Раненый мир - Книга Холмов

Землец заселили сорок шесть лет назад, в те годы, когда Мэннивей еще не был повсюду известен, но уже буйно расцветал. А началось все еще десятилетием раньше — когда у старых и влиятельных преступных кланов из окрестных королевств затлела под ногами земля.

Хотя нет, любимый читатель, все началось значительно раньше. Сделаем еще один шаг назад, и пусть это будет большой, бесстрашный шаг.

Три империи попрали мир. Они одержали верх в войне, которую смертные вели с самого появления на свет: победили болезни и голод. Они приручили пространство: в руке у каждого поблескивает печать портала, и путь из дома во двор отныне длиннее, чем на другой континент. Они истребили разлагающую бедность, но оставили богатство, для достижения которого нужно работать в поте лица. А тем, кто делает мир богаче, чем себя, даровали бессмертие. Достижения магии и науки затмили мечты; легенды древности с каждым годом бледнеют, колоссы прошлого становятся меньше с каждым шагом здесь и сейчас. Единственное что бросает тень на блистающую мощь трех империй — огромные тени их собственных летающих городов и крепостей. Люди правят миром, а боги правят людьми, вместе они пришли к небывалому величию. Тот век нельзя назвать золотым, потому что золото перестало быть ценным. То время называют эпохой Богов и Империй, а еще Веком Совершенства.

Говорят, после долгих завоеваний и полного передела мира, когда три империи воцарились над большей частью континента, стало так хорошо жить, что даже тюрьмы были упразднены: в них некого стало сажать. Говорят, преступления встречались редко, как вспышки молний в далекой грозе: изредка глухо рокочет и сверкает в отдалении, но вряд ли когда-нибудь в жизни столкнется с тобой. В это трудно поверить, ведь счастье и достаток не изменят человеческой натуры. Но утверждают, что было именно так.

Кто же сумел обуздать нас, со всеми страстями и разрушительным непостоянством, с нашей склонностью к эгоизму и греху? Кто сумел не просто подчинить нас государственной воле, но сделать это подчинение осознанной свободой? Те же трое, кто нас и создали. Гетар, темный гений, милосердная Хальда и совершенная Ардат. Две божественных сестры и их единый муж: тьма, свет и сила, три начала, сошедшихся в семью.

Еще юными, наши боги в жажде творения создали две новых расы, и каждая из них по-своему превосходила старые, владевшие миром в древние времена. Сиды, дети Гетара и Ардат, идеальны каждый сам по себе; люди, дети Гетара и Хальды, превосходят прочие расы как общность, все вместе. Две тысячи лет сиды жили в месте своего рождения, совершали походы во мрак непознанного и взлеты в высоту недостигнутого; люди за это время расселились по всей земле и захватывали одно королевство за другим, оттесняя старые расы или ассимилируя их.

Две тысячи лет спустя, зрелые создатели, уже познавшие жизнь, победившие в череде божественных войн, отгремевших вдалеке от смертного мира, обратились к своим крошечным созданиям во всем сияющем величии. "Мы вернулись, чтобы направить вас", сказали они. Объединив достигнутые сидами высоты и многоликую человеческую мощь, трое богов взяли нас, и создали нашими руками дом, который человечество искало с момента своего появления на свет. В нашем доме стало светло, тепло и чисто. В этом доме мы стали лучше, чем были, пока упорно и угрюмо, шагая по крови и грязи, шли к нему.

Мы верили нашему отцу и нашим матерям, не как самим себе — гораздо больше, чем самим себе. Ведь они были не только неизмеримо могущественнее нас, но и неизменно мудрее. В густом и буйно растущем лесу жизни, чужом для смертных, где сами мы терялись, разменивали жизнь на мелочные склоки, метались во мраке враждебной чащи, вместо того, чтобы идти вперед, меняли дружбу на вражду, страдали от болезней, голода и бедности — отец и матери наши находили путь, настолько смелый, пугающий и невозможный на первый взгляд, настолько желанный на второй. Настолько очевидный на третий. И мы шли теми тропами, которые указали Гетар, Хальда и Ардат; и вслед за первыми из нас шли остальные; и тропы превращались в просторные дороги, а из непроходимых зарослей жизни вздымались наши сияющие города.

