Небо шамана. 2 часть

Довернул в сторону сбора группы, увидел, что эта бомбёжка нам обошлась очень дорого. На север шли, и многие с трудом, всего восемь машин, то есть кроме Валеры мы потеряли ещё шестерых. Рация не работала, только шипела, видимо мне сбили антенну, пришлось её выключить. Пристроился на своё привычное место, покачал крыльями, что у меня всё не плохо. Стал выглядывать знакомые машины, не забывая крутить головой во все стороны. Углядел командира, вроде бы машины Гордеева и Вани Бунько. Чуть в стороне внизу ковыляет комэск, досталось ему капитально. Нет части обшивки крыла, вырван правый элерон, измочален хвост и предательский дымок из мотора. Три машины едва держатся в воздухе, хорошо, что хоть преследования не видно...

Через тридцать километров, Бурдужа почему-то вёл группу гораздо западнее, а не на север — северо-восток, стало видно, что Цыганов не может держать даже небольшую крейсерскую скорость группы и его машину ведёт влево, а ему приходится прикладывать усилия для удержания её на курсе. Без связи подлетел к командиру, покачал крыльями, привлекая внимание, и показал на себя и две единицы, что я останусь с комэском. Согласился он или нет, и понял ли меня, не знаю. Но моя совесть чиста, я его предупредил, отвалил в сторону и пошёл змейкой над уже отставшей от группы машиной комэска. Если вы думаете, что у меня кроме рации с машиной всё идеально, то я вас разочарую. Машина управляется, но не скажу, что хорошо, даже из кабины видно, что у меня вырвана часть левого элерона, а в каком состоянии рули можно только догадываться лупили в нас с остервенением. Наши уже скрылись вдали. А километрах в восьмидесяти от аэродрома-цели над вьющимся по степи Чиром машина Васильевича стала терять высоту. В последний момент он сумел вывернуть и направить самолёт на реку и даже чуть приподнял нос, чтобы машина в брызгах воды и грязи врубилась в прибрежные камыши под высоким правым берегом. Я кружил над машиной комэска, по ауре я чувствовал, что он жив, хотя ему плохо, из кабины он не показывался, хотя погрузился в воду только тяжёлый нос машины прорубившей в камышах целую полосу. К счастью машина не вспыхнула...

Едва пошёл на второй круг, как глаза начали искать место для посадки. И хоть для себя я ещё не успел ничего сформулировать, но внутри уже знал, что комэска я одного не брошу. Правый берег Чира, к которому приткнулся самолёт Цыганова, мне показался более неровным. И я углядел площадку всего метрах в двухстах от севшего самолёта на восточном берегу. Почему-то я был полностью уверен, что удастся провернуть уже однажды проделанный фокус с посадкой и взлётом вдвоём, как с Серёгой Польчиковым. Словом на посадку я заходил с железной уверенностью, что главная сложность, что меня ждёт, это габариты совсем не мелкого Васильевича в узкой кабине. А ещё мне его до машины тащить и в кабину затаскивать. Только вот, не зря говорят: "Не говори Гоп, пока не перепрыгнул". Посадка прошла вполне нормально, потрясло на кочках в пределах нормы, пока на середине пробега страшный удар вдруг не сотряс машину. Небо мелькнуло над головой, потом тёмная земля и куча пыли, ещё пара ударов. Сильная боль в шее среди наступившей тишины, если не считать какого-то шороха и потрескивания.

К счастью фонарь не заело, а ещё бОльшая удача, что самолёт сделал полный кувырок, а не скапотировал в положение вверх шасси. Сдвижная часть скользнула по салазкам, на меня посыпалась какая-то труха. Я выметнул вверх тело, но за что-то зацепился парашют. Дёрнулся, не помогло. Отстегнул замки и выскользнул из ремней, попутно убеждаясь, что ремень планшета цел и кобура на месте. Выскочил на крыло, из-за пыли ничего толком не видно и даже не понятно куда мне надо. Хоть автоматически отрубил электричество, но стараюсь отскочить от машины, вдруг полыхнёт. Показалось, что мне надо вправо, хоть я садился, оставляя реку слева. Но когда выбрался из пыли и огляделся, не сразу сообразил, что самолёт при посадке и кувырках развернуло и теперь река справа по положению носа машины. Как ни жалко мою птичку, на немецкой территории поднять её в небо уже едва ли выйдет. Шасси попало в яму, вырвано и самолёт раскорячило на крыле и оставшейся скривлённой стойке. Но сейчас важнее разобраться с комэском, ведь и его машина даже в реке полыхнуть может, а он в кабине сидит.

