришь? Любой справится, да? Ладно! Попробуй решить. Не получится, я сообщу твоему воспитателю, и ты получишь серьезный штраф, за пустую похвальбу.

— Ладно, — ответил я, — беря девайс, с помощью которого пишут на электронной доске.

Повертел его в руках, ища кнопку включения, чем вызвал новую порцию смешков из класса. Сладив, наконец, с девайсом — приступил к решению задачи.

Несмотря на то, что задача была для седьмого класса, простой она не была. А была вполне себе с хитрецой. Так что не всякой местной воспитаннице эта задача была "по зубам".

Ну я-то — не всякая, поэтому, быстро разделавшись с ней, сказал учителю, кладя девайс на место:

— Кажется так.

В классе наступила такая тишина, что стало слышно летящую муху.

— Верно решила, — сказала та и, добавила, с улыбочкой, — своему воспитателю скажешь, что Елена Николаевна, учитель математики, штрафует тебя на пять очков. За то, что без разрешения прервала урок. Иди.

Класс, за моей спиной, злорадно загудел. Ну да, все верно, выскочек никто не любит.

Глава 12

Вечером того же дня. Сижу, никого не трогаю, изучаю аппаратно-программную среду. Девчонки, которые были в комнате, также занимались своими делами — Оксана делала уроки, Мари — раскачиваясь взад и вперед, глядела куда-то там, одной ей ведомо куда.

Внезапно наша уютная и спокойная обстановка была разрушена вторжением Яны, которая, как-то уж слишком радостно, сказала, слегка отдышавшись:

— Девчата! Быстро! Всех в общем зале собирают! Сейчас жирную драть будут!

Общая зала — это большое рекреационное помещение в нашем общежитии. Куда мы все и отправились без лишних слов.

В Пансионе было в ходу телесное наказание. Если за большинство проступков, в "особых классах", просто накладывали штраф, то за некоторые из них — пороли розгами. В своем кругу, так сказать, в общежитии. Впрочем, это касалось не только "особых классов", но и вообще всех воспитанниц. Министерство Войны, видимо считало, что через близкое знакомство розог с задницами воспитанниц — проблем с дисциплиной станет гораздо меньше, да и успеваемость повысится.

В правилах также был пунктик про то, что "особо отличившихся", вместо изгнания из Пансиона, могут выпороть прилюдно, на утреннем построении, перед общим строем. Но, как я понял, эта мера сейчас не очень популярна у администрации, из-за парочки скандалов, когда какая-то из воспитанниц сняла экзекуцию на камеру своего видеофона и выложила запись в сеть. Сейчас насчет видеофонов правила ужесточили и если кто-то попадется на выкладывании в Сеть чего-либо, несогласованного с администрацией, то этого талантливого оператора саму ожидает порка, в лучшем случае, или исключение.

В зале собрались уже практически все из 60 воспитанниц "особых классов", плюс два воспитателя.

Мы посторонились, так как две воспитанницы тащили из подсобки, мимо нас, что-то вроде "козла", на котором пилят дрова и прочее разное. Только предназначение данного устройства было несколько иным, можно сказать, почти пыточным. На нем "раскладывали", закрепив руки, тех воспитанниц, что должны были подвергнуться порке.

А вот и еще один воспитатель, ведет "злодейку" и "потерпевшую".

Сама "драма" разыгралась еще днем, но наказание назначили на вечерний час, перед "отбоем", когда все вернутся в общежитие, дабы устрашить сразу всех воспитанниц "особых классов".

"Ужасное преступление" — было абсолютно бытовым и вполне обычным в среде детей.

Одна из "младшеньких" воспитанниц, притащила из дома кулек конфет и намеревалась растянуть лакомство на как можно дольше, но уходя по своим делам, забыла, что "в большой семье клювом не щелкают". И вместо того, чтобы убрать сладости в запираемую тумбочку, она, по неопытности, положила кулек на тумбочку.

А у "преступницы" не выдержала душа, при виде сладенького. Так что, вернувшись, хозяйка конфет увидела страшное — гору фантиков и "преступницу", доедавшую "последнюю из кулька".

Далее, по всему этажу разносились вой и вопли ребенка, у которого "отобрали конфетку". Обычно у нас, как я понял, случаи воровства не расследуют. Заминают и все тут. Ибо, как любил говаривать мой служивший в армии университетский приятель — "не украли, а проебал!".

Еще когда только въезжал в общежитие, старший воспитатель предупреждала: за сохранность своих вещей отвечаешь только ты сама!

Но в данном случае было сделано исключение, так как "преступница" сама попалась "на горячем" и было принято "педагогическое" решение — розги.

В самом центре Зала, в окружении воспитанниц, а зал был заполнен битком, одна из воспитателей начала свою речь. Говорила она о том, что все воспитанницы — являются "сестрами" друг другу и что воровать, чтобы то ни было, у сестер — деяние крайне постыдное и должно быть сурово наказано.