Видят боги, как мы любили их. Любили Хальду, которая сама суть любовь, всей душой и всем разумом тянулись к Гетару, который недостижим, как наивысший из сущего, преклонялись перед Ардат, что была и пребудет самым прекрасным созданием (вернее, создателем) на свете. Подчас мы любили их больше, чем собственных отцов и матерей. Как мы верили каждому их слову — потому что их слово всегда оказывалось правым, в отличие от людского, и потому что добро, которое они привнесли в нашу жизнь, было невозможно отрицать, и чем дальше, тем становилось невозможнее.

Казалось, мы живем в чертогах света. Но счастье лишь высшая точка неровной волны. За всплеском неизбежен спад. Однажды вершины треугольника разошлись, сломав царственное триединство наших богов. Из-за чего? Почему, добившись всего, о чем мечтал, Гетар покинул своих жен, бросил империю, оставил свой народ?

"Из высшей необходимости", ответил владыка, вернувшись годы спустя. Из высшей необходимости он решил сотворить небывалое: подчинить все сущее своей воле. Направить весь мир на достижение Цели, скрытой от понимания смертных. Но бывшие жены отвергли Гетара и впервые не приняли его идей. Темный гений не отступился, и разгорелась величайшая война.

Три империи, не имевшие равного врага, воевали между собой. Тьма, огонь и свет расплескались по континенту; все могущество цивилизаций, все открытия, созидавшие жизнь, теперь созидали смерть, и это удавалось им с не меньшим размахом и величием. Мы позабыли, что еще вчера жили в безмятежности, теперь жизнь в любой момент могла оборваться, каждый из нас повис на волоске судьбы над пропастью, в которую падали одна за другим страны и регионы, армии и города.

Ардат и Хальда объединились и сокрушили того, кто всегда был на шаг впереди. Он привык быть лучшим из сущих, но даже лучший не может противостоять всем остальным. Тьма рассеялась и забрезжил свет, смерть отступила.

Казалось, ужасающая война окончена и вновь возвращаются годы совершенства. Но что-то надломилось в великих сестрах, они не были рады победе. Что-то надломилось в народах, населявших империи, и победившие, и проигравшую. Безмятежное счастье ушло из нашей жизни, словно горя стало слишком много, и оно вытеснило все остальное из сменявших друг друга опустевших дней и ночей.

Мы не знали этого, боги не знали этого, но надломился сам мир. И когда жизнь начала медленно возвращаться на круги своя, жажда жизни преодолела горечь опустошения, во всем происходящем вновь появился смысл — мир дрогнул. Раскололся в тысячах мест. И хаос выплеснулся на поверхность.

Пришло Нисхождение.

Все произошло в один день, месяца цвета, двадцатого дня. Хотя агония длилась гораздо дольше, но миропорядок пал за одни сутки. Дрожь прошла по всей земле, от заснеженных просторов Нордхейма до джунглей Гефар. Все сущее дрогнуло в страхе. И мир раскололся. Земля терзалась, вскрываясь лавой, уничтожая все живое. Радужный сок хаоса падал с неба дождем, меняя саму сущность вещей, смешивая все вокруг: горы скручивались в жгуты и лопались от напряжения, взрываясь дождем из скал, леса превращались в танцующие миражи из легионов насекомых, реки становились каменными и застывали; капли радуги обращали зверей в чудовищ, а людей в уродливых искаженных калек, неспособных прожить больше дня, недели или месяца — причудливый хаос каждому отвел свой срок.

