Будни директора школы

Он сделал паузу, но паренек не отвечал, только поглядывая, не двинулся ли кто в его сторону.

— Ты говорить-то умеешь, а? — теперь директор уже улыбался, снижая градус разговора. — Или только кричать и отмахиваться? Ну, представь, махнешь ты или заругаешься в коридоре, а тут старшеклассники, а их много. И опять отвечать мне, а болеть — тебе... Ну, поставь, поставь ты эту банку. Я уже сколько времени перед тобой сижу и с тобой разговариваю, как с мужчиной, а ты, как девчонка какая-то истерикуешь тут. Ну? Во-о-от... Молодец. Давай, так договоримся. Я, похоже, тебе совсем не нравлюсь, ты вон даже и угрожаешь мне. Пусть бабушка завтра одна придет, мы с ней и побеседуем о твоей учебе, хорошо? Пётр, да? Договорились, Петя?

Тот стоял, непонимающе оглядываясь: никто не хватал его, не успокаивал, не пытался держать за руки...

— Эй, Пётр! Ты слышишь? Сегодня мы ничего второпях решать не будем, а завтра придет только бабушка, и мы решим с твоей учебой. Так — нормально?

— Я в этой школе буду?

— В этой, в этой, а куда нам деваться?

Бабушка увела обмякшего и успокоившегося внучка, а директор вытер пот со лба и обратился к завучу:

— Готовьте на домашнее обучение. Сами видите — в класс его нельзя сажать. Бабушке объясните, какие справки собрать, какое написать заявление. Объясните преимущества такой системы: все же к ней будут учителя ходить, а внучок будет всегда дома, под присмотром. И вот еще... Не подпускайте его ко мне больше. Могу пришибить. Уж очень мне не нравится, когда на меня замахиваются, когда угрожают...

— Да, кто же знал?

— Ну, вот, теперь знаем. Да? Решили, в общем...

Он встал, посмотрел в окно, как бабушка ведет внука домой, вздохнул тяжело и пошел по школе — выискивать, где еще необходимо его присутствие перед новым учебным годом.

Первое знакомство

— ...И еще я предлагаю вывести на линейку все классы, и представить нового директора школы.

В кабинете сидели завучи и только вчера назначенный директор. Такое было в первый раз, чтобы директор принимал школу во второй половине учебного года. На улице мело, несла поземка, а в тепле только что отделанного и еще пахнущего краской кабинета директора руководство решало, как жить дальше.

— Что, и маленьких тащить? Это не серьезно. Зачем?

— Ну, может, начальные классы и оставить, а вот всю среднюю школу я предлагаю с директором познакомить. У него просто не будет времени со всеми познакомиться, а так — раз, сразу-то, все и узнают. Как вы думаете? — обратилась она к директору.

— Да, я пока никак не думаю. Я еще не знаю ничего. Но если надо — значит надо. Только выступать не буду, ладно?

— Выступать и не надо! Вы просто познакомьтесь с ними, пройдите, в глаза загляните!

С третьей перемены в спортзал, потому что "актовый зал заставлен старыми стульями, да и неуютно там", стали выводить по параллелям классы для знакомства с новым директором школы.

Учителя заводили своих, встраивали вдоль стены, затем завуч объявляла четко и разборчиво фамилию, имя и отчество нового директора, он говорил всем "здравствуйте" и проходился вдоль строя, как маршал на параде. Так и хотелось поправить кому-нибудь ремень, застегнуть пуговицу или похлопать кого-то поощрительно по плечу. Но ремней не было, пуговицы были в порядке, и директор только проходил вдоль шеренги выстроенных учеников, смотря им в глаза со всей серьезностью.

— Ух, ты-ы-ы..., — слышалось за спиной. — Вот это — директор!

А на пути к кабинету его вдруг перехватили самые маленькие. Из кучки первоклашек, толкающихся в углу, выдвинулся чуть ли не самый маленький и встал у него на пути:

— Скажите, а вы — директор? Правда?

