Дар

Слова доктора несомненно радуют и тут же рождают вопрос:

— Не хотите ли вы этим сказать, что с моим идеальным здоровьем вы можете провести операцию прямо сейчас и именно по этой причине я здесь?

Мужчина начинает откровенно смеяться.

— В своем желании поскорее избавиться от так называемого недостатка, вы не перестаете меня удивлять. Нет, Сара, я не поэтому пригласил вас к себе. Во-первых — кое-какие анализы все же еще не готовы, а во-вторых — для детального изучения я лично хочу сделать несколько ваших рентгеновских снимков. Ассистенты, которые будут помогать мне в ходе операции обязательно подпишут документы о неразглашении, но, полагаю, вы не желаете чтоб о вашем недостатке знало еще большее количество людей? — Я одобрительно киваю. — Поэтому фотографировать ваш 'внутренний мир' берусь лично я. И еще... мне нужны обычные ваши фото. Если вы не возражаете, я прямо сейчас мог бы вас запечатлеть на камеру своего телефона.

Внутри меня тут же звенит тревожный звоночек. Крылья тоже реагируют легким подергиванием. Не понимаю. Интересуюсь недоверчиво, но прямо:

— А к чему вам мои обычные фото?

— Понимаю ваше волнение, но, могу вас заверить — не для того, чтоб слить в сеть или похвастать перед друзьями. Все очень банально — чтобы сделать свою работу качественно, а именно так я привык работать и никак иначе, я должен изучить все особенности вашего нынешнего телосложения. Чтобы понять, как максимально правильно удалить вашу хм-м-м, аномалию, мне будет недостаточно рентгеновских снимков. Но можем поступить и по-другому — вы проведете рядом со мной парочку дней и ночей, и я детально изучу строение вашего организма без фотографий. — Доктор многозначительно улыбается, его брови немного взлетают вверх. — Ну как? Какой вариант вам подходит больше? Напомню — я не мясник и вслепую работать не собираюсь.

Шутку по поводу проведенных дней и ночей с доктором оцениваю скромной улыбкой. Тело пробивает легкая дрожь. Доктор вроде бы все разложил по полочкам, но отчего-то меня не прельщает перспектива позировать на камеру. Но с другой стороны я понимаю, что без рентгена не обойтись. Да, собственно, какая разница, чего мне бояться, если ампутация это лишь шаг на пути к смерти? Я просто хочу покинуть этот мир в том же виде и с тем же набором конечностей, с которым появилась в нем. Даже если фотографии крылатой девушки просочатся в интернет, это не сможет никак повлиять на ее жизнь, так как она уже будет мертва. Я хочу к Максу. На земле меня больше ничто не держит.

— Хорошо. Можете фотографировать меня, но пообещайте прежде кое-что? — На лице доктора нарисовался знак вопроса. — Вы будете держать свое обещание не сливать все в сеть хотя бы дней сорок от дня моей выписки.

— Откровенно говоря, не совсем вас понимаю, но обещаю что даже через сто дней, и через тысячу, не поступлю не по совести.

— В таком случае, где мне встать и что сделать?

— Вам делать абсолютно ничего не придется, а встать вы можете где угодно, вот только... вы должны избавиться от одежды.

— Да, конечно.

В этой клинике, словно в любой уважающей себя гостинице, полотенца, халат и тапочки выдают всем пациентам. Торопясь сюда попасть, я не позаботилась о собственном гардеробе, прихватив с собой только самое необходимое — нижнее белье, носки, да пару маек. С момента моего здесь пребывания я охотно сменила джинсы и футболку, в которых приехала, на удобный халат. Поэтому, исполнить просьбу доктора Шульца мне проще обычного.

Легким движение руки тяну за один конец пояса, и халат распахивается. Еще одно небольшое усилие, и он оказывается на моем кресле.

За всю жизнь мне не часто доводилось обнажаться перед мужчинами. Макс был третьим и последним, кто видел мое тело полностью нагим. Перед доктором я стояла в нижнем белье, но под его пристальным взглядом чувствовала себя более голой, чем когда-либо.