И чтобы мы, воспитанницы, запомнили навсегда сегодняшний день, дабы им, воспитателям, не приходилось по этому поводу браться за розги вновь. И краснеть за то, что среди их подопечных есть та, что ворует у своих сестер.

— Снимай штаны, — сказала воспитатель воровке.

— Я больше не буду, простите! — насупившись, ответила та.

Здоровенная девица, выше 180 сантиметров и очень "широкая в кости", хотя и не "жирная", каковой обозвала ее Яна. Вид она имела — абсолютно простецкий и была явно из какого-то забытого Богом отдаленного гарнизона, где ее отец "тянул лямку" на военной службе.

— А больше и не надо! Ты сожрала все, до последней! Я ни одной не попробовала! — разъярилась "потерпевшая" и задрав голову, ибо доставала той, разве что, "до пупка", ругала ее на чем свет стоит.

Воспитатель прокашлялась, чем моментально призвала "потерпевшую" к порядку.

— Я последний раз тебе говорю, — вновь сказала она любительнице чужого сладенького, — снимай штаны! Не подчинишься, наказание будет суровее.

Та, начав всхлипывать, спустила, как и было приказано, штаны. На ее трусах, в районе правой ягодицы, была большая дырка, что немедленно вызвало злорадный смех и веселое шушуканье воспитанниц, из числа тех, кто стоял позади нее. Воровка ярко покраснела, со стыда.

— Трусы тоже долой! — приказала воспитатель и та, под злорадные ухмылки зрительниц, сняла и трусы, после чего попыталась прикрыть "срам" рукой.

— Руки в петли!

После того как "злодейку" разложили на "козле", выставив ее задницу на всеобщее обозрение и закрепив ее руки ремнями, Катя — так звали "злодейку", начала рыдать в голос. В основном, от унижения, слыша негромкое, но весьма колкое, обсуждение ее "пятой точки" и всего того остального, что открылось для взора уважаемой публики.

— Я хочу, — сказала воспитатель, беря в руки розги, — чтобы вы запомнили то, что сейчас произойдет, и чтобы больше подобного в этих стенах не происходило.

После чего, сильно ударила розгами по заднице, чем вызвала дикий вопль наказуемой. Второй удар, третий, десятый. Воспитатель и не думала прекращать наказание. Катя уже истошно орала, не переставая. Ее глаза повылезали "из орбит".

Воспитатель лупила по заднице без всякой жалости, сильно, но не изо всех сил, явно имея солидный опыт обращения с розгами.

Девчонки из "особых классов", поначалу, смотрели на экзекуцию, кто со злорадством, кто с жалостью. Теперь же, по истечению солидного уже числа ударов, диких криков и красных полос на заднице — на происходящее смотрели с ужасом и отвращением.

— Глянь на новенькую, на Принцесску из 15 комнаты, — сказала одна из воспитанниц, на ухо своей подруге, показывая подбородком на Кайю, — как можно быть такой спокойной, когда так сильно порют человека? Что она за чудовище? Ни один мускул на ее лице не дрогнул! И стоит, и смотрит, будто перед ней чашку с чаем ставят!

Она сделала жест, будто сплевывала. Ее подруга ответила на это:

— Ты же знаешь, чья она. В ихнем Имении небось прислугу ежедневно порют, может даже и она сама, лично. Так что она привычная. Она нас за людей даже не считает. Забудь о ней, обычная богатая барская гадина.

— Ненавижу таких, как она, — прошипела та, довольно громко, в ответ, — все соки из народа тянут...

— Тихо ты! — шикнула, на слишком уж разошедшуюся, подруга, — не дай Бог услышат!

Наконец, удары прекратились. Воспитатели стащили с "козла" рыдавшую воспитанницу, всю в слезах и соплях. Помогли ей надеть штаны и увели к себе, на продолжение воспитательной беседы и вероятно, для обработки пострадавшей задницы каким-нибудь антисептиком.

Последняя из оставшихся в зале воспитателей, скомандовала затихшим девчонкам:

— Отбой! — она похлопала рукой по "козлу", после чего сказала тем, кто эту штуку принес, — унесите это обратно.

После подобной экзекуции, настроение у всех было на нуле и мы, без разговоров, просто легли спать.

Последующие дни протекали без каких-либо происшествий и были весьма однообразны, ввиду царившей в "особых классах" уставщины.

Я все также продолжал "радовать" учителя русского языка, своим собственным стилем письма, а учителя физики и математики обнаружили во мне несомненный талант.

Изначально, я не хотел выделяться из коллектива своим отсутствием на хозяйственных работах. Но! Во-первых, я обнаружил, что мне и без них не хватает времени на изучение местной "информатики", а также истории и правописания. А во-вторых, мне оказалось "не по статусу" заниматься подобными вещами.

Я очень скоро выяснил, что в этом обществе поговорка: "лучше быть, чем казаться" — не работает. Тут все наоборот, кем кажешься — той, или в моем случае тем, ты и являешься. Этот мир, во всяком случае, в Пансионе, — мир каких-то иллюзий. Как и говорила Маргарита, тут все решает твоя родословная, плюс, конечно, богатство и влияние Семьи. А у меня в этом конкурентов, по крайней мере в "особых классах", не было. Были, конечно, тут девчонки из богатых и влиятельных Семейств, но это все не то. По сравнению с моей Семьей, все они были нищими плебеями.

