Ласурская бригада

— Ну-у, это никуда не годится! — поддел обиженный Йожевиж и посмотрел на Ягорая: — А с твоей что?

— С моей? — удивился тот.

— Ну, с этой... от которой мысли улетучиваются и дыхание в горле застывает!

Рю Воронн сердито передёрнул плечами.

— Ничего!

— Мы ждали другого! — мурлыкнул Дикрай.

— Они тоже ждут другого, — хмыкнул Йожевиж, — но наш Яго непреклонен, в смысле, неукладаем! Только вот, надолго ли тебя хватит, друг мой? Я неспроста спрашиваю — мы все знаем, что им нужно от нас, и пока они это не получили — мы в безопасности! Однако если...

— Никаких если! — отрезал Ягорай. — Ничего они не получат! Пусть хоть все эльфийские девственницы станут обнажёнными плясать вокруг — у меня нет того, что им нужно!

— А я бы не отказался... — мечтательно вздохнул Дикрай.

— А если бы было? — уточнил гном и неодобрительно взглянул на оборотня: — Кошак, он и есть кошак!

— А если б было!.. — начал Яго и осёкся.

На пороге стояла Аргониэль, и свет из коридора прошивал фигуру, делая её платье практически невидимым.

Дикрай шумно выдохнул. Йожевиж заёрзал в кресле, подавившись дымком из трубки.

— Идём, человек, — улыбнулась эльфийка, входя. — Я обещала тебе прогулку!

Когда Яго, двигаясь будто под гипнозом, вышел, оставшиеся переглянулись.

— Замирает... — мечтательно вздохнул гном.

Оборотень укоризненно покачал головой.

— Наоборот, шевелится!

* * *

Разместили членов бригады по-царски. Поначалу каждому собирались выделить отдельные покои, но и женская часть группы, и мужская в один голос воспротивились. В результате всех распределили по двое — сестёр-рубак, Виньо и Таришу, Гроя и Варгаса и, как водится, Виту и Дробуша. Переживания последних дней сделали своё дело — компания отказалась от ужина, променяв его на чистоту и мягкость эльфийских перин. Даже тролль уснул моментально, хотя, казалось бы, тролли особого уважения к сну не испытывали.

Тариша Виден проснулась среди ночи. Она точно знала время — оборотни отлично ощущали дневные и ночные переходы в сутках. На родине, в Весеречье, этот час — последний час до рассвета — называли часом Полярного Волка. Разбудило фаргу нечто неслышимое и неощущаемое и, проснувшись, она какое-то время лежала, пытаясь понять, что происходит. Странное дело — она слышала, как жучок-древоточец пилит засохшую ветку мэллорна, как бежит мышка между моховыми наростами в коридоре, но абсолютно не слышала обитателей цитадели, которыми та должна была кишмя кишеть. Но вот это... пришедшее извне... неназываемое... тревожило.

Тариша встала — спала по привычке в одежде. Натянула мягкие охотничьи сапожки — в таких было сподручно ходить без шума и бежать на долгие расстояния. С умилением посмотрела на сердито сопящую во сне Виньовинью и выскользнула из комнаты. Заблудиться в незнакомом месте не боялся ни один оборотень — коли существовал хотя бы единственный след, а он всегда существовал: свой собственный, всегда можно было вернуться туда, откуда пришёл!

В коридоре от стены к стене плескало разноцветное сияние. Зрелище было таким фееричным и ярким, что фарге пришлось постоять, вжавшись в стену и успокаивая свою внутреннюю тигрицу. Как и все кошачьи, яркого света Тариша не любила, потому и красотой мха не вдохновилась, сердито наморщив нос. Беспокоящее её ощущение имело слабое, но чётко выраженное направление, и Тариша последовала в ту сторону, отчаянно зевая и недоумевая, чего же ей не спится?