Руки непроизвольно ложу на грудь. Разворачиваюсь спиной к доктору.

— Сара, вы можете стоять на месте, я сам выберу нужные ракурсы. Вы, пожалуйста, просто расслабьтесь. Это не отнимет у нас много времени.

По-настоящему расслабиться мне так и не удалось, но доктор не обманул — на сам процесс ушло не более тридцати минут. Это заняло бы еще меньше времени, если бы крылья шли на контакт. Мне едва удавалось заставить их расправиться либо улечься. Доктор молча продолжал щелкать, меня же эти два отростка доводили своим поведением до крайней степени отчаяния. Как же я рада, что совсем скоро я больше не буду таскать их на себе.

— Надеюсь, у вас имеется хотя бы пара приличных кадров, — набрасывая на себя халат, виновато шепчу я.

— Можете не сомневаться. — Доктор доволен, и практически не отрывая взгляда от своего айфона, присаживается в кресло. — Сара, простите за навязчивость, но не могу вам не предложить хорошенько подумать о своем желании избавиться от них. Они прекрасны. Подобной красоты я не видел никогда в жизни и вряд ли когда-то увижу, снаряд не попадает в одну воронку дважды. Посмотрите, — доктор протягивает мне свой гаджет, — разве они не божественны? Разве вы не божественны?

На экране вижу свой профиль и-и-и... меня восхищает тот образ, который транслируют мне мои собственные глаза. Доктор прав, Макс был прав — ОНИ шикарны. Моя спина в их власти выглядит необычайно соблазнительно. Не узнаю себя, так как девушка на фото настоящая богиня — величественная богиня сошедшая со старинного полотна неизвестного художника, который жил в то время, когда на земле плодились единороги, кружили эльфы, царила идиллия между банальностью и волшебством. Если такое время когда-то было. Но на фото я богиня, а в реальности — заблудившийся в жизненных дебрях жалкий человечек живущий в мире далеком от волшебства и чрезмерно смертном.

Возвращаю айфон хозяину. Смотреть долго на собственные снимки нет сил. Я должна ненавидеть ИХ, а не любоваться ИМИ.

— Надеюсь этого вам достаточно, чтобы хорошо изучить мой скелет и понять как действовать, когда я буду лежать на операционном столе.

Доктор ухмыляется.

— Я тоже на это надеюсь. А еще, я буду молить бога, чтоб у меня не дрогнула рука избавлять вас, да и мир, от подобной экзотики. Сара, если ничего не изменится, операция состоится уже послезавтра, так что у вас остается не так много времени изменить свое решение, а у меня — услышать не первый, но очень желанный отказ от моих услуг.

— Я не передумаю. — Доктор видит только одну сторону моей 'медали', а я не горю желанием поворачивать к нему другую. Стою, сунув руки в глубокие карманы пушистого халата. — Рентгеновские снимки вы будете делать тоже не покидая кабинет или как?

— А вы видите здесь аппарат? — Доктор неохотно отрывается от своего телефона, опуская его в карман халата, тяжело выдыхает и дарит мне ироничную улыбку. — Простите, за подобный юмор. Нет, Сара, фотографии ваших внутренних органов и скелета мы будем делать в другом месте. Так что прошу следовать за мной.

Рентген отнял у меня еще пять минут времени и на сегодня это были все процедуры. Больший остаток дня был полностью предоставлен мне: хочешь — валяйся на кровати, хочешь — гуляй в сквере, а если есть желание — вообще на несколько часов можешь покинуть клинику.

Выбираю первый вариант, с той лишь разницей, что валяться решаю не в кровати, а в полюбившемся кресле. Стаскиваю с постели мягкий плед, хорошенько в него заматываюсь и уютно устраиваюсь.

Смотрю в окно — на улице который день подряд царит солнце. Зелень вокруг молодая, сочная, почти ядовитая. В мире все только наладилось, а у меня...

