Приёмыш

Однако, командир БДК с ненавистью смотрел на ещё один контейнер, опускающийся на палубу его корабля.

— Я и так загружен по самые ноздри. У меня десантура в БМПхах спит. А кое-кто и под ними. Я полгода, как на должности, но уже поседел, а сейчас и до инфаркта недалеко. Или до прокуратуры. Их же двадцать штук, млядь! А нам через всю Атлантику шлёпать. И что в них, одному богу известно.

— Ну... Не только богу...

Первый штурман усмехнулся, намекая на принимающего груз прикомандированного контрразведчика, стоящего с пачкой документов на палубе. А рядом с ним, дёргаясь всем телом, как будто пытаясь убежать, но ноги его кто-то приклеил к палубе, размахивая руками, метался старпом.

Командир корабля и вахтенный штурман, он же — командир штурманской части, стояли на правом крыле ходовой рубки и наблюдали за погрузкой сорокафутовых контейнеров.

— Я не могу на это смотреть, — сказал командир, одёрнул китель, сдул невидимую пыль с "каплейских" погон, и уже двинулся в сторону лёгкой двери "капитанского мостика", стальная гермодверь была принайтована к переборке, как на причал выехал "Патриот".

— Комбриг, вашу маму! — Тихо выругался он. — И ни одна млядь не "маякнула". Родной Кронштадт! — Рыкнул командир

Он быстро спустился по внешним правым трапам рубки на контейнерную палубу, но на причал спуститься не успел. Сунувшись на трап, Олег увидел перешагивающего через две ступеньки комбрига.

— Это что на твоей коробке твориться, каплей?! — Начал тот, ещё с трапа, не дойдя до палубы, с трудом захватывая воздух ртом. — Под суд... — он поперхнулся и остановился, — захотел?

— Таащ, командир бригады, разрешите доложить? Особисты командуют. Двое на причале, один на палубе. Прикомандированный. Я и так, и эдак.

— По команде доложил?!

— Так точно!

— Хотя, что это я? Мне ж комендант и звонил. И что в них?

— По бумагам: буровая установка и нефтеперегонный завод.

— Завод?! — Удивился комбриг.

— Мини — завод.

— И как ты это всё потащишь?

— Говорят, посчитали по весу... Там у них что-то лёгкое.

— Знаем мы, что у них там "лёгкое" ... А как посунется?! Атлантика — это вам не мамкина киска. А ты плоский, как... — Он смачно и длинно выругался. — Пошли, к "мачехе" . Документы гляну.

Капраз уверенно двинулся по грузовой палубе от трапа к левому борту.

— Здравия желаю, товарищ капитан первого ранга!

— Здравствуй, майор. Что, мать твою, грузишь?!

Майор молча подал коносаменты. Комбриг правым глазом глянул на бумаги, не спуская левый с майора. Старпом, стоящий рядом вытянувшись в струнку, привычно вздрогнул. "Раздвоение личности" комбрига, как называли высшую степень его бешенства, когда каждый его глаз жил своей жизнью, не сулило майору ничего хорошего. Да и командному составу БДК, впрочем, тоже.

Но майор раскрыл папку, и вынул лист бумаги с большой гербовой печатью и подписью главкома. Оба глаза комбрига сфокусировались на приказе, и он, поняв смысл, обмяк. Поправив правой рукой фуражку, он сказал:

— Пошли, командир, накатим.

— Нам сниматься после погрузки.

— Хуже не будет. И ты, старпом, пошли. Третьим будешь, чтоб не стуканул.

* * *

Большой десантный корабль в сопровождении танкера и АПЛ "Белгород" уже сутки шёл по Атлантике. Шёл ходко, несмотря на пятибальное волнение и шквалистый ветер. Загрузка под "жвак", давала кораблю дополнительную остойчивость. Да и грузовые документы не соврали. Вес у контейнеров был удивительно лёгким.

— Не уж-то не соврали? — В который раз удивлённо выражался кэп, стоя на мостике и тыкнул пальцем в экран радара. — Точка? — Спросил он у второго штурмана.

— Сорок восемь, пятьдесят, ноль девять и два, двадцать три, пятьдесят три.

— Есть, сорок восемь и два.