Невиданные бури обрушились на просторы империй и остальных государств, разрывы пространства и выплески мировых стихий захлестнули нашу землю: огненный смерч вставал против огромной морской волны, возникшей из ниоткуда и сметающей города. Торнадо высотой до неба крутились вокруг грохочущих гор, воздвигающихся к солнцу. Очертания континента менялись, моря иссыхали за минуты, и взбухали в новых местах. Природа обезумела с такой яростью, что, даже не обращая внимания на смертных, кричащих у нее под ногами, растоптала их и все, что они создали.

В крупнейших городах вспухли радужные пузыри хаоса; все, попавшее в них, переставали быть людьми и на долгие столетия становились врагами рода человеческого. Остальные пытались спастись, но магия отказала служить нам, заклятья разрывали магов на части и обрушивались на людей вокруг. Здания раскалывались нам на головы, мы видели, как рушится наш мир.

Как огненным градом падают на землю летающие города.

Боги исчезли, оставили нас. Погибли или спрятались — мы никогда не узнаем, но в самый страшный день некому было вести нас, некому было заслонить и спасти. Погибли лучшие из нас, бессмертные, их сила была так велика, что привлекла первозданный хаос, и он исказил их, превратив в чудовищ или разметав на элементы. Только Эйрканн удержал магию мира в своих руках, только он сохранил себя, и встал перед Хаосом, ненадолго упорядочив рушащийся мир. Ценой своей жизни позволив выжившим бежать из городов.

Наутро следующего дня не осталось почти ни одного государства, большая часть крупных городов была уничтожена, меньшая искажена, и порченые твари оттуда начинали расползаться, мучимые безумием и ненавистью к тем, кто уцелел.

Нисхождение уничтожило все, чем был наш мир, все, чего предшествовавшие народы и цивилизации, древние боги, наши родители и мы сами достигли за тысячи лет. Связь поколений стерлась. Мир откатился в век камня и дерева, в простейшую магию, которую так трудно обуздать заново, в полную анархию. Не только вселенский хаос клокотал в местах заражений, но и хаос мыслей, поступков, событий бесновался повсюду, где были выжившие, сохранившие человеческий облик.

Ты скажешь, что это ужасно, но не конец. Ты скажешь, все разрушенное можно построить заново, а все утраченное снова покорить и воссоздать. Ты скажешь, главное, что мы выжили, а значит, можем все изменить!

Но нас уже не было, ведь мы, рассказавшие тебе все это, погибли в тот день.

На протяжении первых десятилетий после катаклизма, когда практически всякая прежняя власть рухнула, создавалась новая: мелкая, дробная, свойская. Государств больше не было, а выживать малыми группами страшно тяжело, не хватает системы, разносторонности талантов, охвата ресурсов и возможностей. Выживали только сильные семьи, спина к спине стоявшие лицом к окружающему миру, ощетинившись оружием. Играя поспешные свадьбы, они объединялись в роды, под именем самого влиятельного. Роды укоренялись на захваченной и отвоеванной у порождений земле, вырастали, ветвились, но ветви-семьи оставались преданы друг другу, и постепенно дорастали до кланов. Шансы на выживание у них были гораздо выше, поэтому они стремительно прирастали сторонним населением, шедшим под их защиту, в их закон, и прирост с лихвой перекрывал убыток. Семейное дело становилось делом всей жизни — бесконечная война, власть, политика, деньги неотторжимо переплетались с устройством семьи, с заботами родственников, с теснотой отношений и жестким локтем родных. С семейными принципами построения власти.

Преступные Кланы не проросли в новых государствах — это государства образовались из них.

Шли столетия, хаос отступал, мир возвращался к свету открытого, богатству возделанного, уверенности защищенного. Высшая власть стала отделяться от Кланов, обретая прежние формы государственности. Феодалы, вассалы, сюзерены, ветви власти, законы. Структура общества усложнялась, семейные кланы, даже самые крупные, уже не могли охватить все и управлять населением крупных, год от году растущих государств. Но они оставались плотью от плоти правителей и народа, как тысяча скрытно переплетенных рук, которые связывали воедино верхи и низы.

