— Да Бог с вами! Куда им с камнями бежать? Разве что в Ларжетай, и продать их за бесценок. Так, во-первых, это опасно — нашего брата в столице не сильно празднуют, во-вторых, дорога туда и обратно дороже обойдется. Да и без разрешения командира стражей из селения никто не выходит. А командир у нас, знаете, какой? Кулачище что мои два кулака. Если даст кому понюхать, мало не покажется. — Анатан посмотрел в окно. — Уходить надо. Скоро стемнеет. — И принялся складывать документы в сейф.
Адэр и Малика вышли на крыльцо конторы. Серые сумерки уже окутали сизым пологом горы на горизонте. Груды камней и кучи глины теперь казались черными. Остывший воздух потяжелел от влаги, и четко чувствовался запах мокрых деревянных ступеней. На вышке, вонзившейся острой крышей, словно копьем, в низкое небо, засветился огонек. Адэр поежился — не хотел бы он остаться в таком месте один на один с темнотой.
За спиной скрипнула дверь, в замке проскрежетал ключ, тихонько звякнула трещотка.
— Хочу пригласить вас в гости, — сказал Анатан, спустившись с крыльца. — Постоялый двор у нас так себе и кормят там неважно.
— Не поздновато для гостей? — поинтересовался Адэр.
— У нас любому гостю рады — и позднему, и нежданному, — ответил Анатан и надел на запястье шнур с деревянными пластинками.
* * *
На пороге дома их встретила Тася, жена Анатана. Радушно улыбаясь, пригласила гостей в дом.
— Ох, и напугали вы меня. Я ж предупредить вас хотела. А вы? Фьють, — говорила она, заводя Адэра и Малику в просторную комнату.
— Ваша дочка предупредила, а мы ей не поверили, — промолвила Малика.
— Аля? — Тася улыбнулась. — Все-то она знает.
Кивком указала на один из трех темных дверных проемов, завешенных ситцевыми занавесками:
— Спит егоза. А сын огород поливает.
— Так поздно? — удивилась Малика.
— Днем земля горячая, как угли. У растений корни сварятся.
Адэр оглянулся на входную дверь. Анатан подошел к дому вместе с ними, и словно испарился.
Малика присела на скамью сбоку двери и принялась развязывать шнурки на серых стоптанных башмаках. Адэр растерялся. Снять сапоги — но он никогда не ходил по полу босиком. Остаться обутым — но хозяйка прошлепала стопами по свежеокрашенным половицам к старинному громоздкому комоду.
— Да вы скидывайте сапоги. Чай надоели за целый день, — промолвила Тася и выдвинула ящик.
Адэр примостился рядом с Маликой — она быстро спрятала босые ноги под лавку — и окинул комнату взглядом. Напротив, в простенке между окнами, большое трюмо, в щель между зеркалом и рамой уголком вставлена пожелтевшая фотография. Крышка трюмо усеяна безделушками — фаянсовая шкатулка с отколотой глазурью, фарфоровые слоники, шарики из разноцветного стекла. В углу комнаты креслице и низкий столик, на нем корзинка с клубками ниток и воткнутыми в них спицами. В другом углу горка, на полочках глиняная посуда. Посреди — круглый стол под вязаной скатертью.
Держа перед собой просторную льняную рубаху, Тася повернулась к Адэру:
— Купила отцу на день рождения. Он всю жизнь на кузне работал, а сейчас немножко стух, в смысле, поуже стал,— говорила она, отрывая этикетку. — Должна вам подойти. Чего ж вы не разулись? Я вам калоши дам. В калошах сподручнее.
Адэр притронулся к подбородку — показалось, что отвисшая челюсть коснулась груди. Уловив в зеркале собственный жест, посмотрел на свое отражение: лицо — вытянутое, серое, как платье Малики, глаза — две большие синие пуговицы.
Видимо, Тася заметила его замешательство:
— Хотя, если сапоги широкие, можете не снимать.
Адэр встал:
— Выйду на воздух, Анатана подожду.
— Анатан парную проветривает, угар выгоняет, — промолвила Тася и достала из комода льняные штаны. — Идемте, покажу, где банька.
