Ваня ощутил, как пересыхает в горле.
Смогут ли они?
Справится ли он?
А потом перед его глазами вдруг встало, как живое, лицо Софьи. И не разумом, нет, каким-то внутренним чутьем понял юноша, что опаснее тот, кто позволяет себе не показывать свою силу.
Улыбнулся.
И успокоился.
Селим Гирей же разглядывал стоящего перед ним мужчину. Не юношу, нет, Ивану уже за двадцать. Молодого мужчину. Высокого, с растрёпанными русыми волосами, спокойного, удивительно спокойного для того, чья жизнь в чужих руках.
Он... улыбается?
— Ты дерзок, русич.
— Мне встать на колени, государь?
— Я могу поставить тебя на колени. Но это ведь тебя не сломит.
— Это просто жест уважения, — Софьиными словами ответил Ванечка. — Это не имеет значения, если в жест не вложены истинные чувства.
— Вот как? Я могу сделать твои чувства истинными.
— Безусловно. Я не так силен, чтобы выдержать пытку.
— И все же пришел сюда. Зачем?
— Я пришел со словами своего государя. И с его предложением.
— Да, я видел. И это — тоже.
Селим Гирей коснулся свитка. Ленивым жестом повертел в пальцах выпавший на стол изумруд.
— Если позволите, государь...
Иван указал подбородком на небольшой кошель на своем поясе.
— Это мой государь посылает вам в знак своего уважения.
— Вот как?
Селим Гирей сделал жест рукой. Один из татар сорвал кошель с пояса юноши и бросил на стол пред повелителем. Открыл по его приказы — и на стол посыпались изумруды.
— Твой государь богат...
— И щедр. Вы не получите столько здесь. Речь Посполитая изнурена войной с нами. Какую добычу вы соберете здесь? Пара десятков баб, которые страшнее шайтана? Да разве это достойно великого хана, копыта коней которого попирают землю от моря до моря?
— Ты красиво говоришь, русич, но что за твоими словами?
— Здесь нет ни денег, ни славы. Великий хан, ты просто положишь здесь своих воинов. Они уже гибнут ради того, чтобы султан бросил подачку своим янычарам. Разве это правильно?
— О том не тебе судить.
— Но моему государю?
— И что же предлагает мне твой государь?
— Уйти обратно.
— Вот как? И султану тоже?
— Нет, великий хан. Только тебе.
— Да неужели?
— Мы — соседи. Да, мы будем воевать и не раз. Только вот это будет другая война, честная схватка. А здесь... отправлены послы в соседние государства, они обещали прийти...
— Русичи?
— Я же здесь, государь?
— Да...
— А другое войско моего государя сейчас стоит на границах ханства.
Селим Гирей посмотрел бешеными глазами. На миг Ване показалось, что его голова покатится сейчас с плеч, но хан сдержался.
— Вот как?
— То войско, которое мы направили на помощь ляхам, государь, — не единственное. Но вы оголили границы... никто не будет вас упрекать, если вы уйдете для защиты своих земель. Выбьете с них русичей... только мы будем знать правду.
Вилка была простенькой, но от этого не менее колкой.
— Почему здесь именно ты?
— Я — близкий друг царевича Алексея, государь.
— Близкий друг... не ты ли боярин Морозов?
— Я, государь.
— И что мне мешает оставить тебя заложником?
— Ничего, государь.
Иван внимательно наблюдал за мужчиной. Действительно, большой расчет был на психологию татар. Они не привыкли воевать без выгоды. А здесь, потеряв несколько тысяч человек в первые же дни войны, ощутимо получив оплеух и не получив денег...
Конечно хан стал задумываться о том, как бы уйти подальше и побыстрее. Он, хоть и был верным союзником Османской империи, но... по принципу 'деваться-то некуда'! Соседи ведь! И весьма могущественные!
А тут ему предоставили и повод уйти — нападение русичей на его земли и война здесь, которая наверняка затянется.