Директор школы, не расслышав, не стал нагибаться или приседать на корточки, чтобы поговорить со своим школьником. Он подхватил его под мышки и посадил перед собой на какую-то фанерную тумбу, стоящую с непонятной целью в коридоре, так что их головы сразу оказались на одно уровне.

— Что тебе?

— Вы, правда, директор?

— А-а-а... Да, правда. Я — директор, — и опустил его обратно на пол.

— Вот, видите! Он — директор! — закричал, подбегая к своей компании, малец, и они с топотом, проскальзывая у всех под ногами, помчались в свою часть школы.

Вечером, закрыв школу и уходя по заснеженной тропинке наискосок через спортгородок, директор школы обратил внимание на трех хулиганистого вида пацанов, которые макали одного в сугроб головой.

— Э-эй! Эт-то что такое? — грозно прикрикнул он.

— Директор, директор! — всполошено закричали "хулиганы", разбегаясь.

А он, погрозив им вдогонку пальцем, пошел домой. "Ну, да... Директор. А что?"

"Анонимка"

Директор школы открыл дверь своего кабинета и чуть не наступил на листок бумаги, подсунутый под дверь. "Это еще что такое?"— подумал он устало. На листке крупными буквами было написано: "Уважаемый директор школы, мы просим избавить нас от Иванова. Ученики 5 б класса".

Он усмехнулся, отложил листок на край стола и забыл о нем на ближайшие два дня. Но на третий день возле двери кабинета уже дежурила пара пятиклассников. Девочка пихнула вперед одноклассника, и тот, судорожно вздохнув, кинулся в бой:

— Скажите, а вы письмо получили?

— Какое письмо? — директор школы с интересом рассматривал "парламентёров".

— Ну, видишь, не дошло! — обернулся парень к подруге.

— Вы, правда, ничего не получали? — недоверчиво переспросила та.

— Какую-то анонимку мне под дверь подсунули. Но анонимками я не занимаюсь.

— Это не анонимка! Это письмо! От пятого бэ!

— Это именно анонимка. Там нет подписей, нет фамилий. Кто писал? Сколько человек подписало? Сколько — не подписало?

— Это от всех письмо!

— От всех? — прищурился директор. — Ну, заходите...

В кабинете он прошел за свой стол, сел, положил перед собой тот листок, расправил его тыльной стороной ладони, взглянул на стоящих перед ним пятиклассников:

— Ну? И где тут подписи? Я вижу анонимку. И больше ничего. Анонимки не рассматриваю.

— Но это мы все решили?

— Все, значит? Значит, если по одному вас всех ко мне завести и спросить, подписывал ли он такую бумажку, то все скажут — "Да"?

— Ну-у-у...

— Что замялись? Вы мне под дверь анонимки подсовываете, а потом на весь класс киваете? А? — грозно нахмурил он брови.

— А если... А если мы с подписями принесем? — храбро выступила вперед девочка. — Вы тогда не будете ругаться?

— А я и не ругаюсь. Я просто с анонимками не разбираюсь.

— Значит, надо, чтобы были подписи?

— Не надо.

— Ну, почему? Он нам мешает, этот Иванов! Он нам учиться мешает!

— Я не буду заниматься вашим Ивановым, даже если вы все подпишете эту бумажку, — кинул "анонимку" на стол директор школы.

— Вы нам не хотите помочь?

— Не хочу. Я за справедливость. Вас тридцать, а Иванов — один. И вы думаете, что когда тридцать человек жалуются на одного — это справедливо?

— Но он же мешает, — куксилась школьница, а ее одноклассник молчал, уперев взгляд в пол.

— Он вам мешает? Один? Вам, тридцати? Ах, какой сильный мальчик! Ах, какой страшный мальчик! Запугал весь класс! Класс теперь на него директору школы жалуется! — директор заламывал руки, хватался за голову, закатывал глаза и вовсю играл горе и непонимание.

— Идем, идем, — дергал девчонку за руку паренек.

— Так, вы не будете нам помогать? — еще раз уточнила она.