Привыкший к роскоши и удобствам Адэр тяжело перенес последние дни. От воспоминаний о постоялых дворах, плесневелых ваннах, узких жестких кроватях и пропахших сыростью постелей бросало в дрожь. От слова "банька" по спине побежали такие же мерзкие мурашки.
Спотыкаясь в потемках о невидимые растения, Адэр шагал за Тасей по огороду. Безлунное, затянутое черной пеленой небо сливалось с крышами домов. Издалека доносился сиротливый лай собаки. Где-то ухнула ночная птица. Вдруг захотелось сбежать. Тихо повернуть назад, незаметно выбраться на улицу, сесть в машину и унестись куда угодно, лишь бы подальше от смехотворной и унизительной роли рядового инспектора. Но что-то заставляло передвигать ноги и, стиснув зубы, вглядываться в виднеющиеся впереди смутные очертания низенького строения, которое казалось зловещим.
Тася уперлась руками в дверь. Раздался надсадный скрип, и в кромешный мрак вырвался сноп света. Адэр прикрыл рукой глаза.
— Анатан! Встречай, — крикнула Тася, сунула Адэру в руки штаны с рубахой и, развернувшись, растворилась в темноте.
Адэр вошел в тесный предбанник, освещенный керосиновой лампой, закрыл за собой дверь. Воздух мгновенно стал плотным. Заложило уши.
В противоположной стене открылась дверца, выпустив облако пара. На пороге появился Анатан в исподних штанах.
— Давай-давай. Раздевайся, — протараторил он и скрылся в водянистом тумане.
Адэр сел между стоявшими на скамье ушатами с водой. Рядом на табурете — махровые полотенца. На крючках, вбитых в стену — рабочие вещи Анатана и чистая льняная одежда, на полу — высокие резиновые сапоги, облепленные глиной, и блестящие калоши.
— Яр! Чего так долго? — раздался голос из-за дверцы.
Адэр разделся, обмотал вокруг пояса грубое на ощупь полотенце и вошел в парную. Опустившись на прогретую деревянную полку и глубоко вдохнув горячий воздух с примесью какого-то запаха — то ли травы, то ли цветов, — неожиданно для себя улыбнулся.
— Хорошо? — спросил Анатан, усевшись рядом.
— Хорошо, — протянул Адэр, осматриваясь.
В углу тускло горел фонарь, освещая, бревенчатые стены, маленькое запотевшее оконце с форточкой, деревянную бочку с водой, низкую каменную печку, в черном зеве которой алели угли.
Адэр поймал на себе напряженный взгляд Анатана:
— Что-то не так?
Качнувшись вперед, Анатан поднялся:
— Залезай повыше, я жару поддам. — И набрал в ковш воды.
Адэр растянулся на верхней полке, со смешанными чувствами закрыл глаза. Тело нежилось в тепле, чистоте и свежести, а разум противился — уж лучше затыкать нос в постоялом дворе, чем ходить нагишом перед простолюдином.
— Готов? — произнес Анатан.
Адэр повернулся к нему лицом, но не успел спросить, к чему надо приготовиться. Анатан выплеснул воду из ковша на горку камней, лежавших на печи.
Казалось, что уши свернулись в трубочку. В лицо впились сотни раскаленных игл. Обжигающий воздух застрял в горле. После второго ковша Адэра сдуло с полки на дощатый пол. Анатан расхохотался.
Они выскочили в предбанник. Обливались из ушатов то ледяной, то горячей водой. Забежали обратно в парную и, усевшись рядом, рассмеялись. Над чем смеялся Анатан — одному Богу известно. Адэр представлял глаза отца, узнай он, где сейчас его сын. Из груди рвался смех, а хотелось выть — как же низко пал будущий владыка полмира.
Адэр облокотился на колени, опустил голову. Это всего лишь спектакль. Скоро представление закончится, он зайдет за кулисы, скинет ненавистную маску и вычеркнет из памяти дни позора.
— Тебе плохо? — спросил Анатан.
— С чего ты взял? — произнес Адэр и вновь забрался на верхнюю полку.
И уже ни шипение камней на печке, ни обжигающий пар, ни раскаленный воздух, опаляющий горло и нос, не смогли согнать его на пол. Тело разомлело и, словно растеклось, как растопленный воск, по доскам.
