Самый главный тест

— Но мы и не думали обманывать тех людей. Мы действительно собираемся создать новые рабочие места. Хорошим специалистам у нас найдется работа по профилю.

— Возможно, — кивнула Охотница, — но все это вы делаете исключительно для себя, вовсе не ради них.

— Пусть так, — согласился отец, — однако, помогая себе, мы одновременно помогаем им. Мне кажется, выгода обоюдна.

Словно не слыша его, женщина продолжала:

— Вы играете на людских чувствах, будто на каком-то инструменте. Когда нужно, вы вежливы и добры, нужда отпала — идете по головам. Если вы такие гуманисты, как пытаетесь себя показать, зачем потребовалось избивать тех несчастных охранников? Их вина лишь в том, что они честно выполняли свою работу. Вы могли нейтрализовать их не травмируя. Но нет, вам доставляет удовольствие чувствовать свою власть над людьми. Захотелось — вы подарили им надежду, захотелось — втоптали в грязь.

Ну, какая же она упертая дура! Поверила этому вруну 'вертухаю', а своих мозгов будто бы и нет. Отец взглянул на Охотницу, покачал головой и, вздохнув, проговорил:

— Вы сложили себе некую картинку врага, и все увиденное-услышанное, словно паззлы, старательно подгоняете к ней. Интерпретируете так, чтобы подошло. Каиниты порочны по определению, людей они ненавидят. Вы ведь так считаете? Если каиниты ведут себя порядочно по отношению к людям, то это притворство. Они все равно потом проявят свою порочную сущность, например, избив беззащитных людей-охранников. Вы и не ждали от нас ничего другого. Верно? Вам даже и в голову не пришло, что все это, — отец показал на листки заявлений, лежавшие на столе, — не более чем ложь. Они убедили вас, потому что укладывались в вашу картинку каинита-врага.

Отец повернулся к моему брату:

— Георгий! Продемонстрируй уважаемой комиссии видеозаписи захвата постов охраны.

Гор подошел к демонстрационному экрану, включил и... я увидела нас с Сережкой. '...Нет, уважаемый, — говорила я с экрана, — это я здесь на работе, а вы — незаконно занимаете помещение охраны. С сегодняшнего дня договор между 'Уральскими антибиотиками' и вашим агентством по охране этого объекта расторгается. Мы — новая охрана. Просим вас покинуть помещение, и не мешать нам работать. При попытке воспрепятствовать выполнению наших обязанностей вынуждены будем применить силу'. (Наблюдая себя со стороны, я заметила, что, сказанное мной, прозвучало как-то не очень солидно — слишком звонкий и молодой голос. Но тут уж ничего не сделаешь, какой есть). Ну, а дальше на экране все было, как оно было тогда: охрана не подчинилась, мы ее быстренько 'упаковали', и вот уже видно, как двое охранников лежат на кушетке и мирно похрапывают. (Оказывается, Сережка потом переставил видеокамеру, так что она зафиксировала и это тоже). На других постах с разными вариациями произошло примерно тоже самое. И никакой жестокости, нейтрализация быстрая, эффективная, но, если так можно сказать, бережная. Закусив губу, командир СГ-22 внимательно смотрела на экран. Затем повернулась к отцу, спросила:

— Откуда у вас видеозаписи? Вы словно знали...

— Не знали, — ответил тот, — но предполагали, что могут быть провокации. Что кому-нибудь захочется опорочить нас, а потому фиксировали каждый свой шаг.

Выслушав отца, Охотница вздохнула и подошла к сидевшему за столом Семену.

— Ты же сказал, что информация об избиении достоверная, — тихо проговорила она, — А я, дура, только сейчас заметила: к этим заявлениям даже не приложены заключения медосмотра потерпевших. Ты знал, что все это — фальшивка?

Семен поднялся с места, подошел к женщине.

— Яна! Ну откуда я мог знать? Мне самому так доложили!

— Сема, не притворяйся. Ты ведь разыграл схему 'Незнайка', так?

— Да нет же! Просто информацию не успел проверить!

