Мой неожиданный сиамский брат

Условия, в которых все мы живем и работаем, за последнее время значительно изменились. Иным стал советский человек. Обогатились его знания, повысилась эрудиция, значительно выросли духовные запросы. В то же время расширился и арсенал средств, находящихся в распоряжении наших идеологических работников. Надежный канал повседневной информации — 380 миллионов экземпляров газет и журналов...Большое значение имеет телевидение... Советские людис уверенностью смотрят в завтрашний день... Честь и слава Коммунистической партии... Да здравствует коммунизм!

Присутствующие в зале встретили заключительные слова бурной, долго не смолкающей овацией. Все встали. Под сводами Дворца съездов раздались возгласы: 'Слава ленинскому Центральному Комитету Коммунистической партии Советского Союза!'

Доклад прошел на отлично. В море слов не все смогли вычленить то самое главное, что меняло курс огромной страны. А из тех, кто понял, многие были согласны с необходимостью перемен.

XXI. Самое важное из искусств

Николай Николаевич Месяцев, бывший член партии, бывший посол СССР в Австралии, бывший председатель Гостелерадио Союза, а ныне простой беспартийный старший научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам, готовился к поездке на работу, когда раздался продолжительный телефонный звонок.

— Товарищ Месяцев? — тон голоса неведомого собеседника был подчеркнуто нейтрален. Словно говорил какой-нибудь робот из фантастических произведений, а не человек.

— Да, это я. С кем имею честь...

— С вами говорят из секретариата ЦК. С вами хочет встретится товарищ Брежнев. Автомобиль выехал, на работу мы сообщим, — пожалуй, такую манеру вести разговор Николай мог бы счесть и хамской, но вот само содержание. С чего это он вдруг понадобился так экстренно самому Леониду Ильичу?

— Я вас понял. Но...

— Партбилет вам возвращен решением Президиума вчерашним числом, — так же холодно проиноформировал голос. Получите на проходной.

Автомобиль действительно ждал у подъезда дома и, чудеса бывают, новенький партийный билет с его фотографией, явно взятой из личного дела, лежал в проходной Боровицких ворот.

— Входи, Коля, — вид Брежнева вызвал у вошедшего в кабинет Николая ступор. Это был не Брежнев. Вернее это был Брежнев, но не тот, которого он видел перед роковой ссылкой в Австралию. Тогда перед ним сидел... нет, восседал монументальный, величественный начальник, снизошедший к побежденному, и лениво цедящий слова. А сейчас... Этот Брежнев напоминал самого себя в пятидесятые — молодого, открытого, искреннего. Глаза лучились какой-то непонятной внутренней усмешкой.

— Неплохо выглядишь, Коля, неплохо. И это хорошо, — дожидаясь, пока Месяцев усядется, а секретарь расставит принесенное печенье и чашки с чаем, Брежнев откровенно изучал своего собеседника. Изучал, словно увидев впервые. — Ты же знаешь мое отношение к тебе, — улыбнулся Ильич. — Оно всегда было добрым. Но тогда сложилась такая ситуация, что тебе надо поехать послом в Австралию. Это действительно былоне мое личное решение, а мнение Политбюро... Я думал что ты просто поедешь года на два, а там мы тебя вернем обратно; поэтому и дал тебе мой личный код для шифротелеграмм. Почему ты им не воспользовался в критических обстоятельствах?

— Кхм, — кашлянул Месяцев. — Я телеграфировал, но ответа не получил...

— Понятно, — Брежнев подвигал бровями, взял ручку, что-то пометил в блокноте. — Разберемся. Действительно разберемся, — заметив недоверчивый взгляд Николая, искренне подтвердил он и пристально посмотрел глаза в глаза. Месяцев вдруг почувствовал, как из глубины карих глаз генсека, на него смотрит некто — другой. От этого ощущения побежали мурашки по спине, и на голове зашевелились волосы. Почти животный ужас овладел Николаем. Он практически не понимал, что говорит ему Брежнев. Сквозь привычную телесную оболочку, из немыслимой глубины, к разуму прикасалась другая воля, и другая сущность. Месяцев с трудом подавил в себе желание закрыть глаза, лицо, лишь бы не видеть этот взгляд, и не слышать голос. Он взял себя в руки и остался сидеть, стараясь успокоится.