Командир коротко нажал на кнопку прямой связи с АПЛ. Через мгновение прозвучал ответный кодовый щелчок, это означало, что ещё через минуту "Белгород" нырнул, спрятался под днищем БДК и уравнял ход. Послышался характерный щелчок связи. Отвечать Олег не стал. Лодка под килем.

Волны били в правую скулу и БДК перекатывался через них, играя корпусом и бортами.

Звякнул "аппарат". Матрос моментально снял трубку и вслушался.

— Таащ командир, тащ майор особого отдела.

— Спроси, чего хочет?

Олег не отрывал взгляд и палец от экрана радара.

— Просится на мостик. Говорит, невмоготу.

— Пусть ползёт. А то, фановую систему продувать придётся. Он в обед столько мяса сожрал. Не переварил ещё.

Появившийся в рубке особист выглядел утомлённым, но поздоровался бодро:

— Зрдавжела, товарищ командир. Разрешите?

— И тебе не хворать, товарищ особист, — откликнулся командир. — Присутствуй.

Олег ухмыльнулся. Грубый старпом, когда особист в очередной раз обратился к нему по званию в присутствии военморов, отправил его учить флотский устав, попутно послав его на три буквы:

— Шёл бы ты, майор, учить, на куй, устав.

И добавил, мило улыбаясь и не сдерживая сарказма:

— Ты флотский куратор, или где, майор? Не стыдно наших традиций не знать?

— Я постою у вас? — С тоской сказал майор. — Долго ещё?

— Шутишь? — С надеждой переспросил Олег. — Только вышли.

Майор промолчал.

— Расчетное время — двенадцать суток до бункеровки, — не стал мучить его Олег. — Что, совсем плохо?

Майор обречённо кивнул головой

— Так ты сходи в лазарет, Санёк вколет тебе антиспам. Полегче станет. Совсем не пройдёт, но значительно полегчает.

— Что за "антиспам", — подозрительно набычился майор. — Знаю я ваши шуточки. "Военно-морской юмор", млядь.

— Ни чо не юмор, — поддержал командира второй штурман — молодой лейтенант. — Нам, кадетам, всем кололи. Привыкание к качке вызывает. У него какое-то длинное название. Какой-то антиспазмоли...Хрен запомнишь. Антиспам — короче.

— Ой! Да, ладно вам меня разводить, — усмехнулся майор.

Комкор и штурман недоумённо переглянулись, и одновременно пожали плечами.

Олег снова упёрся взглядом в экран, а штурманец в лобовой иллюминатор рубочного фонаря.

— На румбе? — Спросил штурман.

— 252, — "отбил" матрос.

— Есть — 252, — "репетнул" штурман.

— Я звякну? — Спросил майор.

— Валяй, — одобрил Олег, зная наверняка, куда будет звонить особист.

Майор пробежал пальцем по списку внутренних телефонов и набрал три цифры.

— Александр, у тебя нет ничего от качки? ... Да, это ты мне уже предлагал. А, вколоть? ... Александр Иваныч! И так тошно, — прервал он глумление начмеда. — Таблетки я пробовал. ... Вколоть? ... Антиспазмоли...? — Он посмотрел на безучастных к разговору офицеров. — Я иду к вам.

— Разрешите покинуть рубку, таащ командир? — Спросил он.

— Разрешаю.

Майор вышел. Обстановка на мостике не изменилась. Каждый занимался своим делом. Дверь рубки снова приоткрылась, и в неё заглянул майор.

— Контрразведка, хули, — тихо усмехнулся Олег, не отрывая взгляд от расчетов и клацая клавиатурой навигатора. — Доверяй, но проверяй, епта...

Майор закрыл дверь и снова открыл.

— Ты, что, млядь, майор, как молчаливая кукушка в часах? Тогда где "ку-ку"? — Сурово спросил командир

Особист исчез, мягко, без щелчка, прикрыв дверь.

— Главное, чтобы начмед не покололся, — тихо, без эмоций сказал штурманец.

— Иваныч? — Удивился командир. — Ты бы видел с каким лицом он рассказывает медицинские байки и анекдоты. У него специализация — кожные и венерические болезни. Заслушаешься... У нас морды лопаются и скулы сводит от смеха, а он, хоть бы улыбнулся, Зараза.