— А вот сейчас ты лжешь, я вижу это, — усмехнулась Яна, — После своего выступления ты забыл надеть 'глушилку'.

Рука 'вертухая' непроизвольно потянулась к груди и застыла на полдороге.

— Ты обманул меня, Семен. Обманул и выставил на посмешище. Это подло, — скривила губы Охотница, — Если бы не заседание, я просто набила б тебе морду, — и, снова повернувшись к отцу, добавила, — Извините. Я была не права.

Сказала и села на свое место, демонстративно отодвинувшись от Семена. Что за?.. Какой еще такой Незнайка? Пожалуй, после заседания стоит Штерна расспросить.

Больше на нас уже никто не пытался 'наехать'. И дальше никаких эксцессов не было. Просмотрели ролик, где бывший хозяин 'Антибиотиков' устроил в офисе тир. Нас даже поблагодарили за 'самоотверженность при защите людей'. Переход института в наши руки признали законным, и на этом заседание Совместной Комиссии завершилось.

Народ потихоньку стал расходиться. Впрочем, не все. Вон в сторонке Маргарита с моей сестрой стоят, а рядом с ними мэр и полпред губернатора. Алина что-то там рассказывает, мэр кивает — видимо соглашается, время от времени сам какие-то реплики отпускает, а губернаторский представитель внимательно слушает. Навострила уши. О чем это они? '...В принципе реально, — говорила моя сестра, — Как только наладим свое производство, можно будет и о лекарствах подумать. Я полагаю, мы сумеем восстановить весь технологический процесс, к счастью, документация сохранилась, — мэр что-то сказал (не расслышала что), и снова голос Алины, — Да я все понимаю, Кузьма Дементьевич: новые рабочие места, отчисления в бюджет...' Брр, какая скучища! Где там у нас Штерн?

Уральский Охотник стоял в компании дяди Юры, Владимира Игоревича и моего отца. Подошла к ним.

— Пожалуйста, извините. Рудольф, можно вас спросить?

Охотник обернулся:

— Что хотела, Кира?

— А что это за схема 'Незнайка', про которую Охотница Яна говорила?

— Ну, — Штерн почесал подбородок, — тут такая штука получается. На наших сборищах кого-то обмануть сложно. Ауру-то все видят, будешь врать — сразу поймут. 'Глушилки' использовать запрещено. Ну, а таким, как наш Семен, им же все равно хочется народу на мозги покапать, да лапши на уши понавесить. Вот и выдумывают всякие схемы вроде 'Незнайки'. Суть у 'Незнайки' простая. Тебе, предположим, нужно кому-нибудь подгадить. И тогда для тебя добывают, или просто стряпают компромат. Это уже неважно. Знакомясь с материалами, ты не знаешь, подлинные они, или фальшивка. На заседании, вроде сегодняшнего, ты можешь говорить о них как о подлинных фактах, при этом твоя аура вранья не покажет. Конечно, если за тебя всерьез возьмутся, такой номер не пройдет. Но ведь Семен-то и не собирался всерьез оспаривать ваше право на владение институтом. Ему нужен был небольшой скандальчик, шумиха вокруг всего этого, чтобы и вас ущипнуть, и о себе в очередной раз напомнить. А для таких случаев 'Незнайка' самое то.

Надо же. И до чего только не додумается народ, чтобы наврать с три короба!

— А мне понравилась та девушка-Охотница, — с улыбкой проговорил отец, видимо продолжая прерванный мной разговор, — Искренняя. И гнильцы в ней нет, как в этом вашем Семене Тимофеевиче. Жалко, что она всех нас какими-то моральными уродами считает.

— Да, молодая она еще, Максим, — проворчал дядя Юра, — Вот и видит все вокруг в черно-белом цвете. Ей вообще сколько, Руди?

— Едва за шестьдесят перевалило, — ответил Штерн.

Дядя Юра покачал головой.

— Я же говорю, Максим, соплячка она еще. Детской болезнью паладинства переболеть не успела. Удивительно, что ей вообще в таком возрасте группу доверили!

