— А, наш молодой коллега! Какие-то проблемы в триэс ? Кого это вы привели к нам?
— Знакомьтесь, это мой школьный товарищ, Максим Новак, — представил меня Антон.
— Вижу, вы пришли к нам с серьёзным делом, молодой человек, — обратился ко мне преподаватель, пожимая мою руку и вглядываясь в моё лицо смешливыми, но внимательными глазами. — Я прав? У вас очень решительный вид, — пояснил он.
Его молодой коллега смотрел на меня с любопытством, и я видел, как в его золотисто-карих глазах тоже засветились весёлые искорки. Я улыбнулся обоим и понял, что от моей решительности не осталось и следа.
— Действительно, я прибыл сюда по очень важному вопросу, — стараясь вернуть себе былую серьёзность и важность, сообщил я им. — Как представитель Охранных Систем Общества, я хотел бы поговорить с вами об одном человеке из вашего института.
— Весьма польщён. Беседовать с представителем вашей профессии довольно большая редкость в наше время, — закивал преподаватель.
— Профессии? — переспросил я и с сомнением посмотрел на него. — Вы допускаете существование такой профессии?
— Да, да, именно профессии! — снова закивал преподаватель, и его глаза наполнились живым блеском. — Вам доверена величайшая и ответственейшая работа — очищать души людей от той мути, которая оседала в них на протяжении долгих веков, поколение за поколением, чтобы грязные пороки и психические уродства наших предков никогда больше не появлялись в современном обществе. Это тяжелейший труд, молодой человек! Он требует большого терпения, высокого мастерства и громадной душевной чуткости. Разве не так?
— Пожалуй, вы правы, — смутился я.
— Вот видите! Значит, мы говорим об ещё одной профессии, без которой пока ещё не может обойтись наше общество! По сути, мы с вами, молодой человек, выполняем одну и ту же работу, только вам, должно быть, приходиться значительно труднее. Вы вынуждены сталкиваться и с рецидивами человеческой психики, и с последствиями испорченной морали и бездуховности, явившимися результатом нашего недосмотра. Недосмотра наставников и преподавателей, призванных воспитывать современную молодежь на лучших примерах человеческой истории, культивировать в душах юных ребят высокие чувства и помыслы... Поверьте, это не всегда удается нам в полной мере. Поэтому-то вы и вынуждены исправлять наши ошибки и недочёты.
Он помолчал, глядя на меня грустными глазами. Потом, будто спохватившись, представился:
— Моё имя Винод Чандра. Я преподаватель истории Мирового Воссоединения и одновременно избран в сектор управления института. А это мой коллега, Тор Грин. Он физик по профессии и так же входит в сектор управления.
Блондин почтенно склонил голову, не переставая улыбаться одними глазами.
— Так какой же важный вопрос привёл вас сюда? — поинтересовался Винод Чандра, когда все формальности были соблюдены.
— Я разыскиваю студентку вашего института Дию Рана, пропавшую пять дней назад. Горноспасательная Служба обратилась к нам за помощью.
Винод Чандра сразу же помрачнел.
— Да, да... — произнёс он, сокрушенно качая головой. — Мы все очень переживаем по поводу случившегося. Дия способная девочка, многообещающая студентка... Так её нашли? — встрепенулся он, с надеждой глядя на меня.
— К сожалению, пока что нет. Но я думаю, мы уже очень близки к этому. Вы можете нам помочь в наших поисках. Собственно, я и пришёл к вам за некоторой информацией...
— Да, разумеется. Мы полностью в вашем распоряжении. — Чандра быстро переглянулся с Тором Грином, в глазах которого улыбка исчезла совсем. — Может быть, вам необходимо присутствие всего состава сектора управления?
— Нет, это лишнее.
— Тогда мы готовы ответить на все ваши вопросы.
— В преподавательский состав института, — без дальних предисловий начал я, — входит лаборант по имени Вул Зениц? Он вам знаком?
— Разумеется! — подтвердил Чандра и снова переглянулся со своим коллегой.