Никто из историков не называл столетия после Нисхождения "эпохой Кланов", эти семьсот лет зовутся "Новое время" или, на худой поэтический манер, "эра одиночества", с печалью о богах, которые предали и оставили людей. Но ведь и правда, единственной приметой, что пережила все семь с лишком столетий — стали не великие Изгнатели хаоса и не фанатичные носители Чистоты. Очистив континент от заразы, первые канули в забвение, вторые были изгнаны отовсюду, кроме Канзора. Приметой эпохи нельзя назвать и всесильных Мистиков, которые возвысились на столетие, правили половиной мира, а потом были низвержены один за другим. Не короли, не князи, не ученые и не маги были истинным лицом новой эпохи, а Кланы.

В любом городе или селении, из поколения в поколение ты знал, как решаются вопросы, как ведутся дела: правая рука властвует открыто, левая держится в тени; к каждой из рук власти ты припадал с разной мольбой; они боролись друг с другом, но никогда не побеждали, ведь на самом деле, это были две руки одного и того же великана — государственности.

То был мир юности, ловкой вседозволенности. Все сызнова, в первый раз, море условностей, расплывчатый и колеблющийся закон. Мир хитростей, вечного соперничества, благородных воров и уважаемых глав даже беднейших родов. Мир преемственности от отца к сыну, мир скрытых, не названных правил, которые, тем не менее, понимали все. Мир уродливой и пугающей романтики крови и мести, и такой же уродливой чести.

Кланы позволили человечеству выжить, подняться на ноги и вернуть часть утраченного. Но государства взрослели, и осенью 670 года эпоха закончилась, когда Канзор провел беспрецедентную операцию, и за полгода полностью очистил от всех мафиозных кланов столицу и города. Орден чистоты стал красным, а не белым в те дни. И внезапно все правители увидели, что могут обходиться без кланов, вплетенных в систему. Что Кланы уже давным-давно не полезная часть общества, а жадная грыжа, отягощающая его.

Один за другим, государства начинали выживать, выжигать, выбраковывать Кланы. Одних вышибли из засиженных городов и весей сильные короли, других выдавили хитрые. Уходила эпоха.

Эмилион Шеллард, принц воров, в 676 году нового времени объявил общий сход, которого уже пятнадцать лет как не бывало. Множество кланов сошлись там, где руки закона не могли их достать: на диких и полных опасностях Ничейных землях, в тени зловещих Холмов. Казалось, нет сборища более непредсказуемого и распираемого интригами, чем это: крепкая брага из застарелой мести, вынужденных союзов, бродившей годами ненависти и нарушенных клятв, настоянная на лжи и крепко приправленная шантажом, без которого все питье теряло вкус.

Но сход длился всего два дня, потому что решение у Кланов было одно, да и удивительно, что оно вообще было: основать собственное государство там, где семьсот лет не было никакого. История и судьба дали Кланам редкую возможность: Ничейные земли пугали королей, никто не хотел связываться с древними Холмами. Но оставлять их без контроля тоже было нельзя. Поэтому у Кланов появился живой, настоящий шанс. Они ударили руками, объединив силы, чтобы вместе создать торговый город, который станет наследником самому Норсхоллу, погибшему в выплеске хаоса.

Одного короля Кланы запугали, второго подкупили, с третьим договорились, четвертый и пятый были согласны на предложенный расклад, так как извлекали от него одни только выгоды. В результате были подписаны меморандумы, получены международные печати, и над Разнодорожьем установилась практически признанная власть Кланов. Они отвечают за спокойствие в Холмах и за контроль над дикими бандами и племенами, обеспечивают безопасность караванам, идущим по четырем трактам — а короли удовлетворяются торговым налогом и не лезут в их дела.