Эльфийская кукла

— Государства, которого нет?

— Наши пророчества говорят о скором объединении эльфов. Я знаю, что случилось с тобой на Марене и знаю, что именно ты вернул меч Толлиана нашему народу. Это был знак свыше.

— Знак?

— Да, и очень важный. Нехаир, передав тебе меч, тем самым отказался от своих прав на престол, хотя он действительно последний из потомков Толлиана. Мастер послал тебя на Марену именно для того, чтобы ты отдал меч эльфам.

— А смысл?

— Меч Ллоинар один из самых драгоценных артефактов моего народа. Вернув его, Нехаир отказался от притязаний на престол и, — тут Салданах сделал многозначительную паузу, — от права на руку единственной законной наследницы трона Алдера. Принцессы Меаль. И тем самым очень облегчил игру для Мастера.

— Не думаю, что он мог так легко отказаться.

— Ты не знаешь наших легенд, Нанхайду. Братская кровь, пролитая Толлианом, навсегда лишила его род прав на престол. Нехаир долгое время боролся с собратьями, опираясь на Империю и ее главную силу — Магисториум. Видимо, благоразумие не оставило его окончательно, и он решил отказаться от своих притязаний, — Салданах сделал еще одну паузу. — А может быть, его заставили это сделать. Сегодня речь идет не об амбициях, мой друг. Народ эльфов стоит перед выбором: либо смириться, либо погибнуть. Империя только и ждет момента, чтобы нанести последний удар.

— Но ведь темные эльфы служат Империи, не так ли?

— Служат. Это их выбор, и не мне их судить. Дроу всегда были хитрыми и коварными. Они считают, что Империя бросит им автономию, как полуобглоданную кость верному псу. Никогда этого не будет, никогда! Если начнется большая война, — а сейчас все идет к тому, что она начнется, — имперские полчища окончательно покончат с эльфами, и мечта о возвращении к благословенным временам Единого Короля останется всего лишь мечтой.

— Неужели нет никакого выхода?

— Есть. Именно об этой, последней нашей надежде, говорят древние пророчества.

— О кукле Меаль?

— Да, о кукле. О Даре Любви, который преподнесла царица Нуир-Эгатэ царю Заламану.

— Хорошо, почтенный, а теперь объясни мне, в чем весь фокус. Насколько я знаю, кукла Меаль — живая эльфийка, маленькая девочка, когда-то превращенная колдовством Шамхура Риската в куклу. В дни эльфийских священных праздников кукла становится живой... — я посмотрел на Фьорделис, — прекрасной девушкой и даже, как говорят, предсказывает будущее. И кукла эта принадлежит лансанскому королю Жефруа, потому что он потомок дома Нуир-Эгатэ. Слышал я как-то, что кукла может быть расколдована, и тогда тот, кто женится на ней, станет правителем возрожденного эльфийского королевства Аэндр-Тоэль. Почему бы тогда не ускорить события? У вас есть законный наследник престола — Жефруа, — есть кукла и есть пророчества. Снимите с Меаль заклятие, пусть Жефруа женится, и дело с концом!

— Все так, но есть два очень важных обстоятельства. Заклятие может снять только очень могущественный маг. Таких в нашем мире сегодня осталось лишь два.

— Шамхур Рискат, как я понимаю — первый из них?

— Да. Я подозреваю, что за Эрдалем стоит "Истинный путь".

— Да, так оно и есть. А второе обстоятельство?

— Меаль должна выйти замуж за того, кто снимет это заклятие.

— Т-а-а-к, — я почесал подбородок и посмотрел на помрачневшего Салданаха. — Заклятие может снять Рискат. Он обманывает Эрдаля, обещает отдать ему Меаль после того, как снимет с нее заклятие. Почему же Эрдаль ему верит? Ведь он знает пророчества.

— Потому что жажда власти сделала его глупцом. Эрдаль надеется, что сможет противостоять Предназначению.

— И есть еще Мастер, глава имперского Магисториума, — продолжил я свою мысль. — Либо Рискат, либо Мастер. Отличная перспектива для девочки.

— Да, дорогой, да! — застонала во сне Бэмби. — Зови меня своей девочкой...