— Как вы могли бы охарактеризовать этого человека?
Чандра задумчиво потёр пальцами широкий подбородок.
— Вул Зениц довольно сложный и замкнутый молодой человек. Вначале знакомства с ним невольно могут возникнуть мысли о том, что он, возможно, болен каким-то душевным расстройством. К счастью, это только первое впечатление и узнав его поближе, понимаешь, что это очень увлечённый человек. Можно сказать до фанатизма преданный своей идее и своим увлечениям.
— Фанатизм в любой форме — довольно опасная вещь, — заметил я. — А чрезмерная увлечённость чем-либо, в ущерб всему остальному, тоже не сулит ничего хорошего... А чем увлекается Зениц?
— Его основное увлечение это древние религии востока: буддизм, манихейство, даосизм. Видимо, поэтому он и перебрался сюда, поближе к Гималаям. Эти места издревле слыли средоточием и твердыней знаменитого когда-то учения Будды. Именно в Гималаях, где-то среди снеговых вершин и льдов должна быть сокрыта недоступная простому человеку легендарная и вожделенная Шамбала... Так мне в своё время рассказывал сам Зениц. Мы с ним беседовали как-то на эту тему, — пояснил Чандра. — Отыскать дорогу в Шамбалу — вот заветная мечта Вула Зеница, цель всей его жизни.
— Дорогу в Шабалу? — задумчиво повторил я. — Странная мечта. Ведь Шамбала — это всего лишь аллегория веры, символический путь к постижению своего истинного я для каждого человека. По-моему, глупо искать пути туда среди гор и ущелий.
— Это для нас с вами, — покачал головой Чандра, и в глубине его тёмных глаз мелькнула великодушная улыбка. — Но для Вула Зеница Шамбала — вполне реальная страна, которая скрыта от сторонних глаз снегами и льдами этих великих гор. Он верит в то, что где-то там, на север от Канченджанги лежит священная пещера. Вход в неё узок, но затем она расширяется и приводит в целый подземный город, из которого прорыт туннель прямо в страну Шамбалы.
— И именно этот туннель он отважился найти?
Чандра неопределённо пожал плечами.
— А что вы можете рассказать про Зеница? — обратился я к блондину.
— Действительно, Вул излишне замкнутый парень, — подтвердил Тор Грин. — Я, конечно, понимаю, что у каждого человека свой характер, свои привязанности, но когда всё время вот так вот только в себе, то неизвестно, что на таких дрожжах у него там, в голове созреет. Разумеется, я не хочу сказать, что в один прекрасный день это его мысленное тесто подойдёт, полезет наружу, и все мы будем иметь от этого только одни неприятности. Нет. Но, скажите, разве нормальна для современного человека такая замкнутость? Слова из него порой не вытянешь! Общаться он практически ни с кем не общается, друзей настоящих у него тоже нет.
— И он всегда был таким, как сейчас? — поинтересовался я.
— Нет, не всегда, — снова покачал головой Чандра. — Когда Вул только приехал к нам в институт, он был вполне нормальным человеком. Достаточно общительным и даже весёлым. Но после нескольких вылазок в горы, он буквально на глазах начал меняться. Особенно это стало заметно в последние месяцы. В нём появилась какая-то болезненная рассеянность и несобранность. Даже внешне он сильно изменился. Иногда создаётся впечатление, что он постоянно витает в каких-то своих фантазиях, или находится в неком трансе. Не знаю, может быть, он пережил какое-то душевное потрясение или даже горе, о котором не говорит никому. Иногда такое бывает. Человек вдруг замыкается, переживая в себе какую-то боль...
— А вы не пробовали посоветовать ему обратиться к врачам? Вдруг он действительно чем-то болен?
— Я заговаривал с ним на эту тему несколько раз, но он всегда отшучивался и говорил, что абсолютно здоров. Хотя, глядя ему в глаза, я замечал что-то такое, что насторожило, и даже напугало меня.
— Что именно?