От мягко заворачивающих коридоров, от их извивающихся ответвлений у неё едва не закружилась голова. Он ужасно жалела, что не может перекинуться, однако опасалась встретиться с каким-нибудь гуляющим по ночам эльфом и напугать его до смерти. Обитателей цитадели она по-прежнему не слышала, видимо, слуху в здешних помещениях доверять не стоило, не то что обонянию! Неясное ощущение, наконец, сформировалось в совершенно понятное — фарга чувствовала самца. И его запах едва не свёл её с ума! Тяжело дыша, Тариша остановилась. Скинула капюшон, надвинутый по привычке на изуродованное лицо. Сколько прошло весён с тех пор, как она испытывала желание? Сколько весён прошло с той, в которой люди, вооружённые факелами, пиками, арбалетами, охотились на неё и Дастина в оттаивающих лесах Весеречья, загоняли, как диких зверей в лощину-ловушку и после с наслаждением убивали. Долго. Давая время прийти в себя и вновь начиная мучить. Тогда её спас старый Ашрам. Лишившись лапы, на собственной крови призвал на себя и Таришу дух Арристо, сделавший обоих тигров берсерками, не помнящими себя, не ощущающими боли и слабости. Дастин к тому времени уже был мёртв — боли и издевательств ему досталось больше. Мелкие жалкие человечки смеялись, стоя над телом великолепного белого тигра, радовались его низвержению, не понимая, что попирают не животное, а саму природу. И природа отомстила. Человечки пытались бежать. Молили о помощи. Некоторые из них пробовали защищаться. Другие обделывались от ужаса. Но две полосатые тени, два сгустка смертельной ярости, один, изуродованный кровоточащими шрамами и другой — на призрачной лапе, заменившей отрубленную, преследовали молча. В конце охоты не осталось ни одного волоска на их шкуре, ни единого чистого волоска, так всё было забрызгано кровью, чужой, сладкой, человеческой кровью, смывшей собственную.

Вожделение...

Тариша рванула плащ на груди. Если бы они с Дастином были внимательнее, если бы не были так заняты друг другом и любовными играми той весной, они почуяли бы, что их выследили, ушли бы из-под облавы. С тех пор чувства у фарги будто отрубили. Какие бы самцы не оказывались рядом, она ими не интересовалась, а уродство, сохранённое на память о той охоте, недурно помогало в этом. И вот её снова накрыло это душное, выворачивающее нутро чувство! Когда хочется ползти к НЕМУ на брюхе, бия себя хвостом по бокам, распластаться под тяжёлым телом, прикусить густой мех и задрожать от низкого рыка Властелина твоей плоти! Ползти... Но куда?

Фарга с изумлением огляделась, щёки были мокры от слёз, а в животе ныла неудовлетворённость тупой выматывающей болью. ОН где-то рядом... Запах в воздухе уже осязаем. Запах распалённого страстью самца...

Низко зарычав, и сама того не замечая, Тариша отлепилась от стены и побежала по следу. Запах становился всё ярче, пылал, как факел, криком звал, звенящим в ушах... И со всего размаха ударилась лицом и грудью в стену цитадели: коридор, по которому она пришла сюда, окончился тупиком. Между плотно прижатыми ветвями стены не было даже щёлочки. Удар отрезвил её. Тряся головой, она побрела прочь, оглядываясь на стену, словно ждала, что та разойдётся под силой её взгляда, дав проход к НЕМУ. К символу той жизни, которая, как Тариша думала, уже давно для неё кончена.

* * *

Эльфийка быстро шла вперёд, не оглядываясь на спутника. Впрочем, Ягораю было не привыкать ходить быстро, уворачиваясь от лесных плетей, не наступая на сухие ветки или шуршащие листья. Они шли уже около часа, молча, поскольку Аргонаиэль не говорила ни слова, а Яго не знал, о чем её спрашивать и следует ли вообще спрашивать? Без голоса, звучащего как хрустальный колокольчик, на душе было спокойнее, тише... И не только не душе!

Он с интересом крутил головой, прислушивался, принюхивался, впитывая кожей чужой мир. Да, они с 'хорьками' провели некоторое время под пологом этого заколдованного леса, но сейчас он будто открывался с другой, потайной стороны. Чувства у Яго обострились, как у оборотня, вышедшего на охоту, однако граф рю Воронн оборотнем не был.

В траве драгоценными рубинами взблёскивали ягоды лесной земляники...