И причину. Уйдя, он получит выгоду. Оставшись — нет.
Так стоит ли оставаться?
Что ж, надо еще попытать этого русича. Пока — в переносном смысле слова. Никто ведь не сказал, что ему можно верить. Хотя Селим Гирей видел, отчетливо видел, что этот долговязый парень не врет. Не особенно боится, понимает, что ему может здесь грозить смерть, но осознанно идет на этот риск. И — не лжет.
Не тот у него возраст, не тот опыт, чтобы провести Крымского хана...
* * *
— Не те ли это изумруды, что у Петра найдены были?
— Государь, те изумруды у султана. Да и потом — лжи не было. Петр действительно хотел уйти и отравить колодцы. Он согласился, только выполнить свое дело не успел.
— Его выдали...
— К нашему большому сожалению, нашелся предатель. Но он умер.
— Неужели?
В следующие три часа Ванечка почувствовал себя вывернутым наизнанку и завернутым обратно.
Селим Гирей был въедлив, умен, жесток... ей-ей, если бы не школа, если бы не обучение — давно бы Ванечка растекся лужицей. А так — он держался. Развязали его на исходе первого часа, тогда же принесли чай и сладости — и парень, удобно расположившись на подушках, как учила Лейла, откусывал кусочек пахлавы и подносил к губам крохотную пиалу. Кажется, его манеры не вызывали у хана отвращения.
Хан не возражал бы уйти обратно, но хотел и на елку влезть — и не уколоться. И добыча ему нужна была, и хорошие отношения с султаном, и...
Одним словом — все.
И неудивительно, что Ванечкиных полномочий просто не хватило. Он развел руками, признаваясь в своем бессилии.
Тогда-то Селим Гирей и потребовал разговора с царевичем.
Иван серьезно задумался. А потом опять начался жестокий торг.
Царевич в турецкую ставку не придет, это бред. Тут Селим Гирей был согласен.
Сам он к царевичу отправится? Не-ет, не по чину.
Письмами обмениваться? Тоже — всего не напишешь.
Ежели только хан возьмет с собой не меньше тысячи человек, царевич приведет столько же, чтобы переговоры прошли в мирной дружеской обстановке...
— А потом султан узнает о них?
Селим Гирей был слишком умен, чтобы его подставлять. Слишком.
И Ваня внес другое предложение.
— Государь, почему бы тебе не разделить войско?
— Вот как?
— У Каменца вы простоите долго. А вам бы сейчас пойти вперед...
— Неважно какой части войска?
— Государь, у тебя сорок тысяч человек...
— Уже меньше. Намного меньше.
— Так у нас-то и того нет. Нам хоть и выгодно было бы уничтожить и тебя, и твоих людей, да лучше умный враг, чем глупый друг.
Селим Гирей сверкнул глазами, но согласился. Что есть — то есть. Не станет его — и трон займет его брат Селямет Гирей. Сейчас он калга, но будем честны — Селим выбрал брата именно потому, что все его интриги были напросвет видны. Не досталось братцу блестящего ума Селима, зато и честолюбия, и властолюбия, столь обыденных для семьи Гирей ему отсыпали полной горстью.
— И что вы хотите?
— Государь, коли пожелаешь — подпишем с тобой лично мирный договор. О том, что пока ты на нашей земле, пока ты с нее не уйдешь — никто твои войска не тронет. Но и ты в ответ дай слово не разорять города и не губить людей понапрасну.
— У меня более тридцати тысяч человек. Им нужна какая-никакая добыча.
— Так на обратном пути... Венгрия, Молдавия... Ну и здесь, мы против не будем, коли вы какие-нибудь деревни пощиплете. Только землю не выжигайте...
Селим Гирей задумался.
Действительно, вот это он мог обеспечить. Допустим, султан оставляет его под Каменцом, а сам идет вперед, на Бучач. Скатертью дорога. Судя по спокойным глазам русича — они готовы.
То же и здесь.
Пойдет он вперед?