— Мне трудно объяснить это словами... Такое бывает, когда смотришь в глаза робота — холодные и безжизненные, лишённые души и собственной воли, подчинённые какой-то программе, которая и управляет им.
Я задумался над этими словами преподавателя. Определённо во всей этой истории с Зеницем что-то не так. Потом спросил:
— Скажите, а двадцать шестого августа Вул Зениц находился в институте?
— Двадцать шестого? — Чандра на минуту задумался, потёр подбородок. Покосился на Тора Грина.
— Двадцать шестого августа Зениц отсутствовал, — сообщил тот. — Вообще, последнее время он часто уезжает из института, не объясняя причин. Зачастую, его не бывает по несколько дней.
— А как он объяснял свою последнюю отлучку?
— Накануне Зениц поставил в известность сектор управления о своём предстоящем отсутствии двадцать шестого и двадцать седьмого августа в институте в связи с необходимостью посетить родственников, живущих в шестой климатической зоне, — так же чётко отрапортовал Тор Грин.
— Ого! У него там действительно живут родственники?
— Насколько я знаю, там, в экспедиции экзоархеологов, работает его мать. Они занимаются изучением остатков древних построек в районе Южного полюса в рамках программы Тени Предков . Артефакты обнаружили там ещё после схода вечных льдов.
— Да, я в курсе, — кивнул я, чувствуя кольнувшую в сердце тоску. Ведь и моя мать была когда-то экзоархеологом. Именно она со своими коллегами Акирой Кендзо и Эйго Хара сделали в своё время удивительные находки на Марсе, заставившие учёных Трудового Братства пересмотреть всю древнейшую историю человечества.
— Так что же там случилось?
— Со слов Зеница, произошла какая-то авария. Его мать пострадала вместе с несколькими геологами.
— И Зениц действительно ездил в Антарктику?
— Видимо да, — пожал плечами Тор Грин. — Он же отсутствовал в институте два дня. Где же ему ещё быть?
Молодой преподаватель с лёгким недоумением посмотрел на меня.
В самом деле, где? — подумал я, а вслух спросил:
— А когда он вернулся?
— Двадцать седьмого, днём. Где-то около трёх часов...
— Вы его видели после этого?
— Да мы столкнулись с ним в физлаборатории.
— Как выглядел Зениц?
— Как обычно, — пожал плечами Тор Грин. — Разве что, рассеян был больше обычного... Во всяком случае, так мне показалось. Но я списал это на его душевное состояние после случившегося с его матерью.
— Это всё?
— Всё, — кивнул блондин.
— А вы? — обратился я к Чандре. — Встречались ли вы с Зеницем в промежуток между двадцать пятым и двадцать седьмым августа?
— Нет, — покачал головой тот.
— Хотите что-нибудь добавить?
— Думаю, нет, — Чандра нахмурился ещё больше.
— Ну что ж. Большое вам спасибо. Вы мне очень помогли.
Я пожал обоим преподавателям руки и направился к выходу, потянув за собой Куртиса.
Уже у самой двери Чандра неожиданно окликнул меня.
— Молодой человек!
Я обернулся.
— Да?
Историк замялся.
— Мм-м... понимаете... — казалось, он не находит нужных слов. — Мы все очень обеспокоены судьбой этой девушки. Такого у нас ещё никогда не случалось. Если вам не трудно, держите, пожалуйста, нас в курсе ваших поисков.
Чандра печально смотрел на меня, и на его уставшем лице появилось скорбное выражение.
— Да, разумеется! Обязательно.
Когда мы с Антоном уже вышли в коридор, я остановился около дверей, и с уверенностью произнёс:
— Так, мне всё ясно. Это он!
— Что тебе ясно? — Куртис недоверчиво посмотрел на меня. — Может, объяснишь, наконец?
— Где его комната? — отрывисто спросил я, не отвечая на вопрос друга.
— В жилом корпусе, на втором этаже, — неохотно ответил Антон, хмурясь ещё больше.
— Пошли!
