Зверь лютый. Книга 9. Волчата

— Тогда давай чохом, без имён-отчеств.

Николай усаживается рядом, тоскливо вздыхает, не найдя в поле зрения ёмкости с бражкой, и сходу выдаёт мне одну из загадок "святорусской истории".

* * *

Прикиньте: где — Швабия, а где — Суздальское Ополье. Но факт: Андрей Боголюбский, Князь Суздальский, и Фридрих Барбаросса, Император Германский — лично друзья.

Почему — не понятно. Дружба между правителями — явление вообще редкое. У этих, конкретно, персонажей не было главной причины дружбы венценосных особ — "против кого". Не было каких-то общих злобных сильных врагов, не было общих постоянно актуальных "жизненных" интересов.

Иногда такая дружба возникает как результат длительного общения или общих детских переживаний. Как было у Темуджина и Джамухи, когда они детьми клялись друг другу в верности и называли себя побратимами на льду Керулена.

Но Барбаросса и Боголюбский никогда лично не встречались. И если Барбаросса описывается современниками как символ рыцарства, чести, государственной мудрости, человеческой открытости, то Боголюбский, с его бешеным и скандальным характером, вообще не умел дружить.

Есть, кажется, только один человек, который может связывать эти две выдающиеся личности Средневековья. Человек, которого Андрей Юрьевич Боголюбский пытался убить. В свои ещё юношеские годы. Пытался, но не сумел и сам чудом жив остался. Исключительно благодаря своему коню.

Этому коню Россия уже многие столетия благодарна. За Успенский собор и Золотые ворота во Владимире, храм Покрова на Нерли... Но об этом потом.

Как выглядит дружба, как выглядит общение между друзьями, если ответ на письмо приходит через два года? Наверное, в 21 в. это и представить невозможно. В эпоху социальных сетей, чатов, форумов... Просто — телефонных звонков в любую точку мира. Позвонил, болтанул, общнулся...

А они обмениваются подарками. Не знаю, что именно посылал другу Фрицу друг Андре, а вот подарок Барбароссы Боголюбскому можно увидеть и в 21 в.: в коллекции декоративно-прикладного искусства Лувра и в Германском национальном музее в Нюрнберге.

Две массивных медных позолоченных парных накладки сложной пятиугольной формы, украшенные эмалевыми изображениями на евангельские сюжеты — Распятие и Воскресение Христа. Называются "наплечники Андрея Боголюбского".

Пластины являлись армиллами — парадными наплечными браслетами, регалиями императоров Священной римской империи, самого Фридриха Барбароссы. Русский князь носил "парадные погоны" германского императора?

Понятно, что Андрей писал Фридриху о своих заботах, о стремлении сделать свой Владимир-на-Клязьме самым красивым городом Руси. И Фридрих пытался помочь другу.

Татищев пишет:

"по снисканию бо его (Боголюбского) даде ему Бог мастеров для строения оного из умных земель";

"по оставшему во Владимире строению, а паче по вратам градским, видно, что Архитект достаточный был... Мастеры же присланы были от Императора Фридерика Перваго (Барбароссы — авт.), с которым Андрей в дружбе был".

Пока в Киеве меняли Великих Князей, присланная Германским Императором команда немцев-каменщиков, то есть — "масонов", за два года 1158-1160 построила во Владимире Успенский собор.

И до этого многие соборы на Руси строили заезжие мастера. Но — греки. А тут "помощь друга" — строители-немцы. Во Владимире уже начинается отделка здания, каменщики становятся не нужны, но "Архитект достаточный был", и Боголюбский подкидывает им следующий подряд: церковь Благовещенья Богородицы во Вщиже. Надо же зятю церковь спроворить! А для охраны мастеров — и стражу невеликую послать. На всякий случай.

Вот под это строительство будущего храма и рыли "магоги" всю осень на пепелище выжженного подчистую детинца яму для "масонов владимирских".

Уже и Николай засопел, глупо открыв во сне рот, я лежу у стенки, завернувшись в тулуп, и вспоминаю.

"Воспоминание о будущем". О будущем этого места.