— ... вот эту контору мы и хотим тебе поручить. Потому что как правильно нас учил товарищ Ленин, из всех искусств для нас важнейшим является кино. Ты, как, Коля, согласен?

— Извините, Леонид Ильич, не понял, — ответил Месяцев. И опять увидел тот же непонятный взгляд. Который тут же сменился обычным, слегка озабоченным.

— Ты не болеешь часом? — озабоченно спросил Брежнев.

— Нет, нет, что вы. Просто неожиданно все это.

— А-а. Тогда понятно. А я уж испугался. Смотрю, ты весь как-то напрягся и побледнел. Но ничего, ты главное не стесняйся. Мы тебе время на подлечивание дадим, и условия создадим. И мой прямой номер телефона получишь. Главное, что мы от тебя ждем — постараться повторить твои достижения шестидесятых. Нам надо много теле— и радиопередач и фильмов, нам нужны хорошие передачи, нам нужны отличные фильмы. А ты, кстати, что это ко мне на 'вы'? Мы же с тобой старые друзья так что переходи-ка на 'ты'. И так ты не мне не сказал — согласен?

— Конечно, Леонид Ильич, согласен, — выдавил Месяцев.

— Ну, вот и хорошо, — усмехнулся Брежнев. — Как говорится, жених согласен, родители невесты тоже, осталось уговорить невесту. Но смотри, Коля. Задача у тебя очень и очень важная. Необходимо сделать наше телевидение и радио лучшими в мире. Как ты думаешь, что должно делать телерадиовещание?

— Задача телевидения и радио, по моему глубокому убеждению, — ответил Николай, — состоит в служении человеку труда, раскрытию его нравственной красоты, устремленности к возвышенной цели; в том, чтобы быть с ним — человеком — в постоянной взаимосвязи, а через него — со всем народом: его социальными слоями, этносами, поколениями....

— Это ты хорошо сказал. Только учти — не стоит это делать прямолинейно, как в шестидесятые. Народ сейчас иной, простая пропаганда им воспринимается в штыки. Твоя задача — создать такие передачи и фильмы, которые ненавязчиво будут проводить эти мысли в массы. Не лозунгами и не прямолинейными агитационными фильмами в стиле 'Большой семьи' (фильм, 1952 г), хотя и такие нужны. Но в первую очередь фильмы должны быть захватывающими, интересными своей интригой а не простым пересказом технологии литья стали и отбрасывания шлака. И еще... — генсек опять подвигал бровями. — Маловато у нас интересных фильмов о войне и военных. Даже про Великую Отечественную снимают плакаты. А уж про нынешнюю армию... И для молодой аудитории надо побольше фильмов о военных приключениях и интересной фантастики. Например такой — генсек, хитро улыбнувшись, протянул будущему начальнику Гостелекинорадио стопку отпечатанных листов. — Мне тут, понимаешь, один товарищ рассказал увиденный за границей фильм. И мы с ним подумали, что если его переделать под наши реалии, то вполне можно и у нас снять. И название такое интересное 'Назад в будущее' и смысл в том, что каждый из нас, и все мы вместе творим свое будущее...

XXII. И родной АКМС наперевес...

Бригада спецназа, в которой теперь служил Рыбаков, должна была пересечь движение нелегальных караванов в районе пустыни Регистан и немного севернее ее. С северной частью зоны ответственности вопрос решался довольно просто — это была обжитая местность, в которой проходили основные караванные пути. Поэтому'духи' обычно, без всяких изысков, перевозили оружие и боеприпасы на автомобилях 'Симург' по проселочным дорогам. Такие машины везли по дорогам до двух тонн груза и всего лишь несколько машин могли удовлетворить потребности целой банды на месяц, а то и более.