Русичи его пропустят, а он сделает крюк и вернется обратно. Еще и поляков в полон наберет. До них-то русичам особого дела нет... теми паче — без нужды жечь и убивать они не будут. Ну и выкуп предлагают хороший. И опять же, войско русское у его границ... кто там будет?
— Так казаки и будут. Им не впервые... — Иван чуть пожал плечами. Не просто ж так Стенька на Дон отправился. Действительно, собирается там войско...
Селим Гирей не знал сказку про веник, но суть происходящего понимал. Русичам нужна победа и желательно малой кровью. Ему же...
Нет, коли б поход оказался легким, он не возражал бы. Но уже погибла пятая часть от его армии.
Уже!
Еще столько же — и его просто попросят с трона. Ядом, или шелковым шнурком, это уже неважно. Попросят. Сбросят.
Сейчас же изумруды лежат на столе, свою выгоду он не упустит... почему бы нет?
Что толку стоять под Каменцом, покуда подкрепление не подойдет? А простоят они долго, это уже видно...
Конечно, они враги с этими русичами. И они и верно сойдутся еще в чистом поле. Но — это будет потом и на его условиях. Да и то сказать — сейчас они слишком сильно зависят от Османов. А коли не понравится что Мехмеду? На кого тогда обратится его гнев?
— Нет, русич. Я все понимаю, но чего стоит человек, лишенный чести? Я отпущу тебя и даже прикажу проводить со всем почетом, но твоего предложения не приму.
Ваня вздохнул.
Вообще-то, они и не надеялись. Но попробовать-то стоило?
— Что ж. Знай, государь, что мой повелитель будет горд скрестить меч со столь благородным противником. И коли случится так, что удача окажется на нашей стороне — знай, урона твоей чести мы никогда не допустим.
Селим Гирей вздохнул.
— Я бы и рад. И в свою очередь...
С ханской руки легко соскользнуло кольцо.
— Возьми. От сабли оно тебя не защитит, но мои люди знают этот знак. Ежели покажешь — обойдутся с тобой со всем почтением.
Иван поклонился.
— Благодарю, государь. Но моя жизнь тесно связана с жизнью моего господина.
Селим Гирей уважительно смотрел на боярина. Молод, да. Но храбр и неглуп. И верность, которая дорого стоит в нашем мире.
— Все равно возьми кольцо. Судьба изменчива...
Ваня поклонился. Низко и уважительно.
— Благодарю тебя, государь.
— И это...
Изумруды посверкивали на парчовой ткани.
Иван покачал головой.
— Нет, государь. Подарки назад не берут. Прими эту безделицу в знак нашего уважения к твоей мудрости и силе.
— Счастлива земля, где рождаются такие сыновья, как ты, Иван.
Обмен любезностями длился еще несколько минут, а потом Ваня ушел из шатра. Его провожали двое татар, с которыми он распрощался на опушке леса, протянув кошелек.
— Выпейте за мое здоровье, воины.
Алексей Алексеевич не особенно расстроился. Хлопнул Ивана по плечу.
— Главное, что ты живым вернулся. А на татар — сам знаешь, что мы сделаем.
Ванечка знал. Просто ему не хотелось уничтожать так много людей. Но... выхода нет.
Задумался в своем роскошном шатре и Селим Гирей.
Да, русичи хотели бы от него избавиться. Но в то же время...
Явно они готовы с ним справиться.
Султан... ну что — султан? Жить-то хочется. А если он еще тысяч десять человек потеряет — его точно отравят или удавят.
Татарин вздохнул. А под утро позвал к себе тысячников и принялся отдавать приказания. Главное он понял — со дня на день состоится решающе сражение и татарам надо так участвовать в нем, чтобы не понести ощутимых потерь. Можно сказать, что цели-то Ваня добился. Селим Гирей засомневался, ему уже не так хотелось сражаться, а русичам того и требовалось.
Когда в товарищах согласья нет...
