Интендант третьего ранга

— Виноват... Искуплю...

— Как? — поинтересовался светловолосый.

— Я... — Матвей понял, что ему представился случай, о котором он втайне мечтал. — Я ничего не сделал против немецкой власти, зато могу быть ей полезен! Знаю в лицо всех коммунистов и комсомольцев в районе. Многие из них сейчас прячутся. Я помогу найти, изобличить... — Матвей едва не сказал "врагов народа", но вовремя прикусил язык.

Незнакомец слушал, его, подняв брови домиком.

— Вы готовы предложить услуги немецкому командованию, я правильно понял?

— Правильно! — горячо заверил Матвей.

— А как же это? — светловолосый похлопал по карману, где спрятал документы Матвея.

— Меня заставили! Я не хотел. Они приставили ко мне этих! — Матвей ткнул пальцем в сторону дрожавших комсомольцев. — Они следили за мной! Это он, — Матвей указал на Васю, — стрелял в девку! Он!

— Я мимо выстрелил! — всхлипнул Вася. — В пол. Он приказал, — кивнул он на Матвея. — Наганом грозил, коли не подчинюсь...

Мужчины во дворе загомонили. Вперед выступил широкоплечий мужик с заметной проседью в бороде.

— Что с ними говорить, Савелий! Сволочи! К стенке!

Мужики одобрительно загудели, но Савелий глянул на сердитого мужика, тот потупился и отступил.

— Ваше счастье, что в пол! — бросил Савелий Васе. — Ты! — повернулся он к Матвею. — Готов письменно подтвердить, что сказал?

Матвей закивал.

Савелий достал из сумки на боку листок бумаги, карандаш, протянул сумку, что было на чем писать. Матвей взял и глянул вопросительно.

— В свободной форме! — подсказал Савелий. — Я, такой-то, обязуюсь верой и правдой служить германскому рейху и беспощадно бороться с его врагами...

Руки у Матвея слегка дрожали, но он заставил себя собраться и четким почерком вывел подсказанные слова. Поставил дату и расписался. И даже расшифровал роспись в скобочках.

Савелий взял бумагу и глянул на комсомольцев:

— Вы?

Петя с Васей переглянулись и покачали головами.

— Мы клятву давали! — сказал Петя, нервно облизывая губы.

— Он — тоже! — кивнул Савелий на Матвея.

Петя снова покачал головой.

— Комбат! — позвал Савелий.

Из рядов мужиков выступил невысокий, коренастый мужчина в форме командира Красной Армии. Форма была ношеная, в некоторых местах залатанная, но чистая. Белой повязки на руке у коренастого не было. Савелий протянул ему листок, командир прочел и посмотрел на Матвея. Взгляд его был полон ненависти. Матвея колотнуло, и он вдруг с ужасом увидел в петлицах командира знаки различия — три кубика. Старший лейтенант... Кубики были матерчатые, самодельные, но цвет их отсвечивал зловеще красным. Ослабев от внезапной догадки, Матвей сообразил, что только что совершил самую большую ошибку в жизни. Говорил ему учитель: "Думай, прежде чем сказать!", но он не усвоил урок...

— Теперь ты единственный представитель власти в районе, — сказал Савелий старшему лейтенанту. — Решай!

— Что тут решать?! — огрызнулся командир. Он вытащил из-за пояса пистолет и толкнул Матвея в шею — Пошел!

На подгибающихся ногах Матвей вышел на улицу. Подталкивая пленника в спину, старший лейтенант заставил его пересечь выгон и остановил у осинки, в которую Матвей столько раз целился из нагана, но ни разу так и не попал. Он стоял, сгорбившись, глядя на мокрый белесый ствол.

"Дождь, ночью прошел дождь, — вдруг подумал Матвей. — А я и не слышал..."

— Повернись! — раздалось позади.

Матвей послушался. Старший лейтенант стоял перед ним с пистолетом в вытянутой руке.

— Из-за таких, как ты! — зло сказал он.

"Что из-за меня?" — хотел спросить Матвей, но не успел. Грудь обожгло, невыносимая боль заполнила тело. Матвей коротко застонал и рухнул ничком — лицом в мокрую траву. Но влаги на щеках он уже не ощутил...