По стволам деревьев проносились изумрудными молниями шустрые маленькие ящерки...

Из кустов высунулась любопытная голова на длинной шее... Существо клацнуло острыми зубами и сделало вкрадчивый шаг — ходило оно на двух ногах, несло за собой толстый чешуйчатый хвост, а к груди поджимало смешные кургузые передние лапки, оканчивающиеся нехилыми такими коготками.

Арго, не останавливаясь, хлопнула в ладоши. Вспышка огня прямо перед носом существа заставила его издать птичий крик и ломануться обратно. Воистину в Лималле всё перемешалось: звери, птицы!

Чаща становилась гуще, воздух — тяжелее, слаще. У Яго начала кружиться голова и зрение 'поплыло', заставляя искривляться прямые как свечи древесные стволы, зеленовато дымиться землю... Ему показалось, что он ушёл в сон и не вернулся. Мелькнула мысль, а что если их всех убили там, в 'Драной кошке'? И его, и Рая, и Йожа? А всё вокруг, включая эльфийку, плод его сознания, растворяющегося в Вечности? От подобных мыслей стало не по себе, поэтому Ягорай применил уже испытанное не раз средство — вспомнил Виту в своих руках. Тепло и аромат её бархатной кожи, шёлк волос, которые так приятно было пропускать сквозь пальцы, наматывать на ладонь, мягкость и податливость алых губ... Интересно, станет ли она когда-нибудь целовать его так же жадно, как он её? Яго усмехнулся. Девчонка сопливая! Боится целоваться по-настоящему, не сдерживая себя! Ничего, если Индари будет милостива к нему, он всему научит свою суженую. Ведь ему жить с ней в болезни и горести, в печали и радости и до тех пор, пока смерть не разлучит их!

На этой вполне реалистичной мысли он едва не налетел на резко остановившуюся Аргонаиэль. На миг коснулся грудью её спины, ощутил тут же прижавшуюся к нему округлую тугую попку. Взглянул на эльфийку с недоумением — а ты кто такая? В её голубых, с поволокой, глазах мелькнула ярость. Однако она улыбнулась, прижала палец к губам и скрылась в зарослях, будто растворилась.

Ягорай осторожно шагнул следом — не хотел снова налететь на девушку, давая ей повод прижаться. Игра, вначале опалившая, будто огнём, начинала раздражать. Он всегда был своеволен, как отец ни пытался выбить из него эту 'дурь'! Пытаться сломить — худший способ заставить его сделать что-либо, а эльфийка хоть и стелила мягко — к своей цели сделать его, Яго, своим шла уверенно и жёстко! Но теперь она будет играть по его правилам!

Под ногами оказался обрыв. Правее шумел, падая с высоты, водопад, разбивался на седые пряди. Внизу лежало круглое, прозрачное до боли в глазах озеро, в котором был виден каждый камень, каждая рябь белого песка на дне. А на другом берегу шумно пил, наклоняя гривастую голову к воде... белоснежный сияющий конь со смешным коротким хвостом и длинным тонким рогом на лбу.

— Едино... — ахнул Яго, однако узкая ладонь надёжно запечатала его губы.

Кожа Арго была шелковистой и пахла ягодами.

Зверь прянул ушами, укоризненно посмотрел на другой берег, но увидел только качающиеся ветви — Аргонаиэль вовремя утянула спутника в заросли.

Долго и неподвижно они следили, как напивается главный мифический символ Тикрея. Как трогает воду копытом цвета старого золота, как следит за кругами, бегущими от него по воде. Как после пасётся на лужайке на берегу, мягкими губами срывая самые верхушки травинок и цветочные бутоны. В каждом движении белоснежного животного, в тусклом блеске золотого рога, в том, как струилась подобная облаку грива, сквозила древность, не имеющая никакого отношения к годам и столетиям. Это была сама молодость мира, предстающая перед безмолвными зрителями, вызывающая восторг и поклонение в их глазах.

Когда единорог, взбрыкнув напоследок, скрылся в лесном сумраке, Ягорай выдохнул, поняв, что почти не дышал всё это время. Мелькнула мысль: после увиденного не жалко и умирать, если придётся. Ведь тот, кто видел единорога — видел всё!