К тому же, на следующий день Селим Гирей действительно предложил султану не стоять всей армией под стенами, а выделить часть легкой татарской конницы, чтобы поохотиться на охотников. Его татары под стенами крепости бесполезны. А вот люди разбегаются, города готовятся к осаде, да и ляхи обнаглели! С продовольствием беда, колодцы травят, это все надобно пресекать — вот и выделить из татар тысяч десять, и разослать по округе...
Мехмед воспринял это именно так, как и было поднесено. Был бы жив Фазыл Ахмед-паша — он бы предостерег своего султана. Но жизнь визиря забрал Жванец, а Кара-Мустафа, который занял его место, и сам был не великого ума и военного таланта. Да и не надобна ему была та Польша, он на Дунай смотрел, на Рейн, там провинцию Османов хотел...
Так что спустя пару дней количество татарского войска заметно уменьшилось. Несколько тысяч татар сорвались с места и помчались на Бучач.
Сначала.
А потом постепенно, сделав круг, вышли к Днестру чуть выше Хотина, переправились там и отправились восвояси. Кавалерия пана Ежи провожала негодяев издалека, не ввязываясь в схватки — ни к чему. Ежели они и правда уходят, то скатертью дорога. За татарами следили до переправы, да и далее послали за ними пару соглядатаев с голубями — мало ли, вдруг сие хитрая уловка и негодяи вернутся назад, чтобы ударить в спину... нет.
Не вернулись.
Да, по пути они разграбили порядка полутора десятков деревенек, набрали пленных, но это все равно обошлось полякам дешевле. А Селим Гирей сохранил большую часть войска и свой титул.
К сожалению, сказку про веник ему не рассказывали — и он не понял, что, как только веник разобрали на три прута — сломать их стало куда как легче. Пусть один и уцелел, но надолго ли?
* * *
Судьба турецкого войска была печальна.
Аккурат на третье утро после того, как ушли татары, турецкий лагерь проснулся от звонкого пения рогов.
И на поляну выехал, размахивая белым флагом, Володыевский.
Турки не решались рубить посла, а тот, в сопровождении всего двух человек, ехал так спокойно, словно по лесу прогуливался. Подъехал чуть ли не к султанскому шатру и остановился.
Не прошло и десяти минут, как перед ним воздвигся тысячник турецкого воинства, Мустафа-бей.
— Приветствую ясновельможного пана...
— И я приветствую храброго бибаши...
— С чем ты пожаловал в наш лагерь?
— Я привез вам предложение о сдаче.
— Ты намерен сдаться?
— Нет. Мой господин предлагает вам уйти невозбранно, оставив здесь все, что вы награбили. Вот его письмо...
Тысячник принял его с широко раскрытыми глазами.
— Я передам его великому визирю...
— Мне ждать ответа — или приехать?
Тысячник замялся — и Володыевский понял правильно.
— Я вернусь к вечеру.
Развернулся и уехал. И никто его не остановил, ведь гонец неприкосновенен. А вот что началось в турецком лагере....
Командование собралось на военный совет в султанском шатре. Сказать, что предложение показалось туркам верхом наглости?
О, это еще мало!
Им предлагали фактически убраться прочь. Письмо было составлено безукоризненно вежливо, спокойно, грамотно, но!
Бесила сама наглость.
Царевич Московский, Алексей Алексеевич Романов, предлагал султану снять осаду и уйти обратно. При этом оставить здесь все награбленное — и в качестве компенсации — пятьсот тысяч золотом! Не выплаченной туркам, а с турок!
В крайнем случае русичи согласны были взять пушками, все равно Жванецкий замок восстанавливать надо, вот заодно и....
Султан был в бешенстве. Да настолько, что вернись гонец за посланием — оказалась бы ответом наглым русичам его голова.
Не вернулся.
Зато султан взъярился до предела.
— Завтра на рассвете начинаем штурм! Я хочу сравнять эту крепость с землей! Завтра же!!!
* * *
Алексей Алексеевич передвинул на большой карте пару фишек. Задумался.