— Нет. Не буду. И прошу всем своим знакомым сказать: директор очень не любит анонимок. А еще — очень не любит слабаков! А теперь: марш на уроки! — страшным голосом прорычал директор, и два пятиклассника, не оглядываясь, рванули бегом из его кабинета.

"Ну вот... Напугал девочку, наверное... Но, ведь, анонимка. Тягу к анонимкам надо искоренять с детства. Чтобы даже и думать об этом не могли".

А куда еще девать опоздавших?

— Ну, что, граждане хулиганы, тунеядцы, алкоголики, пьяницы...

— Мы не пьяницы, — бурчат опоздавшие к звонку и задержанные дежурными под дверью директорского кабинета.

— Ну, хорошо! Тогда так: здравствуйте, господа опоздуны и опозданки!

— Мы не опозданки! — звонко кричат восьмиклассницы и хохочут в голос.

— Чего вы обзываетесь, — бурчат старшеклассники.

— А я не обзываюсь. Это я факты констатирую. Как вас еще называть? Опоздали? Опоздали.

Директор школы прошелся перед строем: десять человек на школу в тысячу с лишним учеников — совсем немного.

— Порядок знаете?

— Знаем, знаем... Чего уж... Не в первый раз...

— Именно, что не в первый. Так, по парам — и вперед. Главное внимание коридорам и первому этажу. Дежурные, выдать им ведра-тряпки и проконтролировать.

— А что нам напишут в журнале?

— Как это — что? Прогул запишут. А как иначе?

— Но мы же полы мыть будем...

— Не опоздали — мыл бы дежурный класс. А так — сами виноваты. Я мог вообще дверь закрыть со звонком. Но даю вам себя проявить и показать с лучшей стороны. Хоть отговорка будет, что на школу трудились...

Директор повернулся и скрылся за дверью, а опоздавшие потянулись за дежурными по этажам — отмывать школу.

«Сладкая взятка»

Начинался третий учебный год директора школы. Вернее, двух с половинный, потому что в школу он пришел в феврале, зимой, на замену не справившемуся очередному директору. Школа была молодой, в том году в ноябре ей исполнялось только десять лет. То есть, выпускать пришлось тех детей, которые пришли десять лет назад в эту школу, только что открывшуюся после строительства и еще вкусно пахнувшую краской. На первых порах директору приходилось во всем советоваться с матерыми завучами, принимавшими участие в травле предыдущего директора. Но постепенно он их "прижимал", доказывал, что они не незаменимы, и когда несколько раз сам составил школьное расписание, по поводу которого раньше были постоянные крики и ссоры, то старейшая из завучей пришла к нему на беседу.

Она зашла вечером, когда в школе почти никого не было. К этому времени директор школы перестал бегать к ней за советами, перестал к ней обращаться по поводу расписания, учителя перестали кричать у доски с расписанием и бегать к ней для выяснения отношений.

И теперь перед ним во всю ширину стола был расстелен лист рыжей миллиметровки, на котором директор карандашом расставлял уроки и учителей.

Тут главным было соблюсти пропорцию, чтобы не было в один день подряд математика-русский-математика-русский, а в другой — одни труды и физкультуры. Хорошо было также не поставить физкультуру первым уроком перед чем-нибудь сложным, иначе такой класс просто "вылетал" из учебного процесса. А еще надо было извернуться так, чтобы не было у учителя в течение дня более одного "окна". И чтобы таких дней, с "окнами", со свободными уроками, было бы у учителя не более двух в неделю. И еще, пока была вторая смена, чтобы не было у него уроков и в первую и во вторую смену в один и тот же день.

Вот и сидел, раскладывал пасьянс: если тут мы с первого урока уберем математику у старшего класса, а поставим историю, чтобы разбудить с утра, то математику эту придется ставить пятиклашкам, а английский у них забирать и переносить в седьмой, но седьмые — большие, делятся на иностранный язык на две подгруппы, значит, будет задействовано два учителя английского языка, а, следовательно, "слетает" урок у другого старшего класса, а им тогда можно поставить с утра литературу, и тогда вместо литературы у восьмого вставить им... Что им туда вставить? Не физкультуру же? Нечего больше? Ну, тогда физкультуру, а потом сразу — труд, на котором они отдышатся, а потом что-нибудь легкое...