— О чём ты думаешь? — с интересом спросила Аргонаиэль. — У тебя такое странное выражение лица...

Ягорай усмехнулся.

— Думаю, о том, что единорог — это точка, которой вполне можно закончить предложение. Точнее, восклицательный знак!

— Я не понимаю, — жалобно протянула эльфийка.

— Конечно, не понимаешь, — покачал он головой, без раздражения, просто констатируя факт: — ведь вам, эльфам, боязнь смерти не ведома.

Сказал, и сам поразился реакции: в её глазах заметался страх. Будто увидел совсем другую Аргонаиэль — отчаявшуюся, измученную, больную чем-то, чему он не мог найти названия. Разговаривая с кем-нибудь другим, он решил бы, что собеседник боится смерти, боится до ужаса, до холодного пота по ночам, до срывающегося в галоп сердца. Но Арго была эльфийкой!

Миг — и она закрылась, в прекрасных глазах появилось прежнее бездумное выражение, нежные пальцы пробежали по тонкому пояску платья, расстёгивая его. Спустя мгновение Арго стояла перед рю Воронном обнажённая и лукаво улыбалась. В это мгновение и Индари показалась бы не такой красивой, как она!

— Догони меня! — крикнула она и прыгнула вниз.

Идеальной стрелой вошла в воду, оказавшись у самого дна, перевернулась на спину. Вокруг затанцевали серебристые пузырьки воздуха и золотистые рыбёшки, ныряли в колышущемся тумане её лунных волос, сновали между длинными ногами, вдоль рук, раскинутых крестом.

Несколько минут Ягорай смотрел на неё, затем начал раздеваться. Знала бы Аргонаиэль этот тёмный страшный взгляд, поспешила бы доплыть до другого берега и уйти следом за единорогом.

Но она не знала.

* * *

Его Высочество Аркей со стоном потянулся и посмотрел в окно. И сильно удивился — там было темно!

Он покосился на стол, который бумаги похоронили, казалось, навсегда. 'Ты — хороший управляющий, сын мой, — сказал однажды отец, — но для короля этого недостаточно!' Отец всегда был строг к нему, всегда требовал с него больше, чем с Колея... впрочем, с младшего он, кажется, вообще ничего никогда не требовал. Рано осознав сложные отношения между родителями, Аркей иногда думал, а не в его ли похожести на мать кроется причина пристрастия отца? И не давал себе ответа, потому что отцовскую любовь, несмотря на строгость, ощущал в полной мере. Как и поддержку. Даже на ту выходку с его высылкой из страны и заточением Бруни в монастырь сердиться перестал очень быстро. Просто подумал, как поступил бы он, Аркей, будучи королём. И признал, что отец действовал хоть и жёстко, даже бесчеловечно, но эффективно.

— Лисс! — позвал принц.

— Здесь! — адъютант вырос на пороге.

Лицо довольное, улыбка до ушей, небось, опять травили с караульными анекдоты! Аркей иногда завидовал им... совсем чуть-чуть. На фронте, у костра, в компании гогочущих над скабрёзной шуткой мужиков бывало легче, чем в бумажном-цифровом море, океане отчётов и донесений.

— Что у нас с ужином? — поинтересовался он. — И где моя жена?

Моментально изменившееся выражение лица парнишки позабавило принца.

— Сбежала из дворца, не предупредив охрану? — мягко добавил он.

Лисёнок с несчастным видом кивнул.

— Одна?

— Господина Хризопраза тоже нигде не могут найти!

Аркей вздохнул. Придётся провести с Бруни воспитательную беседу, и дело вовсе не в ревности. Он должен быть уверен, что люди, которые находятся рядом с ней, надёжны. Естественно, по его приказу герцог рю Вилль собрал досье на этого Хризопраза, совершенно пасторальное досье, надо сказать! Да и сам секретарь вызвал у принца доверие манерой поведения, однако он всегда помнил о том, что ошибиться может любой. Но ошибка обычного человека принесёт ему лишь неудобства, а ошибка лица королевской крови может оказаться фатальной.