Они помолчали.

— Вколет... Сто пудово. Хоть бы не в голову, — покачал головой командир. — С него станется.

Минут через пятнадцать снова заглянул особист.

— Разрешите?

— Разрешаю. А вы чего не в каюту? Может ко сну, после укола, клонить.

— Да? А начмед сказал, наоборот... Взбодрит.

— Да? Ну, кого как. Ему виднее. Он твои анализы лучше знает. Меня в сон клонило, — отозвался комкор и снова застучал по клавиатуре пальцами.

Прошло ещё с полчаса, и майор, стоявший, упёршись лбом в лобовое стекло фонаря, вдруг вздрогнул всем телом, колени его подломились.

— Тьфу, ты... Вырубило, — сказал он.

— А я что говорил, — сказал Олег.

— Я в каюту... Разрешите?

— Разрешаю.

Майор вышел.

— Димедрол, — сказал комкор.

Штурманец, не удержавшись, прыснул.

Олег поднял на него левую бровь. В команде корабля, как и везде на флоте, повелось: шутить шути, но насмехаться не смей. Молодой штурман только входил в военно-морскую семью и эмоции сдерживать ещё только учился. Смеяться будут не те, кто подшучивал, а те, кто будет слушать рассказы про попавшего на флотский развод "армейца".

* * *

Десять суток прошли без эксцессов. На третьи сутки океанского хода подул форвинд и болящим стало полегче. Майор выглядел бодро, но продолжал принимать "антспам". Комсостав воспринял и оценил "шутку" командира позитивно. Без особых чувств и выражений. Важен результат. Член экипажа вернулся в боевой строй, и, если что, мог участвовать в борьбе за живучесть корабля.

У особиста сработал эффект плацебо. Как оказалось, начмед колол майору обычный физраствор. Самовнушение сработало лучше всяких лекарств. А внушать особисты умели и людям, и, как оказалось, себе.

На десятые сутки майор забыл уколоться, а начмед ему не напомнил. На одиннадцатые и двенадцатые тоже. Вспомнил он про "антиспам" только когда БДК подходил к Пуэрто-Кабельо — военно-морской базе Венесуэлы.

— Слушай, Олег Николаевич, а мне, вроде, нормально... Я колоться-то — забыл, — сказал особист. Они уже были на "ты".

— Тебе же говорили — эффект привыкания к качке, а ты не верил, — спокойно сказал командир.

Вахтенный штурман даже не оглянулся, внимательно разглядывая в бинокль приближающийся берег.

* * *

— Послушайте, Сергей Вениаминович, у меня в коносаментах порт выгрузки — Кабельо. Не потащу я ваши контейнера в Венесуэльский залив. И тем паче в Сан-Тимотео. Там и швартоваться-то негде.

— Можно. Я смотрел по лоции. Там глубины приличные. Вы же БДК. У вас дно плоское.

— Смотрел, он... Мы другой БДК... У нас пузо не совсем плоское. Ты посмотри, Петрович, — призвал он в свидетели старпома. — Крыса сухопутная, а туда же...

— Ну почему сразу — "крыса", — обиделся представитель нефтяников, крепкий мужик, лет сорока, лысоватый в строгом сером костюме и галстуке.

Они сидели в капитанской каюте. Под струями кондиционера было прохладно, но за бортом стояли сорок в тени. Олег сидел за рабочим столом в кресле, одетый в тропическую форму и с грустью смотрел на просителя. Он понимал, что деваться ему некуда. Своих на чужбине не бросают.

— Это у военморов сленг такой, не обижайтесь, пожалуйста.

— Там рядом есть Бачакуэро, — тихо сказал старпом.

— Всё равно, лоцман нужен.

— Я договорился, — встрепенулся нефтяник.

Олег дёрнул головой и сжал губы.

— Это секретный корабль. Его ещё даже в штат не ввели. Да и на учения нам надо. Куда мы лоцмана денем?

— Так, там же и высадите. Он потом на какой-нибудь посудине вернётся. Наша фирма оплатит.

Минуту помолчав, командир сказал старпому:

— Завтра снимаемся. Загрузка полная и даже больше. Топлива бери во все щели и тару. И танкеру команду дай. Пусть срочно грузятся. По схеме раз, два, три.