И чтобы контрольных в тот день не было (записать себе в напоминальник)...

Именно в этот момент, когда директор школы сидел, подперев голову рукой, стирая и снова записывая в расписание предметы и кабинеты (да, надо же было еще и кабинеты распределить!), к нему постучалась и вошла заслуженная пожилая завуч, пережившая на своем месте уже двух предыдущих директоров и временное безвластие.

— Можно?

— Да-да, садитесь.

Кабинет был маленький, три стула слева от директора, два стола углом, в углу — он, одно окно прямо за спиной.

Это окно за спиной аукнулось ему во второй год работы. Только переехал в этот кабинет, сразу и заболел — простудил спину. "Ни охнуть, ни пернуть", — как шутит в таких случаях его отец, давний радикулитчик. На другой день директор еле дошел до работы, но сидеть в кабинете не смог. Если садился, то чтобы встать требовалось столько усилий...

В общем, он ходил весь день по коридорам, а окно ему законопатили так, что потом пару лет вообще его не раскрывали.

Помолчали. Она смотрела, как директор стирает и снова вписывает в клетки уроки и кабинеты, сверяясь с недельной расчасовкой. Он продолжал работать, стараясь не обращать внимания на напряженное молчание. Наконец, она не выдержала первой:

— Мне что, увольняться?

— Я вам это не предлагал.

— Но, все-таки? Я же вижу, что не нужна вам в этой должности...

— Зачем же сразу увольняться? Разве мы ругались? Разве вы не можете работать в своей школе учителем? Сколько у вас сейчас часов биологии и химии? Двенадцать? Вот, добавим вам до двадцати, дадим классное руководство, освободим один день посреди недели...

Вздохнув, она попросила лист бумаги и ручку, и написала заявление с просьбой перевести ее из завучей в учителя. Сама.

Написать приказ об этом было легко. Легко было и назначить нового завуча: кандидатура уже была давно подобрана. Но... Кандидат в завучи был математиком. А уходящий завуч — химиком-биологом. И это означало, что часы математики от нового завуча добавятся математикам, и они станут зарабатывать больше, а вот часов биологии и химии станет маловато...

На три месяца до окончания учебного года директор сумел выкроить новому учителю внеклассную работу, какие-то кружки и факультативы, так что ни ушедшая из завучей, ни сами учителя химии и биологии, финансово не пострадали. Но на новый год требовалось дать полную нагрузку всем. И главное: кто-то из них будет командовать, заведовать кабинетом биологии, оборудовать его, сидеть в лаборантской, как в своем личном кабинетике, получать пусть небольшие, но деньги "за кабинет".

Директор школы не думал долго об этом. Вот, есть у нас пенсионерка. Заслуженная, всю жизнь в школе. Она создавала этот кабинет. Она вложила в него душу. Она буквально жила в нем. Так, почему же он должен кому-то отдавать ее детище? Она собирается работать дальше? Ну, так снимем ей чуток нагрузку (объясним здоровьем, пенсией и т.д.) добавим внеклассной работы, чтобы в деньгах не потеряла, но кабинет все равно оставим ей. До тех пор, пока она сама не уйдет из школы. Все. Решено.

Учителей, приходящих в августе из отпуска, ждало новое, практически полностью готовое и со всеми согласованное расписание, и тарификация, подписанная директором школы и председателем профкома, пропечатанная печатями, висящая возле расписания на гвоздике. Каждый, вернувшись из отпуска, в первый же день бежал на второй этаж, смотрел расписание, что-то выписывал, что-то обдумывал, листал тарификацию, а потом спускался в кабинет директора и хоть чуть-чуть, хоть самую малость, но обсуждали новый учебный год, и как там все будет.