Становится безумно грустно. Понимаю, что начинаю жалеть себя, чего никогда в жизни не позволяла себе прежде, разве только последние несколько недель. Понимаю, что последние события превратили меня в размазню. Былые победы на льду, кажутся далеким сном. Незаметно будто ныряю в свое сиротское, но беззаботное детство, вспоминая самые первые победы и поражения. Не все в моем спортивном прошлом было гладко. Мне часто приходилось превозмогать боль и отчаяние, разбивать колени, недосыпать, недоедать, перемерзать, ненавидеть спорт, но подниматься и идти дальше, быть сильной и упорно следовать к победе. И я побеждала. Неоднократно побеждала. Но это было в прошлом. Сейчас мне не нужны победы, я готова сдаться. В этот раз мир или судьба, быть может рок, взяли надо мной верх. Я смиренно уступаю первенство смерти.

Спасение от самоуничтожения нахожу за пределами клиники, скользя взглядом за окно где кипит жизнь, и радует, что она кипит. Это будет продолжаться и завтра, и послезавтра, и тридцать, и сто лет спустя, вне зависимости от моих поступков, проступков и конца. Этот мир даже не заметит моего исчезновения, а единственный человек, который ощутил бы это, уже не здесь, не рядом.

Чувствую, как мои веки тяжелеют. Не успев до конца отойти ото сна ночного, меня легко убаюкивают тишина и покой дня. Может я превратилась не в ангела смерти, а в ангела сна? И именно поэтому не в моих силах выспаться.

Глава 22

Стою на краю обрыва. Одежда на мне грязная, порванная, и какая-то не моя — то ли длинное платье до пят, то ли мешок.

Небо надо мной черное, пронизанное нескончаемыми молниями. Раскаты грома заставляют вздрагивать. Кажется еще чуть-чуть, и сама вселенная упадет на голову.

Внизу вижу какой-то водоем — возможно море, может быть слишком широкая река или огромное озеро. Вода от меня слишком далеко, между нами не менее двух, а то и пяти, километров. Вода темная и злая, сильный ветер издевательски треплет волны, будто пытается выбить из нее эту чернь.

От подобной картины становится не по себе. Своим колючим холодом ветер пронизывает меня насквозь. Обхватываю себя руками. Ладонями начинаю судорожно растирать доступные участки спины, пытаясь хоть как-то согреться.

Мои глаза устремлены в никуда. Мой взгляд пугающе-отреченный. В нем уже нет жизни, хотя я продолжаю чувствовать, как нос втягивает в себя воздух, как поднимается и опускается грудь, как тело наполняется озоновой свежестью.

В страшном поднебесье появляется определенно отчаянная птица. Несмотря на крупный размер, полет ей дается нелегко. Кажется, ветер вот-вот оборвет ей крылья, но она не сдается и назло стихии продолжает свой непростой путь.

Отвлекаюсь от птицы, опуская взгляд на воду. Ничего подобного я в своей жизни не видела. На бушующей морской глади появилась красивейшая китайская вишня. Откуда она взялась в этой почти кромешной темноте, не понятно и не известно. Она буйно цветет. Нежно-розовые цветочки пахнут жизнью и их очень, очень много. Вишня огромная, сильная, молодая. Это видно по сочным зеленым листочкам, по упругим ветвям, которые способны выдерживать вес в миллион волшебных соцветий. Я вижу ее ствол будто под рентгеном. Все дерево пронизано огромным количеством артерий, вен, капилляров. Я вижу подобие кровеносной человеческой системы, по которой движется жизнь — вода. Прозрачно-голубые вены гоняют по всем ветвям, листьям и цветам влагу. Дерево сказочно прекрасно.

Стоит мне один-единственный раз моргнуть и картинка немного меняется. У красивого ствола появляется силуэт. Темное пятно отдаленно напоминает человека и он... Господи, в руках силуэта что-то сверкнуло и я отчетливо слышу тупой удар. Это был топор, который беспощадно вонзился в сочный ствол вишни. Раз, еще один, затем еще, и еще...