Немцы построят Магогу новую церковь. Большой красивый храм с 12 колоннами по фасаду.

Через шесть лет Магог умрёт. Люди с гигантизмом часто рано умирают. Детей у них часто не бывает, у Магога не будет.

Ростислава Андреевна, став в 7 лет женой, в 14 — станет вдовой.

Потом...

Весной 1238 года, не дойдя до Новгорода сотню вёрст, орда Бату-хана повернёт на юг. Огромный полон, собранный на Оке и Верхней Волге, тысяч тридцать русских людей, будет порублен саблями на льду Селигера. На ледяной равнине конному значительно удобнее рубить безоружных пеших, чем гоняться за ними по лесу.

Будет "Козельская ловушка", когда в мокрых мартовских голых лесах конное монгольское войско, идя по водоразделу, упрётся в свой "злой город".

Оголодавшие, отощавшие, оборванные, обовшивевшие, озлобленные люди и кони вывалятся, наконец, в южнорусские степи.

В.Ян красиво это описывает:

"Монгольское войско непрерывным, широко разлившимся потоком продвигалось на юг через Кипчакские степи. Солнце раскрыло свои бирюзовые дверцы и, ослепительное и горячее, смотрело с небес на широкую равнину, по которой ехали всадники, довольные и веселые, распевая песни, бесконечные и однообразные, как степные дороги. Взлохмаченные истощенные кони жадно тянулись к первым зеленым побегам степной травы".

Но перед этим будет ещё один, завершающий эпизод того похода.

Отряд монголов в две-три тысячи сабель внезапно явится к Вщижу и возьмёт его штурмом. Какая осада?! Монголам ждать некогда — кушать очень хочется! Штурм будет сразу — гончарный горн в детинце возле городских ворот успеют залить, но не успеют вынуть готовые свеженькие кувшины.

Укрепления, арбалеты, бойцы на стенах... Это не остановят кочевников. Город будет вырезан и сожжён начисто. Но потери степняков таковы, что лежащий здесь же на реке, в пятидесяти вёрстах ниже Брянск — тронуть не рискнут.

Брянск сожгут в следующий раз. А здесь будет... просто пустое место. Травы, деревья. "Землёй накрылся".

Хорошо накрылся. Когда в 40-х годах 19 в. здесь начнутся раскопки, то будет записано: откопаны стены церкви с росписью. На два аршина от пола. Полтора метра "земляного покрывала".

Найденный трёхногий подсвечник из Лиможа — немцы, закончив работу, многое из своего имущества продавали за ненадобностью — послужит основанием для рассуждений о прочных связях между Черниговскими княжествами домонгольской Руси и Западной Европой.

Перед входом в церковь будет найдено множество черепов: как всегда в русских городах население при резне пытается спастись в храмах.

А в подземелье собора найдут захороненный по православному обряду гигантский человеческий костяк. Магог, русский князь Святослав Владимирович.

* * *

В избе, где дрыхнет на полу и по лавкам наша команда, тихо. Чуть отсвечивают угольки из печки. Я уже начинаю придрёмывать, как вдруг тяжёлая кожаная занавеса, закрывающая дверной проём, отдёргивается, и внутрь вдвигается какая-то тёмная туша. Я тихонько тянусь к засапожному ножу и, одновременно, фоном, ругаю себя про себя:

— Спать одному на "Святой Руси" — вредно для здоровья. Если нет женщины, Ванюша, то спи хотя бы с шашкой. Можно тоже — наголо.

Уже собираюсь заорать, но понимаю: ложная тревога. Борзята с гулек вернулся. Или где он там был?

— Слышь, Борзята, ну и как? Дала?

— Мал ты ещё. Всем — подъём. Тихо, быстро. Собираемся, запрягаемся, убираемся.

— С какого хрена? А пожрать? (Ивашко выражает концентрированное недоумение).

— С такого. Местные унюхали. Что мы смоленские. Скоро бить придут. Или кто думает, что они прошлую осень уже забыли? Косорылы рукосуйные. Бегом.