Солнце хоть ещё печёт и в кабине жарко, но купаться уже прохладно. На эмоциях даже не заметил, как перебрался через реку. Прорубился сквозь густые заросли по пояс в грязи, подскочил к машине Цыганова, которая плотно засела в прибрежных камышах. Чтобы открыть фонарь пришлось помучиться. В кабине комэск бледный и без сознания, а на лбу здоровенная багровая шишка и кровь заливает лицо. С трудом его отстегнул и вытащил наружу. Здоровенный, хорошо, что и я не дюймовочка. Видимо ещё в азарте боя почти бегом перенёс Цыганова на берег под обрыв. Вспомнил, что нам приказали брать с собой в полёт наборы "НЗ", а там кроме спичек и шоколада бинты должны быть. Помыл руки, ополоснул рану чистой водой, которую принёс в шлемофоне, забинтовал голову как Щорсу, и оставил комэска лежать одного. Поверх повязки шлемофон не налез, пришлось затолкать его ему за пазуху. Вот теперь пришло время подумать, хотя, умные, говорят, с этого начинают.

То, что возле самолётов оставаться нельзя — понятно. Вопрос в другом, куда нам податься? Наши стоят на Дону по левому берегу, до него по прямой отсюда всего километров пятьдесят, это десять минут полёта. Вот только и немцы ведь не дураки, и именно там нас станут искать. Перехитрить всех и себя в первую очередь и дунуть километров шестьсот до Кавказских гор, где наши вроде бы оборону у Майкопа держат? Даже не смешно. Пока главное машины сжечь, чтобы врагу не досталось и может запутать тех, кто станет нас искать. Как не было холодно, но пришлось снова лезть в воду. Кое-как отковырнул лючок, через который машину заправляют. К счастью самолёт лёг с перекосом, поэтому в переднем баке высокий уровень значительно израсходованного в полёте бензина. Убедился, что топливо есть, полез за тряпкой в кабину, у меня внизу у спинки есть кусок ветоши руки вытереть или ещё для чего-нибудь. Одновременно сообразил, что можно в кабину и к бензобаку несколько снарядов затолкать, они и сами сдетонируют, а если сработает магический подрыв, то от самолёта только воронка останется, ведь при подрыве толовой шашкой снаряд душевно бабахнул. Хорошо, что зарядный люк пушки на крыле сверху и крыло не сильно деформировалось. Крышка открылась намного легче, выдернул ленту и надёргал из неё пушечных снарядов. Штук шесть затолкал за ремень, ещё с десяток забросил в открытую кабину и пару оставил в руках, чтобы затолкать в пространство у бензобака. Засунул тряпку в бак, достал, тихонько, чтобы не облиться выжал её на нос самолёта. Вот никак меня не привлекает поджигать горючее сидя верхом на моторе и бензобаке. Ещё выжал топлива на бензобак снаружи и посчитал, что достаточно. Спрыгнул, прикинул, куда отскакивать, когда пламя полыхнёт. Старательно оттёр об штаны комбинезона руки, а то чиркнешь спичку и руки не потушишь. Вроде влажных мест не осталось, чиркнул и бросил первую спичку. Ага, никакого результата, спичка в полёте погасла, вторая тоже. Тогда сложил кучкой штук пять, чиркнул и бросил, пламя вспыхнуло. В первые секунды прозрачное, скорее от полыхнувшего жара понял, что загорелось, чем увидел, но уже через минуту огонь оформился и стал выбрасывать в небо завитки чёрного коптящего дыма, а я припустил к реке. Теперь времени у меня осталось совсем немного, ведь коптящий столб в степи очень далеко видно. Вполне возможно, что мою посадку кто-нибудь вдали засёк. Из-за спешки не догадался убрать спички в целлофановую упаковку, и они в реке промокли. К счастью у комэска такой же набор есть. Запалить машину Васильевича было даже проще, вот только тряпки у него не нашёл. Дербанить Цыгановский парашют, который решил взять с собой я не стал, а просто откромсал выше локтя рукав своего комбинезона. Оттащил всё ещё бессознательного комэска по берегу немного дальше и запалил его машину, не забыв взятые в моей машине снаряды в неё засунуть. Здесь вообще просто вышло, едва крышку бака отвинтил, горючее через край выплеснулось, хвост высоко задран.