Саломатин вернулся к дому. Комсомольцы стояли во дворе, дрожа то ли от холода, то ли от страха.

— Оденьтесь! — бросил им Саломатин. — Клятву давали, так исполняйте!

К тому времени, как телега с самогонным аппаратом и вещами неудачливых партизан выехала со двора, комсомольцы стояли в строю.

— Винтовку вернете? — спросил Петя, осмелев.

— Посмотрим! — буркнул Саломатин.

— Зачем вы белые повязки надели? — не отстал Петя. — Вы же не полиция?

— Думали тут бандформирование, — непонятно отозвался Саломатин и бросил провожавшей их вдове. — Закопайте его!

"Кого?" — удивился было Петя, но вспомнил и замолчал. У околицы он обернулся. Вдова, упершись ногой в труп уполномоченного, стаскивала с него сапоги. Петя вздрогнул и больше не оглядывался...

10.

Они стояли на подъеме и смотрели на поднимающуюся по дороге колонну.

— Глянь, как идет! — Ланге ткнул дымящейся сигаретой в старика, шагавшего во главе. — Моисей! Ведет богоизбранный народ в страну обетованную! — оберштурмфюрер хохотнул.

Крайнев присмотрелся. Дул встречный пронзительный ветер, люди внизу кутались в пальто и наклоняли головы, пряча лица. Лишь старик, высокий, костистый, с палкой в правой руке (она и впрямь походила на жезл пророка) шел распрямившись. Ветер трепал его длинную бороду: то подбивал ее под воротник, то вытаскивал наружу, то бросал на лицо; старик даже не отмахивался. "Мордехай!" — понял Крайнев.

— Сейчас я его!

Ланге достал из кобуры "парабеллум", прицелился.

— Не стоит! — остановил Крайнев.

— Почему?

— Люди закричат, начнут метаться... Собирай их потом!

— Соображаете! — хмыкнул эсесовец, пряча пистолет. — Я не собирался стрелять, Кернер! Шутил. Еврей вышагивает так нагло... Пусть идет! Карьер рядом... — Ланге снова хохотнул. — Приходилось участвовать в экзекуциях? — полюбопытствовал он минуту спустя.

— Что вы!

— Держитесь хладнокровно... Знаете, как расстреливают большевики?

— Довелось сидеть в камере с бывшим чекистом.

— Вот как? — заинтересовался Ланге.

— Он рассказывал.

— Что?

— Роют длинную яму. Приговоренных усаживают на краю, ноги свешиваются внутрь. Чекист стреляет из нагана в затылок, убитый падает вниз...

— Неплохо! — оценил эсесовец. — Если будет стоять, то упадет на спину — застреленный всегда валится на пулю. Придется сбрасывать, это лишняя морока. Сидящий пойдет вперед; особенно, если упереться сапогом в спину. Но мы не будем так усложнять. Загоним всех в карьер, охрана станет поверху. Ручной пулемет, двадцать винтовок... Можем и мы с вами присоединиться. У меня люггер, у вас — русский карабин...

— Это обязательно?

— Испугались? — засмеялся Ланге.

— Нет навыка.

— Следует привыкать! Вы же немец!

— Немцам положено?

— Нет, конечно! — улыбнулся Ланге. — Даже многие товарищи по партии брезгуют. Никто не любит грязной работы, Кернер! Все хотят быть чистенькими. А мир от скверны пусть чистят другие!

— Считаете их скверной? — Крайнев кивнул на колонну.

— Читали "Протоколы сионских мудрецов"? — вместо ответа спросил Ланге.

— В Советском Союзе эта книга запрещена.

— Неудивительно! Евреи не допустят, чтоб узнали правду.

— Сталин не еврей. И Калинин...

— У Калинина жена еврейка! Мы знаем... Сталин, может, и не еврей, но ничего не сделал, чтоб устранить их от власти. Большинство руководящих постов в России занимают евреи. Либо русские, женатые на еврейках... Евреи руководят этой страной, отсюда и война между нами.

— Вы уверены?

— Большевики хорошо промыли вам мозги, Кернер! Даже тюрьма не излечила... Вы до сих пор считаете: все народы на земле братья, должны жить в мире?