Так что, хоздеятельностью я не занимался, хоть меня и ставили "в график". Вместо меня эти работы выполняла какая-то иная девочка, которая, впрочем, была абсолютно не в обиде на меня за то, что ей приходится вкалывать вместо меня. Ибо, помимо очков, что она, само собой, получала за выполненную работу, я вознаграждал ее лично от себя. Кому-то покупал в местном буфете пресловутых конфет; кому-то "обед-ужин"; а кому-то, просто давал небольшую сумму денег.

А ведь мог просто отказаться от работы, благо на это бы закрыли глаза и свалить все на кого-нибудь еще, без какой-либо компенсации с моей стороны.

Яна, например, за долю малую, выполняла уборку в комнате и по этажу за меня, когда подходила моя очередь по графику.

В общем, менял семейные денежки на репутацию.

Слухи среди воспитанниц расходились, как лесной пожар. Так что, буквально через день, после моего появления тут, обо мне все уже знали все. Из того, что можно было узнать в сети, плюс, само собой, разные слухи и небылицы.

Что же касается слухов о моей попытке самоубийства и феерического видео, которое, само собой, постарались изъять ото всюду, но как говорится, что попало в Сеть, то..., я, если честно, ожидал худшего. Но, так как девочки, по натуре своей, любят подобные любовные истории, то большинство из них сочувствовали мне.

А еще, я внезапно превратился из просто "Кайи", в "Кайю и ее шайку".

Но тут ларчик открывается просто. Раз от меня можно получить различных "ништяков", то вокруг меня, моментально, начали виться самые разнообразные личности, во главе с Яной, само собой.

За право поработать вместо меня порой случались настоящие стычки. И дело тут не только в "ништяках", что я за это давал, но и в том, как я выяснил, что для подавляющего большинства девушек из низких, а порой и не очень низких, сословий, пределом карьерных мечтаний было, стать Компаньонкой или, как это тут называется — Прислужницей, у такой барышни, как Кайа.

Благо для меня — они не знали моего истинного положения в Семье и того, что вместе со мной, у них, в качестве моей Прислужницы, вполне себе мог появиться шанс быть "законсервированными" или вообще, оказаться на кладбище.

Ставить об этом их в известность я не стал. Пускай себе крутятся вокруг меня, пока это мне не мешает — я не против.

Воскресение. Единственный выходной день в Пансионе. Ранним утром все воспитанницы пошли в храм, который находился в паре километров от Пансиона, на утреннюю службу.

Так как это считалось "выходом в Свет" или что-то вроде, то воспитанницы были одеты "по гражданке" и с платками на головах. В церковь "простоволосых" девиц не пускают.

Мои и еще нескольких девиц шмотки, стали предметом разглядывания, обсуждения и легкой зависти для прочих воспитанниц.

Вообще-то, большинство девочек, за крайне редким исключением, были одеты очень хорошо и весьма, на мой взгляд, стильно. Даже Яна, "лучшие годы" шмоток которой, остались в прошлом.

Так что лично я причин для какой-то шмотницкой зависти не усмотрел. Но, я-то барышня "не по рождению", все-таки. Да и этот мир мне знаком мало, так что в нюансах я не разбираюсь.

Так как литургию служил не кто-то, вроде фельдкурата Отто Каца, из "бравого солдата Швейка", то она, как и все прочие посещенные мною подобные мероприятия, была невыносимо скучна и единственное, что о ней можно было сказать — она, литургия эта, была моим первым "выездным мероприятием" в составе "особых классов" Пансиона.

После того как богослужение закончилось, и мы вернулись в Пансион, я собрался было взяться за ноутбук, когда услыхал Яну, которая, потягиваясь, мечтательно сказала:

— Эх, сейчас девчонки из обычных классов и наши, кто при деньгах, пойдут на барбекю! Вот бы тоже сходить!

— Барбекю? — спросил я

— По воскресениям, для воспитанниц устраивают мясной пир в парковой зоне Пансиона, — пояснила Оксана.

— А почему вы не идете? — спросил я

— Денег нет, — кисло сказала Яна, добавив, — для "особых" мясо — или за деньги, или за очки. Очков очень много надо, так что тоже — не вариант. А просто идти, чтобы посмотреть, как девки жрут и веселятся — это такое.

Вообще-то, я всякие шашлыки люблю, так что, зачем сидеть в такую прекрасную погоду, в душной комнате?

— Девчата, — сказал я, — ай-да, на это ваше барбекю! Я угощаю!

Мое предложение было встречено всеобщим воодушевлением. Даже Оксана, которая большую часть времени — мрачна, как тучка, заулыбалась.

Поставив в известность воспитателя, мы, вчетвером, отправились на кухню, где по воскресениям выдавали, а "особым классам" — продавали, маринованную говядину, для жарки в специально отведенном месте.