Слушала я их, и мне становилось как-то странно. Охотники мыслили другими временными категориями, не как все остальные люди. Шестьдесят лет — и соплячка. Надо же. А ведь у нормальных людей в этом возрасте уже внуки бывают, и прожито больше половины отведенного срока... Я-то уже привыкла к мысли, что впереди у меня долгая жизнь, очень долгая, если не убьют, конечно. Но ведь нас никто и не считает людьми, а Охотники — все же люди... вроде бы...

— Кира, поехали домой? — через зал ко мне шел Сережка.

Пожалуй, прав он. Заседание несколько минут как закончилось, и зачем, спрашивается, здесь торчать?

— Поехали, — кивнула я.

8

Под ногами поскрипывает рассохшийся паркет. Я иду по гулкому, пустому институтскому коридору. Тихо. Никого не видно. Это потому, что пересменок, половина седьмого вечера. Сотрудники-люди большей частью уже разошлись по домам, а мои соплеменники начнут подтягиваться только где-нибудь через час. Хотя, конечно, правил без исключений не бывает. Сестра, например, уже на работе. (К ней-то я сейчас и хочу заглянуть). Да и люди еще не все ушли, некоторые задерживаются. В основном, конечно, спецы всякие: начальники НИСов, лабораторий, разных служб. Идешь по коридору, смотришь, а из-под некоторых дверей в щели свет пробивается — кто-то там вечерить остался. Аврал. После долгого бездействия институт снова начал оживать.

Вообще, планов у нас громадье. Поставить на поток производство СМ, и за счет этого снизить ее себестоимость. ('Надо стремиться к тому, — слышу я от сестры, — чтобы наша мазь была по карману даже малообеспеченному каитифу'. Маргарита всячески поддерживает Алину в этом ее стремлении. Только, думаю, вовсе не из сочувствия к неимущим каитифам. Моя наставница считает, что снижение цен на солцезащитную мазь станет ударом по контрафакту). Еще мы собираемся продолжать исследования по пятому составу СМ. (Задел-то ведь уже есть). Алина как-то упоминала, что в институте работало немало хороших специалистов в области биохимии. Наверно, их тоже постараются подключить к нашим исследованиям. Ну, а уж когда мы мало-мальски разберемся со своими проблемами, и до антибиотиков очередь дойдет. Институт (по крайней мере, частично) вернется к своему изначальному профилю.

Спросите, зачем нам лекарства, если мы и так ничем не болеем? Нам-то они, конечно, не нужны. Но ведь не обязательно же производить только то, что будем потреблять мы сами. Роман как-то повеселил меня, рассказав, что на Западе (толи в Швеции, толи в Германии) есть довольно известная компания, специализирующаяся на выпуске 'резиноизделий ? 1' (или ? 2?), ну, презервативов, короче говоря. И принадлежит она одному весьма состоятельному вентру. Ясное дело, ни самому хозяину, ни любому другому нашему соплеменнику продукцией этой фирмы воспользоваться не придется. Не бывает у каиниток нежелательных беременностей (желательных, впрочем, тоже). Зато у людей этих проблем с избытком. В итоге компания процветает, а владелец ее богатеет. Бизнес не хуже прочих.

Я подходила к бухгалтерии, когда открылась дверь и в коридор с сумочкой в руках вышла Полина Игоревна. Кажется, домой собралась. Увидела меня, заулыбалась.

— Доброй ночи, Кира.

Надо же. Уже наше приветствие выучила.

— Доброй ночи, Полина Игоревна, — улыбнулась я в ответ, — Что-то вы сегодня припозднились.

— Что ты, Кира, — рассмеялась главбух, — как раз сегодня я пораньше выбралась. Дел столько — голова пухнет! Алина Максимовна поручила нам помимо прочего обсчитать стоимость оборудования для производства антибиотиков. Звягин-то, придурок, все, что было, частью распродал, а частью, просто выкинул. Сейчас, даже если бы и решили заняться синтезом лекарственных препаратов, так оборудования нет. Хорошо хоть техархив остался, документацию сохранили!