— Хватит! Прекрати! — кричу я, от испуга пряча лицо в ладонях.

Меня никто не услышал. Раздается очередной удар, за которым следует еще один.

Вижу, как с каждым ударом на ветках пышного дерева становится все меньше и меньше цветов. Зато под ним образуется розовый сугроб.

Район живота пронзает острая боль. Хватаюсь за него обеими руками.

— Что это?

Выставляю ладони вперед. Они чем-то испачканы. Еще раз касаюсь ими живота. Господи! Это кровь! МОЯ кровь!

Испуганно склоняю голову. Весь низ моего ужасного наряда медленно пропитывается кровью. Слышу очередной удар — боль. Удар — боль. Удар...

Подозреваю — непонятным образом я связана с этой вишней и еще немного, мы обе будем перерублены напополам.

— Прекрати! Пожалуйста, остановись! Довольно!

В этот раз на мой отчаянный крик силуэт реагирует. Он оставляет в покое дерево и оборачивается, сопровождая собственные движения отвратительным душераздирающим смехом.

В обернувшемся ко мне лицом человеке узнаю... узнаю... себя.

— Господи, что происходит? Что, черт возьми, здесь творится?

Смех моей тени не прекращается. Кажется еще немного и из моих ушей польется кровь, на столько противен каждый новый хохот.

Сильнее зажимаю рану на животе руками. Чувствую, силы покидают меня. Еще несколько ударов и все будет кончено, но... Мой силуэт испаряется, оставляя в покое вишню, а заодно и меня.

Дерево уже не такое пышное и я физически ощущаю, что гораздо слабее, но оно выстояло. Вишня не переломалась.

Неприятные звуки проникают в мои ушные раковины, будто мелкие насекомые. Слышу глухое потрескивание, непонятный шорох. Такое впечатление, будто у моего уха кто-то очень медленно распечатывает пачку чипсов. На животе, там, где находятся мои руки, ощущаю движение, как если бы его аккуратно перетягивали жгутом.

Подношу к лицу руки, на них нет свежей крови.

Поднимаю глаза к вишне. Вижу ее словно сквозь огромное увеличительное стекло в сильно ускоренной перемотке. Поврежденный ствол дерева очень быстро затягивается свежей корой. Совсем скоро о случившемся с ней несчастье будет напоминать только глубокий шрам.

В голове все путается.

В какой-то момент на фоне картины в целом, подсознание выдает изображение улыбающегося таксиста-азиата, который плавно превращается в так называемого прадедушку с пушистой белой бородой и безумно добрыми искрящимися глазами. Они резко исчезают и я вижу... На том самом месте где совсем недавно находилась моя тень, вижу доктора-красавца. В его руках огромных размеров ножницы. Одно кольцо которых крепко сжимает правая рука, второе левая. Он зло улыбается и с азартом принимается... Он неаккуратно и бездарно начинает стричь дерево, срезая густые ветви с цветами. Они падают, но не успевают опуститься на воду, превращаясь в перья, и в таком виде приземляются на воду, которая тут же поглощает их.

Птичий крик заставляет оторвать взгляд от доктора-психопата. Поднимаю голову вверх. Птица все еще продолжает свой путь издавая при этом странные звуки. Один взмах ресниц и... птица превращается в Макса. Он что-то пытается мне прокричать, но я не понимаю его. До меня доносятся только обрывки птичьего крика вперемешку с 'САРА' и 'ЖИВИ'.

Вдруг в один миг все меняется.

Исчезает Макс, доктор, темнота, ветер. Небо становится голубым. Солнце желтым. Вода зеленовато-синей спокойной скатертью. И только вишня остается прежней. Она не так прекрасна, как всего несколько минут назад, но жива. С немного осыпавшимися и заметно поредевшими ветвями, большим рубцом посередине ствола она все же выстояла. Я снова вижу ее вены, которые с неимоверной скорость разносят по всем ее веткам жизнь.