Это позволяло довольно легко обнаружить караван с вертолетов и уничтожить его ударом с воздуха, или высаженной на его пути засадой. Тем более, что теперь для легальных караванов организовывалась охрана мотострелками 'на броне', при необходимости — даже с контролем пути вертолетами.

Однако оружие по-прежнему поступало к разрозненным, но еще боеспособным бандам душманов. И наркотики все также уходили в Пакистан, где превращались в валюту, необходимую для закупки новых партий оружия и боеприпасов. И неизвестно, как бы повернулось дело, если бы в один прекрасный день комбат Мальцев не привез в отряд некую бородатую личность. С закатанными рукавами рубашки и буйной растительностью на лице, гость производил сильное впечатление. Перевязанный красным платком, как пират, он и походил на одного из грабителей морей.

— Знакомься. Это Маланг, — Мальцев представил Рыбакову бородача. — Прекрасно знает пустыню.

Имя афганца несколько напрягло Антона, поскольку лидером ИПА в провинции был мулла Маланг. Но, как выяснилось при знакомстве, это был заместитель вождя одного из племен белуджей и к своему печально известному тезке отношения не имел. Поздоровались, причем приезжий не только пожал руку по-русски, но и сказал: 'Здравствуйте' почти без акцента. Правда, почти сразу выяснилось, что это практически весь его русскоязычный словарь, если не считать четырех слов относящихся к купле-продаже, поэтому Рыбаков вызвал Тулу, который кроме саперного дела, как оказалось, отлично знал фарси. А Маланг на фарси говорил, и неплохо. Антон же фарси не знал, а его пуштунский словарь был богаче, чем у афганца русский, лишь на несколько прикладных военных терминов.

— А причем здесь пустыня? — поинтересовался Рыбаков у Мальцева, но ответил Маланг, прослышавший перевод Тулы.

— Теперь 'духи' боятся возить оружие по привычным маршрутам. Поскольку 'шурави' в пустыне почти не работают, а если и работают, то днем и с вертолетов, 'духи' решили по ночам перебрасывать оружие и боеприпасы, которые доставляли в какой-либо приграничный афганский кишлак на машинах из Пакистана. В кишлаке караван перегружали на верблюдов, и ночами переправляли через пустыню, выходя в районе кишлаков в нескольких десятках километрах от южных окраин Кандагара и его зеленки, — перевел его слова сапер.

— Понятно, спасибо.

— Маланг готов указать ключевые точки, где можно перехватить караван, — продолжил переводить Семен.

— Это очень хорошо. Проводите товарища Маланга в столовую, угостите с дороги, а мы пока поговорим, — резюмировал Мальцев. Импровизированное совещание закончилось быстро. Сошлись на том, что, как только у Маланга появляется интересная информация о движении каравана с оружием и боеприпасами, он приходит к Мальцеву. А затем они вместе приезжают в отряд, где Маланг остается и готовится с группой спецназа на выход в качестве проводника. Но для начала решили отработать без проводника, просто для проверки достоверности данных. Мальцев попросил Маланга дать в ближайшее время наводку на караван, а Антон организует выход группы.

На этом и разошлись.

Первые данные поступили через два дня. Поскольку все было согласовано заранее, на подготовку к выходу ушло меньше двух часов. На боевые уходила вся группа — шестнадцать человек. Боевиков ожидалось в три, а то и в четыре раза больше, но никого не смущало. Уже был опыт, спецназ порой воевал и при раскладе 'один против десятерых'. Первую подгруппу вел сам Рыбаков, вторую — прапорщик Игорь Шимский, его заместитель. С собой взяли сухпай на сутки — весьма скромно, даже рискованно, учитывая, что сидеть в засаде надо было до появления каравана, а сколько его придется ждать, никто сказать не мог. Но предпочли взять больше патронов, руководствуясь вбитым при обучении правилом: 'Патронов бывает смертельно мало, очень мало и мало — но больше просто не унесешь'. Учитывая, что высадка с вертолетов планировалась в километрах двадцати от места засады, рюкзаки набили до последней возможности. Хотя пару дней можно и вообще поголодать, в пустыне большей проблемой была не еда, а вода. Поэтому воды с собой взяли на все время выхода, используя все фляги и несколько трофейных бурдюков.