Крайнев пожал плечами.

— Типичная еврейская уловка! Вы будете считать его братом, а он вас — врагом! Понадобится, зароет в землю, не задумываясь. Величие фюрера в том, что открыл нам глаза... Вас не удивляет, что я, немец, так хорошо говорю по-русски?

— Удивляет. Учились в университете?

— У моей семьи не было денег на университет. В "СС" почти нет людей с высшим образованием — все выходцы из простых семей. Я родился в Санкт-Петербурге.

Брови Крайнева поднялись домиком.

— Да, да! — подтвердил Ланге. — Не только родился, но и прожил первые десять лет. У меня была русская няня, по-русски я начал писать раньше, чем по-немецки... У отца была мясная лавка на Литейном, я должен был унаследовать дело...

— Революция? — догадался Крайнев.

— Подлый переворот, который устроили евреи, чтоб захватить страну!

— Лавку конфисковали?

— Сначала разграбили. Пьяные матросы...

— Они были евреями?

— Не прикидывайтесь, дурачком, Кернер! — раздраженно сказал Ланге. — Какие из евреев матросы? Евреи будут воевать за чужую страну? Матросы грабили, евреи руководили... Отцу с семьей пришлось бежать. В Германии у нас не было родственников — мои предки переселились в Россию еще в восемнадцатом веке. Денег тоже не было. Вы, наверное, слышали, что представляла собой Германия после войны? Разруха, всеобщая нищета... В городах работы не было, пришлось наняться батраками к бауэру. Отец вскоре заболел и умер. Мне пришлось пасти свиней. Голодали... — голос Ланге внезапно дрогнул. Крайнев изумленно глянул на эсесовца — в глазах того стояли слезы. — А вы говорите: университет... — продолжил Ланге, справившись с чувствами. — Немцы голодали, евреи процветали. Мигом появилось большое число евреев-миллионеров. Подлая нация! Ей хорошо, когда другим плохо. Как пиявки плывут на запах крови! Мы ели вареную картошку, а они разъезжали на "кадиллаках". Банки, торговля — все к тридцатым годам оказалось в их руках. Если б не фюрер...

— Среди немцев есть миллионеры.

— Они создавали свое богатство веками! Тот же Крупп! Его семья десятилетиями работала, чтоб создать лучшую в мире сталь, лучшие заводы. Что создали евреи? Как можно стать миллионером за несколько лет? Почему евреи больше всех кричат о свободе, равенстве, демократии? Им это нужно, чтоб грабить народ, паразитировать на его теле. Гнилая европейская демократия — еврейское изобретение. Попробуй, привлеки еврея к суду! Тут же набежит свора адвокатов, а они почти сплошь евреи, и станет кричать, что их самого лучшего, самого честного в мире пархатого преследуют за национальность. Как будто сами они никого и никогда не преследовали!

— Интересно! — сощурился Крайнев.

— Читали Библию?

— В Советском Союзе она тоже запрещена. Но мне удалось.

— Помните, как Моисей вывел евреев из Египта?

— Разумеется.

— Куда вывел?

— В землю обетованную

— Земля эта была свободна? Там никто не жил?

— Моавитяне вроде...

— Филистимляне и другие народы. И что сделали евреи? Начали всех беспощадно резать! Дескать, бог эту землю нам отдал. Причем, резали не столько в честном бою, сколько по-подлому. Помните, они договорились с одним городом, что не станут его штурмовать, пусть только жители примут иудаизм. Те поверили, согласились. Мужчины сделали себе обрезание и, когда лежали больными после операции, евреи ворвались в дома и всех перебили. Но знаете в чем самое главное преступление евреев? Они навязали нам своего бога, иудея.

— У бога нет национальности.

— У бога-отца, может, и нет. Но сын... Кто мать Иисуса? Заметьте, бога-отца евреи оставили себе, другим отдали Иисуса. Их бог требует: око за око, зуб за зуб! Иноверца не смей кормить за своим столом, не смей с ним родниться, можешь его обманывать и продавать в рабство. Чему учит Иисус? Все люди равны, не смей противиться насилию, обижают — подставь щеку... Ясно?

— Вас страшно слушать! — искренне признался Крайнев.