А ведь Борзята прав: местные очень раздражены на смоленских за прошлогоднее разорение. Мы для них — враги, иноземцы. Побить таких — отомстить "по правде". И плевать, что нас тут не было, что это вообще дела княжеские.

— А! Вы все такие! До твоего князя мне не дотянуться, а вот до тебя — запросто. Сволота невщижская!

Звучит несколько непривычно. Но смысл знакомый — морда нерусская. "Лицо смоленской национальности".

Как обычно: чтобы тебя называли "русской мордой" нужно забраться подальше от родины. "Русские морды" здесь — или в Царьграде, или на Готланде. А на Руси — русских людей нет. Есть смоленские, волынские, киевские, вщижские... Хуторо-центризм как основа мировоззрения.

Но бить будут больно. За все успехи смоленских князей в деле "принуждения к миру" этого Магога. Надо сваливать, "пока не началось".

Ивашко, после ночных лекций в мой адрес, спит на ходу, мне никто не мешает забраться на облучок и взять в руки вожжи. "Уноси залётные!".

Ночь, чёрное небо в звёздах, белая полоса заснеженной реки и три наших тройки. Красота. Ни огонька, ни звука, ни движения. Ни встречных, ни поперечных, ни продольных. Только мы. Скрипим и фыркаем. Тройки разгоняются в пустом пространстве ровной глади речной дороги. Караван входит в темп, в режим, становится единым целым из девяти лошадей.

Держим дистанцию, держим темп скока, слаженный ритм рыси трёх коренников. Их шаг уже не ускоряется — удлиняется. Ровный, скользящий бег. Почти без колебания корпуса. И рядом с коренниками, так контрастно, взмахивают гривами, мечутся в галопе пристяжные. Уже не едем, не плывём — летим.

В темноте, под чернотой высоченного, ночного ещё, неба, но — по светлому, по белому полотну снега. В тишине, но — среди музыки ритмичного скрипа саней по снегу.

Ничего не мешает этому полёту, ничего не отвлекает. Кажется, во всём мире — никого нет. Метель из снега, взбитого, поднятого копытами передних троек, залепляет замотанное по самые глаза лицо. Но это не раздражает — радует, возбуждает, веселит. Ходу, милые, ходу! Шибче-шибчее-е-е! Встречный ветер толкает в грудь. Волны — холодного воздуха в лицо. Волны тёплого — от лошадей. Разогрелись, родимые.

Кони на Руси — "родимые". Родственники, будто мы кентавры какие. А вот здешним брянским мужичкам — мужички, что смоленские, что черниговские, совсем даже не родственники. Злые чужаки. Это как же надо народ озлобить друг на друга! Как, как... "Разделяй и властвуй". Русские князья так и делают. Самостийность как высшая стадия развития местечковости. Политическая форма выражения инстинктивной ксенофобии голозадых обезьян. Типа "УПАциков" в моё время. Или других нациков. "Феодальная раздробленность" называется. Как-то эти... гоминиды реликтовые и до 21 в. дожили.

Ага, а вот и Брянск. Неправильный какой-то. С левой стороны. А должен быть с правой и ниже по реке вёрст на пять.

А, опять забыл. "Погибель земли Русской". Придут монголы и всё сожгут. А город отстроят заново. Но уже не на Чашином кургане, а на Покровской горе. Вот там его и будут жечь в следующие разы. Снова татары, литовцы, московские рати, поляки, лжедимитрии... Последний раз — в сентябре 1943, уже наша артиллерия.

А пока он зовётся не Брянск, не Дебрянск, а Брынь. В 20 в. друг у меня добрый был. Тоже — Брыней звали. Из этих же мест. Старые слова иной раз долго живут.

Городок основан Свояком. В смысле: первое упоминание в летописи когда городок Давайдовичи сожгли. "Ледяной поход Свояка". Ивашка аж проснулся, показывает руками:

— Тама мы были, откуда они наступали.... А мы вон оттуда ка-ак выскочили... А тут нам в лоб берендеи... Сеча была... Коню моему ухо срубили... Потом зажгли посад и давай возы вверх по реке вытягивать.