Ещё когда бегал к своей машине думал, как мне тащить совсем не лёгкого Цыганова. Вспомнил санпросветовскую картинку в госпитале, где раненого рекомендовалось переносить на спине с использованием ремней. Вот и решил воспользоваться советом. В любом случае лучше, чем просто на руках или волоком. Уже когда взгромоздил комэска на себя и протопал метров пятьдесят сначала по краю камышей, потом по мелководью, сообразил, что иду вниз по течению Чира, хотя к нашим нужно вверх. Менять что-то не стал, нам сейчас нужно отойти и спрятаться до темноты. Днём в открытой степи любой путник на многие километры виден. Только радует, что я здесь в родных условиях, не то, что в глухом белорусском лесу, где мне всё непривычно и не видно ничего. А комэск — совсем не пушинка и сил у моего нынешнего тела маловато, такого здоровяка таскать. Ноги уже начали уставать, хорошо, что ремни, один Васильевича, который обхватил его петлёй под ягодицы, второй мой, который восьмёркой застегнул с первым и надел себе на надплечья. Если напрягать руки можно выдержать тяжесть довольно долго, через шею или грудь придавит за минуты. Вот только даже так ноги уже стали уставать, ведь ещё и идти приходится не по твёрдой поверхности, а по песчаному заиленному берегу реки вдоль не очень высокого обрыва. Когда прошёл с полкилометра и поставленный самому себе срок, когда уже обязательно спрятаться настал и миновал, потому, что прятаться пока негде. Ноги одеревенели и удаётся идти, только стиснув зубы и заставляя эти деревянные култышки переставляться, каждым шагом выдирая сапоги из чавкающей грязи мелководья.

Пульс гукает в ушах и голове, ещё не хватало красной пелены перед глазами. Вот, наконец, маленький недоовражек или русло ручейка, глубиной всего с метр, не больше, но в таком и искать не с руки. Быстро скинул Васильевича, полез в кусты проверить, сколько там места. Место есть и вода в ручье рядом, мечта, а не тайник. Шустро втащил наверх комэска и по возможности закидал песком следы своего выхода из воды. Сам вскарабкался по промытой водой узкой щели, немного обрушил край, но вода скоро все следы смоет. В принципе на метровую высоту мог и просто запрыгнуть, но тогда глубокие следы останутся.

Минут через двадцать, как тронулись в путь громыхнул взрыв моей птички. Рвануло так, что думаю воронка метров пятнадцать получилась, если даже на таком расстоянии от места взрыва меня взрывной волной качнуло, едва на ногах устоял. Второй взрыв вышел гораздо скромнее, но тоже душевный. Над водой даже не громыхнуло, а словно громко охнуло. Вот теперь пусть решают, с пилотами самолёты взорвались или нет. Да и вообще, хорошая загадка, что же такого самолёт вёз, что такая воронка на месте посадки образовалась? Впрочем, можно предположить, что взорвался необнаруженный склад с боеприпасами, например... Главное, что именно с момента первого взрыва я стал отсчитывать срок, за который нужно найти укрытие.