— В вашей голове полно большевистского варева, Кернер! — хмыкнул Ланге. — Поэтому я позвал вас на экзекуцию. Хорошо чистит мозги.

Крайнев не ответил.

— Вам не нравится? Крови боитесь?

— Смуты.

— Русские вступятся за евреев? Не смешите! Посмотрите на охранников! Среди них только два немца. Плюс нас двое. Остальные — городская полиция. Все вызвались добровольно: стоило пообещать по чемодану еврейского барахла. Которое, к слову, сами евреи собрали и упаковали, — засмеялся Ланге, указывая на телеги, тянувшиеся в хвосте колонны. — Самое ценное они, конечно, спрятали на себе. Надеются, не найдем...

— Я опасаюсь другого, — покачал головой Крайнев. — Германия освободила крестьян от большевиков, они довольны. Объем обязательных поставок умеренный, впервые за последние годы русские сыты, обуты, одеты, появились излишки. В деревнях играют свадьбы... И тут мы расстреливаем евреев! Русские подумают: "Начали с евреев, доберутся до нас!"

— Потерпят! — отмахнулся Ланге. — Эта территория принадлежит рейху, порядок здесь будет немецкий. Гляньте лучше туда! — оберштурмфюрер указал в другую сторону.

Крайнев повернулся. С возвышения, на котором они стояли, хорошо было видно происходящее у карьера. Колонну, прибывшую из деревни Боровка, охранники пинками и прикладами загоняли в выработку. Среди полицаев выделялся высокий толстый эсесовец в черной форме. Он бесцеремонно сталкивал людей вниз прямо с обрыва.

— Гюнтер! — довольно улыбнулся Ланге. — Специалист по евреям — поискать! С Германии с собой вожу...

Эсесовец еще что-то говорил, Крайнев не слушал, угрюмо пряча лицо в воротник...

На обсуждении операции верховодил Саломатин. Едва услыхав о деле, он загорелся ехать к карьеру. Там исследовал каждый кустик, складку местности: брал у Крайнева карабин, припадал к земле, оценивая сектор обстрела.

— Место открытое! — пожаловался, завершив рекогносцировку. — Бойцов десять-двенадцать за кустами укроется, не больше. До леса далеко, эффективность огня с опушки не та. Плохо...

— Возьми пулемет! — посоветовал Крайнев.

— Из пулемета по толпе? — вздохнул Саломатин. — За немцев работу сделаем! Тут, считай, в упор. Пуля "максима" двоих прошьет...

После долгих и горячих обсуждений, решили все-таки пулемет брать и применять по обстоятельствам. На худой конец дать очередь над головами. Люди испугаются, начнут разбегаться. Немцам будет не до них... Перспектива удачного исхода операции рисовалась туманной. Будут жертвы, возможно большие, но хоть кто-то уцелеет. Надо сразу позаботиться о раненых. Бойцов к великой радости деревенских баб распустили по домам, школьный класс оборудовали под госпиталь. Соню пришлось посвятить в подробности. Услыхав об операции, она странно посмотрела на Крайнева. С той поры он не раз ловил на себе эти взгляды, не понимая их смысл. Соня и раньше поглядывала на него со значением. Крайнева тянуло к ней. Он не раз порывался заглянуть к врачу на огонек, но всякий раз одергивал себя. Заглянет — останется. Это деревня, назавтра все узнают. У Сони муж на фронте. Вернется — расскажут. Обязательно. Доброхоты найдутся. Он не для того здесь, чтоб разбивать семьи...

Как бы то ни было, Соня ревностно отнеслась к поручению: в классе появились койки, матрасы, постельное белье, в фельдшерском пункте были созданы запасы бинтов и йода. Появись сейчас в Кривичах комендант с начальником СД, не миновать бы Крайневу расстрела. Но появиться они не могли. На дороге к деревне Саломатин выставил усиленный наряд с пулеметом и недвусмысленным приказом: при появлении немцев — уничтожить! Крайнев не раз думал, что это было бы лучшим выходом. Исчезновение коменданта и начальника СД посеяло бы растерянность в гарнизоне Города. Пока суд да дело, можно потихоньку вывести евреев. Но немцы не появились...