Николай из вторых саней смотрит на городок — аж облизывается. Чуть за борт не вывалился. Видеть жилое место и не походить по торгу, не пообщаться, не потрогать товары, не послушать людей, не поторговаться...

Останавливаться не будем: это ещё владения Магога.

Тут сильного разорения не было, но среди вятших, особенно служилых, наверняка есть те, кто этой осенью своих сотоварищей боевых во Вщижском детинце на пепелище в землю зарывал. Захотят — найдут к чему прицепиться. "Сволота смоленская...". Засунут в поруб просто "для поговорить". А мне в подземелья... В Киеве, у Степаниды свет Слудовны, может быть, были чем-то особенные, но выяснять разницу... Ходу, родненькие, ходу.

Я только одного не пойму: какого... нас с такой легендой послали? "Приказчики купцов смоленских посмотреть торги деснянские...". Какие торги?! Какой идиот решил изображать "контрольную закупку" на пепелище? Кыпчаки разорили низовья, Вщиж выжгли русские. Ну и где мы, по легенде — купцы, можем "торги повысматривать"?

Хотя... Средние города на Десне — целые. Население с низу бежит и тащит высоколиквидные товарные ценности. И самих себя, что тоже товар. Если с этой стороны взглянуть, то, возможно, наша легенда прикрытия имеет смысл?

Хочется верить в разумность начальства. Ведь не на скорую же руку эта "миссия" задумывалась. Ведь разговор с Акимом был в середине лета, а сейчас самое начало февраля. Или у них такая супер-секретность, что просто ресурсов ни на что не хватило? По весне задумали, а после поправить уже некому было? Такая глубокая конспирация? Тогда нам хана. После сильно тайных операций живых свидетелей оставаться не должно.

Эта мысль давно уже шебуршилась в моих мозгах. С самого начала. Тогда мне казалось, что просто проявляется моя нелюбовь к гос.тайнам. Я свою идиосинкразию старательно давил, глядя на расцвётшего от самоуважения Акима. У него — честь, гордость, уважение старых сотоварищей... Я стараюсь поддерживать. Но умирать за это...

Хрень какая-то... Лезем незнамо куда, как кот в сапог.

В Трубчевске, как на постой встали, Борзята снова в город намылился. Чего он поздним вечером там углядеть собирается? Закрыто же уже всё.

Следом за нами в подгороднюю слободу пришёл ещё один обоз. Встречный, с низу. И совсем на наш непохожий. Их на постоялый двор и не пустили — по слободе распихались. Но несколько человек в кабак зашли, а мы там за столом сидим-ужинаем.

Обоз... не купеческий. Десятка четыре дровень, в дровнях бабы и дети, к задкам коровы и козы привязаны. Идут себе, cпокойненько, пешочком, шажком неторопливым.

Среди мужиков из этого обоза, кто за соседний стол присели, один, вроде, главный. Солидный мужчина в приличной шубе, не овчина — сукном крытая. Николай сразу разговор завёл. Такой... общефилософского толка. Типа:

— Ну и как оно там, откуда идёте?

И внезапно получил совсем не философский, конкретный ответ:

— Погано. Поганые там. Беженцы мы. Из-под Чернигова. От половцев. Опять Изя навёл. Князь наш рожденный, Изяслав Давыдович. Чтоб его... руки-ноги поотрывало и в выгребную яму...

Опаньки! А у нас ведь где-то там место прибытия. Где — "погано". И куда мы идём? К половцам под сабли?

Борзята ещё не ушёл, от дверей вернулся. Да и остальные в сторону рассказчика развернулись. Николай аж стойку, как сеттер на охоте, делает:

— А не соблаговолит ли уважаемый господин честной боярин удовлетворить накоротке рассказом о столь интригующих простых приказчиков купеческих новостях, про несчастия, упавшие на славный град Чернигов и добрых людей православных, там обитающих? А мы покудова вот хозяина за бражкой сгоняем. Чтобы люди добрые смогли беспрепятственно новости удивительные рассказывать, горло свои хрипотой не надрываючи...