На посадочной площадке их уже поджидали два вертолета, транспортно-боевые Ми-8, получившие в бригаде прозвище 'верная восьмерка' из-за номера модели и стандартной нагрузки в 8 человек, которую вертолетчики ограничивали из-за гористой местности. Взлетели немедленно, на полпути к ним присоединились два увешанных оружием 'по самые брови' 'крокодила', они же, по слухам — 'адская колесница', Ми-24. Боевые вертолеты шли впереди и чуть выше, готовые в любой момент обрушить лавину огня на землю. Но в этом полете пострелять им не пришлось — пустыня была как и положено пустыне — пустынна, хотя Антона не оставляло чувство, что за ними внимательно наблюдают откуда-то снизу.

Высадились в намеченном районе так же без происшествий. И пошли, стремясь к вечеру достичь указанной агентом точки. Ходьба по пустыне, несмотря на все тренировки и подготовку, оказалось отнюдь не легкой. Надо признаться, что несколько раз Рыбакова посещали нехорошие мысли, что они никогда не дойдут до цели. А если и дойдут — ничего не смогут сделать из-за опустошающей усталости. Но дошли и даже сумели замаскироваться, укрывшись под заранее приготовленными накидками. Лежать под ними на раскаленной за день земле, обливаясь потом, было не менее мучительно, чем идти. И долго, как честно признавался себе Антон, они бы не выдержали, особенно с учетом того, что ночью здесь резко холодало. Но особо ждать не пришлось, примерно через полчаса после того, как они залегли на выбранном участке едва заметной, но несомненно набитой караванами тропы, на горизонте что-то двинулось. Через некоторое время стало ясно, что это не галлюцинации. Действительно, к месту засады приближался караван...

'Духи' шли, совершенно не опасаясь засады и даже вертолетов, которые редко появлялись в этом районе. Неторопливо двигались верблюды, столь же неторопливо шагали рядом вооруженные 'калашами' и 'бурами' погонщики и охранники. Но головной дозор все-таки был. Пятеро пеших душманов, все вооруженные автоматами, шли метрах в пятидесяти впереди основного каравана, держа оружие наперевес. Но и дозорные чувствовали себя в безопасности и не осматривались по сторонам. Просто шли, картинно изображая готовность к бою, видимо для начальства.

Как и было оговорено, Антон выстрелил первым. Выстрелил, когда дозор оказался как раз напротив замыкающей засаду пары из Жабо и Тулы. Цепочка огоньков, заметных в подступающей темноте, расцвела на земле прямо напротив каравана. Каждый из спецназовцев сделал по два, а некоторые и по три точных прицельных выстрела, прежде чем душманы опомнились и попытались залечь за тушами убитых верблюдов, открыв ответный огонь.

Первым же выстрелом Рыбаков снял самого важного из 'духов', шедшего в центре колонны. Затем еще одного, который пытался командовать, что-то крича растерянно мечущимся под огнем афганцам. Затем он дернул переводчик вниз и дал заранее оговоренный сигнал, выпустив одной длинной очередью десятка два патронов. И на этом бой фактически закончился — Жабо открыл огонь из ПК, короткими очередями подавляя любые попытки открыть ответный огонь. Недостреленных пулеметным огнем духов добили остальные спецы, даже не меняя огневых. Прошло несколько минут и над пустыней воцарилась тишина, прерываемая только стонами недобитых душманов и криком одного из верблюдов, которого заставил замолчать еще одной очередью Жаботинский. Контроль проводили в уже наступившей темноте, с помощью трех ПНВ, имевшихся в группе. Потом развели несколько костров, обозначив площадку, и стали ждать прилета вертолетов...