— Вот почему я сделал то, о чем не знает никто, — сказал Салданах, помолчав. — Я сделал копию настоящей Меаль.

— Ты копировал куклу? То есть, я хотел сказать, ребенка?

— Да, Нанхайду. Ты первый, кто знает об этом.

— Так, поправь меня, дорогой волшебник, если я ошибусь, но Фьорделис...

— Оригинал, — Салданах взял в свои ладони пальцы девушки. — Истинный Дар Любви. Мое главное сокровище, моя святыня.

Я посмотрел на Фьорделис, и прелестная эльфийка мне улыбнулась.

— Маленькая девочка, да? — не удержался я.

— Колдовство сильно задержало взросление ребенка, но девочка все же продолжала расти.

— Фьорделис? Почему не Меаль?

— Когда она кукла, то Меаль. А когда живая девушка, я зову ее Фьорделис.

— А копия? — спросил я.

— Она сейчас хранится в сокровищнице лансанского короля. Мне не доставило большого труда подменить ее.

— Мать твою тру-ля-ля! Прямо детектив какой-то. Теперь ясно, почему Эрдаль хотел твоей смерти.

— Не он один. У меня много врагов. Я не сомневаюсь, что Рискат уже плетет вокруг меня свою сеть. Он наверняка догадывается, что кукла у меня. То, что Эрдаль планировал меня убить, доказывает это.

— И не только Рискат, — я показал эльфу медальон кварцевого мага и бутылку с эликсиром, что забрал у дроуши, убитого на дороге в Нолси. — Тут и шпионы Магисториума бродят.

— Даже не сомневаюсь в этом, — Салданах откупорил бутылочку, понюхал, поморщился. — Наоборотный эликсир. Уже и некромантия в дело пошла.

— У тебя есть план?

— Есть. Я хочу отдать Фьорделис тебе.

— Мне? — Я растерянно посмотрел на девушку, потом на Салданаха. — Зачем, почему?

— Потому что ты Нанхайду. Ты единственный, кто может ее защитить.

— Но ведь у тебя в башне она в безопасности.

— Разве? А я думал, ты знаешь, как проникнуть в мою башню.

— Знаю, — признался я. — Культ Любви. Самое скверное, что и Эрдаль об этом знает.

— Видишь, я не ошибся. Моя Башня перестала быть безопасным местом. Когда я создавал ее, я не подозревал, что мои враги узнают ее главный секрет — способ открывания входа в нее. Блокировку входа уже не изменить, магия есть магия. Нет, я могу, конечно, защитить принцессу в случае чего, но рисковать не хочу. Однако дело не во мне и даже не в кукле. Если я оставлю Фьорделис у себя, случится непоправимое. Начнется война между Саграмором и Лансаном, а если называть все своим именем — между Империей и малыми королевствами. Большинство королевств сочувствуют Лансану и в случае войны не останутся в стороне. На это и Рискат надеется: его посланник уже здесь, в Уэссе, и он сумеет убедить тутошнего короля помочь Лансану солдатами и деньгами. Так что эта война перерастет в большую бойню, в которой погибнет мой народ. Этого я не могу допустить.

— А смысл?

— Я пущу слух, что кукла Жефруа — подделка. Я знаю, как убедить Магисториум поверить мне. В этом случае Мастер может отказаться от войны и попробует найти другие способы заполучить куклу.

— Ага, и вместе с Рискатом начнет за мной охотиться. Веселый аттракцион ты мне предлагаешь, Салданах.

— Не я, maenn. Наши пророчества. Это понял Нехаир, отдав тебе меч. Об этом догадываются Мастер и Рискат. Все дело в том, что...

— Что? Договаривай же!

— Ты тоже можешь снять проклятие с Меаль.

— Я? — У меня сразу во рту пересохло от волнения. — Ты же сказал, что только могущественный маг способен это сделать!

— Вспомни, что я сказал. Я говорил о магах, которые остались в нашем мире. Но ты человек из другого мира. И об этом тоже говорится в пророчествах.

— Погоди, постой! Если я так опасен для Мастера, если я могу совершенно нарушить его планы, почему он терпит меня? Почему он до сих пор не попробовал меня просто укокошить?