Анатан похлопал Адэра по плечу:
— Хватит. В бане главное — не переусердствовать.
Адэр надел льняные штаны и рубаху, с огромным трудом всунул распаренные ноги в сапоги. Увидев, как Анатан запросто обул калоши, понял, что имела в виду Тася, говоря об удобстве резиновых башмаков.
Выйдя из бани, Адэр с невыразимым удовольствием потянулся и, запрокинув голову, замер. Грозди звезд искрились так близко, что чудилось — протяни руку и сможешь сорвать их, сжать в кулаке, и между пальцами заструится сверкающий сок.
— Красиво, — раздался рядом голос Анатана.
— Красиво, — эхом повторил Адэр, глядя в небо.
— Посмотришь на это, и хочется жить, — сказал Анатан и побрел между грядок к дому, в котором, словно маяк, одиноко светилось окно.
На тарелках паровал картофель, политый маслом и посыпанный кружевами петрушки, переливалась золотистая капуста, украшенная острыми стрелами зеленого лука, горкой возвышались кусочки черного хлеба.
— Вот это я понимаю, — довольно промолвил Анатан, глянув на стол.
Из-за ситцевой занавески появилась Малика. Шмыгнула серой мышкой через комнату, тихонько скрипнула дверью.
Анатан достал из шкатулки несколько монет:
— Пол! Поди сюда!
Из кухни выбежал парнишка пятнадцати лет, одетый в майку и клетчатые штаны. Он поразительно походил на Анатана — такое же открытое лицо, светлый взгляд и искренняя улыбка, короткие, выгоревшие на солнце волосы и загорелое, не по возрасту жилистое тело.
Бросив Адэру "Здрасте", Пол застыл возле отца.
Анатан протянул ему деньги:
— Сбегай в питейный дом.
Адэра передернуло от воспоминаний о запахе выпитого кислого вина.
— У меня есть отличное вино. Сейчас принесу.
Выйдя на улицу, он долго мерил двор шагами. Ему уже приходилось обедать за одним столом с Маликой, а теперь предстоит пережить еще большее унижение — распивать вино с простолюдинами. Ко всему прочему на столе нет ножей, только вилки. И четыре тарелки вместо двенадцати.
Вернувшись в дом, Адэр отдал Анатану бутылку и кольцо копченой колбасы. Опустился на скамью. Немного подумав, скинул сапоги и с ранее неизведанным удовольствием вытянул ноги на домотканый коврик. Странно, впервые в жизни его чувства были столь противоречивыми, а мысли путанными.
Из соседней комнаты вышла Тася, держа на руках заспанную дочку:
— Проснулась егоза. Не помешает, если посидит в углу?
Адэр пожал плечами — разве от его желаний что-то зависит? Былая бодрость медленно сменялась непомерной усталостью. Вот бы завалиться прямо на скамью и забыться беспробудным сном.
Хозяева принесли из соседней комнаты стулья. Поглядывая на Адэра и тихо перешептываясь, расставили их вокруг стола.
— Прошу откушать, — сказал Анатан.
Слава Богу, догадались, что он уже не в силах ждать.
Услышав скрип открывающейся двери, Адэр повернулся. Цветастый халат хозяйки пришелся Малике не по размеру, и, подвязанный поясом, превратился в довольно фривольный наряд: глубокий вырез, сползающие с плеч рукава, широкая, колом стоявшая юбка. Влажные волосы, собранные на затылке, при свете лампы отливали синевой.
Малика с явным смущением уселась за стол и потупила взгляд.
Вознеся благодарение Всевышнему за хлеб и воду, Анатан принялся раскупоривать бутылку:
— Я, вообще-то, не пью. Только по большим праздникам. Но сегодня настоящий праздник — гости в доме.
В щелке между занавесками мелькнуло лицо Пола.
— Почему дети не садятся за стол? — спросила Малика.
— Малы еще трапезничать с гостями, — вытаскивая пробку, произнес Анатан. — На кухне поедят.