— Всё понял.

Это означало: соляр, керосин, бензин.

— Я вам могу бочек дать.

— Во... На каждый БМП крепи по две бочки, на грузовики, по размеру кузова. Правильно говорю? — Спросил он комбата морпехов.

— Правильно, Олег Николаевич, — сказал подполковник.

— Павел Иванович, а вы так и будете в чёрной форме?

Подполковник усмехнулся.

— Традиции... На фоне пустыни попозируем и переоденемся. Мы привыкли. А то в нашей "цифре" одни лица получаются. И то, если без боевой раскраски.

* * *

БДК только повернул в Венесуэльский залив, когда со стороны Колумбии к нему полетели крылатые ракеты, о чём сообщил вдруг засветившийся экран и голос: "Ракетная Атака".

— Три на нас, три на "Белгород" — сказал штурман, сидящий за монитором радара.

На БДК автоматически заработала "спарка". С "Белгорода" ушли две "Стрелы" и "Игла".

Три раза мигнула и осталась гореть надпись "Купол Включен".

— Ещё одна ракета с норда.

Крылатая ракета вышла из АПЛ, развернулась в воздухе и ушла на север.

— Попали, — сказал первый штурман и мелькнула вспышка.

БДК накрыл розовый туман. Туман был не только вокруг БДК, но и внутри корабля. Внутри ходовой рубки. Туман был плотным, как желе. Олег задержал дыхание и закрыл глаза, но туман не исчез.

— Что с тобой, командир? — Спросил старпом через минуту.

Олег открыл глаза. Туман постепенно рассеивался.

— Что это было? — Спросил комкор.

— Хрен его... Вспышка какая-то...

— А туман?

— Туман? Не видел. Кисель видел.

— Был туман, — сказал штурман.

— Был, — сказал матрос на руле.

— Молчать на руле, — приказал командир. — Держать курс

— Есть молчать, на руле, — отозвался матрос.

— Что на радаре?

— На радаре пусто, кэп. Точки нет. Спутника нет, кэп.

Олег шагнул к мониторам. Точка на мониторе навигатора исчезла.

— Стоп машина. Подруливающие держат место. Фиксирую последнюю точку радаром. Говори.

— 12.01.15.59 и 70.50.20.49.

— Есть. Перенёс. Ориентируемся по радару. Переключаюсь.

— Что за хрень, командир?

— Похоже накрыли нас.

— Но радар пашет...

— Значит, только спутники рубанули. Опроси БЧ.

— Есть — "опросить БЧ", — ответил старпом, и щёлкнул клавишей громкой связи.

— Боевым частям быть готовым доложиться через тридцать секунд.

— Командир, — позвал штурман. — Абрис берега другой.

— Поясни.

— Отматываю память назад... Вот видишь?

— Что за...

— Тут были лиманы, а тут русла рек открытые, — ткнул он пальцем. — И поселений нет. Тут порта нет.

Щёлкнул приёмник переговорного устройства с АПЛ. Олег нажал кнопку.

— На связи.

— Ты спутник видишь?

— Нет.

— И я нет. И танкерманы — нет. Перегружался?

— Нет.

— А я, перегружался. Ноль целых, хрен десятых. Радио, тоже нет. С портовиками связь — ноль. Как там лоцман?

Олег только сейчас вспомнил про лоцмана, оглянулся на него и увидел лицо с расширенными от страха глазами.

— Как самочувствие? — Спросил он.

— Окей! — Ответил лоцман, но губы его дрожали.

— Посмотри за ним, — сказал он старпому. — Что в частях?

— Норма у всех, кроме четвёртых. Связи с берегом нет никакой. И не только связи, но и любых внешних сигналов.

— Накрыли, млядь.

Олег вышел на правое крыло и оглядел горизонт в бинокль. Пусто. Да и что увидишь, когда до ближайшего берега пятьдесят километров? А раньше стояла какая-то "лайба". Олег вернулся в рубку. Старпом, штурман и лоцман смотрели на него. Матрос смотрел прямо по курсу.

— Вольно, на руле. Можно присесть.

Матрос молча посмотрел на командира и присел на высокий табурет рулевого.

— Что-то, господа, меня терзают смутные подозрения. Вроде, место то же самое, но и не то же самое.