— Ты ему нужен. Он чувствует, что без тебя ему никогда не добраться до истинной куклы Меаль. И он следит за тобой, пытается дождаться момента и завладеть ей. И тогда твоей жизни будет грош цена. То же самое я могу сказать и про Шамхура Риската.

— Черт, я совсем запутался! Между молотом и наковальней — весело, ничего не скажешь. И я должен снять с девушки проклятие. Но как я смогу это сделать?

— О да, милый! — вскрикнула во сне Бэмби. — Я хочу именно так...

— Иногда речи спящего бывают непостижимым образом связаны с реальностью, — изрек Салданах. — Ты веришь в сны?

— То есть, я должен...

— Что может объединить людей и эльфов лучше, чем смешанная кровь? Конец сказки должен быть связан с ее началом.

— О чем ты говоришь?

— О любви Заламана и Нуир-Эгатэ. Тебе и Фьорделис предстоит повторить в конце времен то, что было в их начале.

— Нет, это пинцет полный! — Я схватился ладонями за голову. — И что теперь делать?

— Ничего. Ты покинешь мою реальность и отправишься своим путем. Фьорделис будет с тобой. Но сначала дай мне камень, который дал тебе Эрдаль.

— Он фальшивый, — сказал я, доставая изумруд.

— Я знаю, — Салданах провел ладонью над камнем, и изумруд превратился в обычную серую гальку. — Значит, вот она, цена моей жизни. Жалкий булыжник. Низко, очень низко оценил мою голову Эрдаль.

— И меня наколпачил, — добавил я.

— Давай восстановим справедливость, — предложил маг и снова провел над камнем ладонью. Галька тут же превратилась в великолепный сапфир, не такой здоровый, как мой липовый изумруд, но тоже внушительный, с грецкий орех, пожалуй. — Этот камень будет приданым для моей девочки.

— Салданах, на мне Венец Безбрачия, — напомнил я, стараясь не встречаться взглядом с Фьорделис.

— Наложенный людьми, не эльфами. Держи, — маг подал мне сапфир. — Сегодня ты начал новый путь. Иди по нему, никуда не сворачивая.

— Хорошо, — я спрятал сапфир в свой спорран и посмотрел на Фьорделис. От ее невероятной нечеловеческой красоты у меня мороз подирал по коже. Почему-то мне стало страшно. Мне будто доверили какую-то невозможно дорогую драгоценность, единственную и неповторимую. Сама же эльфийка смотрела на меня спокойно и очень благожелательно. В ее огромных золотисто-зеленых глазах не было ни тревоги, ни смущения. — У меня, как я понимаю, просто нет выбора.

— Нет, — подтвердил маг. — И у моего народа его тоже нет.

— Постой, Салданах, а как же она? — Я показал на Бэмби, которая больше не стонала и спала безмятежно и хорошо, свернувшись калачиком на мягкой траве. — Ведь вампира мы так и не нашли. Жалко девчонку.

— Какой же ты... жалостливый! — Салданах устало улыбнулся. — Ладно, Нанхайду, я тебе помогу. Когда будешь уходить из моего мира, не забудь заглянуть в ящик у входа. Возьми все, что там найдешь и будь счастлив...

Глава десятая: Куча неприятностей

Семь бед — один Reset

Я долго не мог сообразить, сплю ли я, или уже проснулся. И только какое-то время спустя до меня дошло, что я лежу на холодном полу пещеры, надо мной — увешанный сталактитами свод, и никакой лесной поляны, на которой мы накануне беседовали с Салданахом, нет и в помине. Я перевернулся на бок и увидел Бэмби: она лежала рядом со мной, глаза ее были открыты, и в них застыло характерное выражение. Такие глаза бывают у человека, который проснулся после убойной пьянки в незнакомом месте, еще толком не протрезвел и не может вспомнить, как он сюда попал.

— Э-эй! — Я пощелкал пальцами у носа девушки. — Подъем!

— А-а? — Бэмби заморгала, уставилась на меня ошалелым взглядом. — Что произошло?

— Ровным счетом ничего. Мы были в гостях.

— Я ничего не помню.