Я решительно зашагал по коридору. Куртис неуверенно последовал за мной. Несколько девушек, проходивших мимо нас, с удивлением посмотрели нам вслед. Видимо, их поразил мой решительный и суровый вид. Спустя несколько минут мы уже стояли около дверей комнаты Вула Зеница. Я осторожно взялся за ручку и настороженно прислушался. За зеленоватой поверхностью волокнистого стекла едва различимо маячило мутное пятно света. В коридоре стояла тишина, как в ночном лесу. Я взглянул на Антона. На лице того отчётливо читалось недовольство. Резко сдвинув дверь влево, я стремительно вошёл в комнату и остановился около входа, быстро осматриваясь.
В помещении горел приглушенный ночной светильник. В воздухе стоял запах сандала, и амбры — лёгкий дымок ароматических палочек вился под потолком. Откуда-то со стороны правой стены доносилась тихая протяжная и плачущая мелодия вины или ситара.
Я ещё раз обежал глазами помещение. Обычная обстановка, ничего примечательного. Зениц сидел на диване около окна, спиной ко входу. Он обернулся сразу, как только я вошёл. На мгновение мы встретились с ним взглядами. В его глазах мелькнуло какое-то непонятное выражение, но это был не испуг, не растерянность, а что-то совершенно другое, ускользнувшее от моего понимания. И я сразу же узнал это лицо — худое и болезненно бледное, с резко выступающими скулами — то лицо, которое я видел утром, по приезде в институт.
— Вы Вул Зениц? — спросил я его, решительно подходя к дивану, на котором сидел лаборант.
В горле у меня запершило от ароматического дыма. Я заметил, как Антон неуверенно вошёл в комнату вслед за мной. На мой вопрос Зениц ничего не ответил. Он продолжил неподвижно сидеть, склонив голову на грудь. Я слегка наклонился вперёд, пытаясь заглянуть ему в глаза.
— Где Дия Рана? — строго спросил я.
Услышав имя девушки, Зениц едва заметно вздрогнул. И вдруг он вскочил на ноги, оттолкнул меня плечом и бросился, было к выходу, но я успел схватить его за руку, сбил с ног подсечкой и повалил на диван лицом вниз. Несколько минут мы возились с ним, соскользнув на ковёр, пока мне не удалось захватить его руки и прижать тело Зеница к полу, навалившись на него всем своим весом. Антон растерянно наблюдал за происходящим, не зная, как поступить. В конце концов, он всё же решил прийти мне на помощь, и вдвоём мы довольно быстро усмирили попытки Зеница снова вырваться на свободу. Убедившись, что лаборант больше не намерен сопротивляться, я встряхнул его за плечи и снова усадил на диван. Зениц обмяк и замер в совершенно безвольной позе, уставившись невидящими глазами в какую-то точку на полу.
— Всё, Зениц! — торжествующе сказал я, тяжело дыша. — Вы проиграли эту игру! Имейте мужество признать своё поражение. Отвечайте на мои вопросы, потому что от этого зависит ваша дальнейшая судьба.
Голос мой всё ещё дрожал от напряжения, кровь стучала в висках. Лаборант тоже прерывисто дышал. Судорожно стиснутые, побелевшие пальцы его вздрагивали на коленях. Я снова склонился к нему.
— Повторяю свой вопрос: где девушка? Куда вы отвезли Дию Рана и зачем? Она ещё жива, Зениц?
Но лаборант упорно молчал, как будто не слыша моих слов.
— Ну, хорошо!
Я взял стул, поставил его напротив дивана так, чтобы сидеть лицом к лицу с лаборантом.
— Если вы не хотите говорить со мной, тогда я сам расскажу вам, как всё было!
Антон беспокойно заёрзал за моей спиной.
— Вы специально свели дружбу с Дией Рана, — продолжал я. — Для этого вы воспользовались её романтическим увлечением стариной. Вы убедили её отправиться с вами в Монастырское ущелье, чтобы совершить там опасное восхождение в горы... Правда, я до сих пор не могу понять, как вам удалось это сделать... Что вы ей сказали? Что это за редкий случай такой, который больше никогда не представится? Отвечайте!