Первые полчаса просто лежал, отдыхал и прислушивался. В себя приходил. Не лёгкое это занятие — упитанных Героев Советского Союза на себе таскать. Минут через двадцать выше и в стороне от берега протарахтела пара машин. Судя по звуку разные, а может машина и мотоцикл, не настолько я хорошо звуки моторов знаю. Даже не подозревал, что так сильно вымотался. Хотя, пока тело и гудящие члены отдыхали, голова думала и прикидывала. Понятно, что я создал себе проблемы. По правилам я должен был улететь, ведь риск моей посадки был неоправданным и избыточным, что неудачная посадка наглядно доказала. Я должен был улететь. В полку и так траур, сколько машин не вернулось и Цыганов на этом фоне проскользнёт тихо. Скорее всего, его семье вышлют извещение о смерти, ведь, в случае потери кормильца положено содержание. А в случае "пропажи без вести" выплаты не положены, ведь неизвестно где кормилец. Может жив и вообще предатель. Поэтому командир с комиссаром выдержат паузу недели две-три и отправят семье похоронку. Скорее всего, завтра или послезавтра пошлют кого-нибудь по маршруту посмотреть, может увидят, что произошло, ведь мою посадку никто не видел, наши уже далеко улетели. Увидят здоровенные воронки, не знаю, там хоть куски крыльев остались при таком взрыве? Неизвестно свяжут ли их с нами, скорее всего нет. И останется неизвестность, в которой десятки версий и допущений...

Но к чему мне сейчас гадать что будет делать Бурдужа и комиссар. Осталось ещё поволноваться, что политрук Андрюша Сидоров — придурок и особист может накатать какую-нибудь бредовую цидулю, что мы с Цыгановым "перелётчики", в смысле предатели, которые добровольно перелётели к немцам. С дурака станется, а нам потом серьёзно объяснять, почему такой бред в его голову пришёл. А ведь дыма без огня не бывает, доказывай, что не верблюд...

Ладно, не буду о грустном. Надо толком осмотреть комэска, что-то мне намекает, что шишкой и раной на лбу он не ограничился, не зря же чуйка велела половину бинта оставить. Потом спокойно погляжу карту и прикину наше местоположение и "куды нам — бедным крестьянам податься". В планшете у командира должна быть настоящая карта, а не кроки, с которыми почти все мы летаем. Не хватает карт и думается, что никому в генштабе в дурном бреду в голову не приходило до войны заготовить карты нашего глубокого тыла. Впрочем, за прошедшие месяцы мы уже весьма толково стали ориентироваться в здешних местах и даже многие хутора или станицы не обозначенные на картах в штабе мы на своих кроках пометили. Вот только районы наших полётов мне сейчас, скорее всего не нужны, а придётся ножками знакомиться совсем с другими территориями. Ещё один момент, чем быстрее мы вернёмся, тем лучше и меньше лишних вопросов. Это значит, что нужно по самому короткому пути идти к нашим. До наших километров пятьдесят. С неспособным двигаться самостоятельно Цыгановым за день я смогу в самом лучшем случае километров пять-семь преодолеть. Хотя, какой день? Идти придётся ночью, днём в степи будешь как вошь на подносе. Но это не важно, важнее, что это не меньше десяти дней при самом удачном раскладе. Даже если смогу проходить за ночь километров десять, но с обходами и разными непредвиденными остановками всё равно не меньше десяти дней получится. А потом ещё рассчитывать, что удастся проскочить через посты и порядки стоящих здесь венгров и итальянцев. Хотя для устойчивости фронта немцы их своими подразделениями разбавляют. А всё это время нужно не только идти, а ещё есть чего-нибудь. На шоколадках и изюме из бортового пайка можно от силы два дня протянуть. А кроме этого всплывёт ещё сто всяких попутных обстоятельств. Так, что не десять дней, а на круг брать две недели. Не очень радостная перспектива. Один бы я проскочил до Дона за ночь и посты бы прошёл и реку переплыл... Можно так и сделать, а у наших организовать группу разведчиков, которым толково объяснить, где я комэска спрятал, чтобы они его вынесли. Скорее всего, вынесут, там парни ловкие. Вот только при всей здравости такого плана, бросать командира — как-то это не слишком красиво. Чего тогда, спрашивается, садился в степь...