Пока он наливал в глиняные кружки вино, Адэр рассматривал Алю, сидевшую в кресле. Сколько ей? По виду такого же возраста, как его меньшая племянница. Только у той в косах атласные ленты, а не веревочки, и кукол целая комната, а у этой тряпка, в нескольких местах обмотанная шнуром — там, где шея, пояс и стопы. И платьице... чистое, с кармашками, но какое-то взрослое — словно сняли со старухи, уменьшили в размере и надели на ребенка. И этот взгляд... Девчушка, прижимая куклу к груди и вытянув шею, смотрела на заставленный тарелками стол.
— Можно я поговорю с вашей дочкой? — спросил Адэр.
— А чего ж нельзя? — ответила Тася. — Аля! Подойди! С тобой господин хочет поговорить.
Аля подбежала к Адэру, вытянулась, как по стойке "смирно".
— Здравствуй, Аля!
Девчушка кивнула.
— Кушать хочешь?
Аля посмотрела на мать.
— Она недавно ела.
Вмиг худенькие плечи поникли. Качнув косичками-карандашами, к груди склонилась голова. Аля поплелась обратно к креслу.
С отвратительным чувством, будто лично шлепнул по детской руке, тянувшейся к тарелке, Адэр откинулся на спинку стула. Он никогда не видел таких восторженных глаз, устремленных на еду.
Анатан поднял кружку:
— Гостям первый тост.
— Вы сказали, что сегодня настоящий праздник, — проговорил Адэр.
— Так и есть.
— Не хочу показаться бестактным, но какой же праздник без детей?
Хозяева переглянулись.
— Пол! — крикнул Анатан. — Тащи стул и тарелку.
Тася усадила дочку к себе на колени.
Потягивая вино, Адэр наблюдал за детьми. Он даже не подозревал, что с таким аппетитом можно есть обычную колбасу с черным хлебом. В памяти еще были свежи воспоминания, как с десяток нянек лезли из кожи вон, уговаривая его племянниц испробовать то или иное изысканное блюдо.
— Настоящее лакомство, — смущенно промолвила Тася, вытирая мордашку Али полотенцем. — С колбасой у нас беда. Мясо подорожало. — Она вздохнула. — Второй раз за месяц. И стоит целых пять моров. А колбаса и того дороже. Анатан на этой неделе получил три мора. Тут уж не до лакомств. И с мукой начались перебои. И с молоком. А если картошка с капустой не уродит, вообще будет горе.
— Давно перебои? — спросила Малика.
— А как новый наместник пришел, так и начались.
— Правитель.
— Ну да... правитель, — поправила себя Тася. — Сейчас еще ничего, держимся. Даже на зиму денежку откладываем. Зимой-то Анатан ничего не приносит. — Подперла щеку кулаком, направила на Адэра тусклый взор. — Почему же вы ничего не кушаете?
— Я не голоден.
— А вино пьете.
Глядя Тасе в глаза, Адэр сделал глоток. Что сказать простолюдинке? Что жалеет о потерянном времени и попусту растраченных силах, и вином тушит злость?
— А вы ведь не здешний, — сказала Тася. — Какой-то вы другой. И смотрите по-другому, и все молчите.
— Чего прицепилась к человеку? — напал на нее Анатан. — Устал человек. Не видишь?
— Я приехал из Тезара.
— Из Тезара? Вон оно как, — промолвила Тася.
— Чему удивляешься? — проговорил Анатан. — Правитель из Тезара, вот и людей своих позвал. Наши-то работать не хотят. В потолок плюют либо перед чужими правителями выслуживаются.
— Не все, — возразила Тася. — Маркиз Ларе в потолок не плюет.
— Маркиз Ларе — доктор, — пояснил Анатан. — Его имение за горным прииском, на меже Бездольного Края и Нижнего Дола.
— От нас, правда, далековато, — произнесла Тася, — но кто заболел — сразу к нему. Никому не отказывает. И к нам приезжает. Детишек осматривает, стариков. Говорят, он даже придумывает лекарства.
Адэр вновь поймал на себе пристальный взгляд Анатана:
— Почему ты на меня так смотришь?
Анатан почесал мизинцем затылок:
— Вам никто не говорил, что вы похожи на Великого?
Сколько же потребовалось усилий, чтобы смех прозвучал непринужденно и искренне.