Посвежела Полина Игоревна, со стороны уже заметно стало. Ведь и работает сверхурочно, нагрузка неслабая, а не скажешь, что вымотана. Наоборот, исчезла припухлость под глазами, морщинки разглаживаются. И отражение у нее как у здорового человека. Ну, не совсем здорового, скорее выздоравливающего. Действует наш 'эликсир'.

— Как вам теперь в новом качестве? — спрашиваю ее.

Улыбается, головой качает.

— Странно как-то. Я ведь уже успела забыть, каково это, когда тебя переполняет энергия, и сил хватает на все. Мне кажется, я начала молодеть.

— Толи еще будет, — ухмыляюсь, — Через два-три месяца вас станут принимать если уж не за подружку-одногодку вашей дочери, то за ее старшую сестру точно.

Полина Игоревна тихо смеется, и, вдруг посерьезнев, задумчиво так говорит:

— Знаешь, Кира, я до сих пор не могу поверить, что вы существуете на самом деле. Я гляжу на Алину Максимовну — умная, интересная, молодая женщина. И у меня не укладывается в голове, что я не гожусь ей даже в правнучки.

— Вы привыкнете. Просто нужно время, чтобы к этому привыкнуть. Кстати, у вас теперь появилась реальная возможность обзавестись собственными правнучками, или даже праправнучками...

Сама не понимаю, что послужило детонатором воспоминаний, но прямо посреди разговора мне вдруг привиделась база в Беличьих горах. Та самая. Словно наяву, перед глазами встал зал с биоагрегатами. Я снова чувствовала его давящую атмосферу застарелой боли и страха. Все это в полной мере успевали ощутить те, кого подвергали трансформации: непереносимую боль и запредельный ужас.

Я представила себя на чем-то вроде операционного стола. Руки-ноги удерживаются какими-то зажимами — не оторвать. Такой же зажим прихватывает шею. Он не дает повернуть голову, и потому видно только то, что сверху: потолок с редкими плафонами ламп. Если скосить глаза, то на периферии зрения угадывается высокий штатив с капельницей. Трубка от него уходит, кажется, к запястью. Боль. Она заполняет тебя всю, и ты исчезаешь, растворяешься в ней. Временами боль немного отступает, тогда начинаешь снова ощущать себя, пока не накатит новая волна. Боль и страх. Ужас такой, что даже Зверь тебе не помогает. Он сам, поджав хвост, забился в какой-то дальний закоулок твоей души и там трясется от страха. Мысли путаются. Что-то мешает концентрации. Ты чувствуешь спектры сил, вот только дотянуться не получается. С таким же успехом, встав на цыпочки, можно пытаться дотронуться до луны. Ощущение бессилия. Что может быть гаже?..

По спине бегут мурашки, и сердце колотится куда быстрее, чем ему положено. Да уж, разыгралось воображение.

— Кира, что с тобой? Тебе плохо? — откуда-то издалека доносится встревоженный голос Полины Игоревны.

Видение поблекло и окончательно ушло, оставив после себя лишь липкую испарину на лбу, да легкое ощущение ирреальной жути.

— Уже все в порядке. Просто вспомнила... Великороссию.

Бухгалтерша посмотрела на меня и укоризненно покачала головой:

— Мне Алина Максимовна успела немножко рассказать про вашу войну. Но ведь она осталась в прошлом, Кира. Здесь вы в безопасности, незачем себя так травить. Стоишь вся в поту...

— Война не в прошлом! — перебила я ее, — Война в будущем! Они придут сюда, обязательно придут. Им одной Великороссии мало. Там, у нас, они делали страшные вещи. Не хочу, чтобы здесь было то же самое.

— Пусть только попробуют! — прищурила глаза Полина Игоревна, — Когда-то я очень неплохо стреляла. Понадобится, восстановлю прежние навыки. Если враги придут к нам, я буду их убивать. Их все будут убивать. Поверь мне, Кира, они обломают зубы о наши горы.

Толи ее уверенность на меня так подействовала, толи я сама по себе успокоилась, но тревога меня отпустила. Мы распрощались с Полиной Игоревной, она махнула мне рукой и пошла на выход. Я же направилась прямиком в приемную.