— Еще бы! — Я сел, потянулся до хруста в суставах, зевнул. — Как спалось, милая?

— Ты ужасно храпишь.

— А ты разговариваешь во сне.

— Разве? — Бэмби покраснела и опустила глаза. — И что я говорила?

— Да так, всякие душевные слова, — Я оглядел пещеру и понял, что мы с Бэмби лежали как раз у входа в тоннель, заканчивающийся дверью в башню Салданаха. — Утро наступило, можно сваливать отсюда.

— Постой, а вампир? — Бэмби немедленно села, схватила меня за плечи и начала рассматривать мою шею. — Никаких укусов. Слушай, я же видела эту тварь!

— Не было никакого вампира, уж поверь. Просто немного эльфийской магии. Безобидный розыгрыш.

— Так, выходит, что я не выполнила задание, — Бэмби выпустила воротник моей рубашки. — Черт, всегда одни неудачи! Что я теперь скажу фон Данцигу?

— Не расстраивайся, — я пожал девушке запястье. — Эльф сказал, нам надо посмотреть в ящике у входа.

Ящик действительно был — вчера я его не заметил. Маленький деревянный ящик, рассохшийся от времени и сырости. Я заглянул внутрь и увидел большой кожаный мешок, что-то продолговатое, завернутое в темно-синий шелк, и записку. Последняя была от Салданаха:

Если вас попросят отдать то, что в мешке, отдавайте смело. Главное, береги то, что в свертке. Удачи, Нанхайду!

— Загляни в мешок, Бэмби, — сказал я девушке, разворачивая сверток.

Бэмби тут же развязала мешок и завопила так, что я вздрогнул. Да и было от чего: в мешке была голова. Отвратительная, с седыми космами, выпученными свинцовыми глазами и вся в трупных пятнах. Рот мертвой головы был полуоткрыт, и длинные желтые клыки торчали чуть ли не до подбородка.

— Вампирская голова? — Бэмби беспомощно посмотрела на нее. — Это ты сделал?

— Ага, — Я решил, что не стоит рассказывать детке, что происходило со мной, пока она спала. — Так что фон Данциг будет доволен. Твой трофей, милая.

— Что же ты наврал, что никакого вампира не было?

— Так, пошутил. А то ты стала бы ругать меня за то, что я убил его без твоего участия.

— Ах, Алекто! — Бэмби подползла ко мне на коленях, обхватила за шею и крепко и порывисто поцеловала в щеку. — Я твоя должница. Клянусь, что очень скоро я отдам тебе долг чести.

— Даже не сомневаюсь, — сказал я и развернул сверток.

Салданах играл честно — он выполнил свое обещание относительно Бэмби. Но еще он вручил в мои руки судьбы эльфов. В свертке была великолепная кукла. Она была небольшой, сантиметров тридцать, сделана, как мне показалось, из фарфора, но фарфора странного — руки и ноги куклы гнулись, будто пластмассовые, голову можно было повернуть, а поверхность была шелковистой и теплой, прямо тебе человеческая кожа. Удивительная кукла изображала девушку-эльфийку в одеждах времен Шестицарствия — зеленой шелковой тунике, расшитой золотом, и сандалиях из кожи дракона. Волосы куклы были того же цвета, что и у Фьорделис. У меня аж дыхание перехватило: не было никаких сомнений, что Салданах передал мне именно ее, настоящую Меаль. Бэмби буквально вырвала куклу у меня из рук.

— Боже, какая лапочка! — выдохнула она. — Всегда мечтала иметь такую. Можно, я возьму ее себе?

— Увы, нет. Эту куклу... вобщем, ее надо отдать, — я забрал Меаль у охотницы, обернул ее шелковой тканью, в которую она была завернута и положил в спорран.

— Как жалко! — Бэмби горько улыбнулась. — Что теперь будем делать?

— Забирай голову, и пошли. Пора отправляться обратно в Лоэле.

— Ага, самое время!

Голос звучал громко и злорадно. У выхода из пещеры появились братья Сламбо. Джон стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на нас насмешливым взглядом. А Эрик стоял чуть позади: в левой руке у него был кинжал, а правой он держал за волосы мою Шамуа.