Мойша на рефлексах схватил предложенную ему таблетку и закинул её в рот.
— Кисленькая, — он прожевал Димкину химию. — Это что?
— Трофейная, ага, — не стал распространяться Димка.
— Молодец, что живой остался, — похвалил Димку Цак. — Ладно, воин, пойду, посмотрю, как там бойцы превозмогают трудности службы.
На том и разошлись. Мойша побрёл на правый фланг, узнать, как поживают пулемётчики, а Димка отправился искать других раненых. Цак с удивлением почувствовал, что боль в ухе перестала долбить дятлом его бедную голову. Сейчас только под повязкой слегка щипало, щекотало и происходило непонятное. Может под повязкой завелись вредители? Снимут повязку и все увидят, что вредители остатки уха окончательно догрызли: в мире так много несправедливости. Но, сейчас ефрейтору не до того, чтобы прислушиваться к своим ощущениям — надо выяснить состояние дел у оставшихся в живых бойцов.
По небу тянулись дождевые облачка, а Солнце полностью скрылось за горизонтом. Пока ещё что-то видно надо проверять бойцов, а не торчать на одном месте, как шпала посреди пляжа. Наступило затишье. Относительное безмолвие нарушала лишь трескотня ночных насекомых да нервные пулемётные очереди, звучавшие где-то вдали.
Димку постепенно сгущающаяся темнота не смущала: на сто метров он и ночью прекрасно, хвала Системе, видел. Поэтому он быстро нашёл всех раненых рядовых бойцов и каждому скормил белые таблетки малого исцеления. Командира Егорова он стеснялся и остерегался, поэтому действовал через старшину Дубинина, вручив тому иномирный препарат. Для Егорова он решил потратить препарат номер два, чтобы исцелить сломанную руку командира и убрать головокружение от усталости. У командира должна работать голова, а в голове должны водиться светлые мысли. Плохо, что дефицитные серые таблетки на Егорове закончились, но, чем богаты.
Ефрейтор Цак уже в сумерках добрался до позиции Кошкина и Нефёдова. Состояние бойцов поразило ефрейтора. Их видом только психику впечатлительных людей травмировать. Впрочем, у самого Цака вид ещё тот. Бойцы Кошкин и Нефёдов щеголяли в напрочь изорванных гимнастёрках и разодранном исподнем белье, буквально насквозь пропитанном кровью, потом и грязью. Сквозь лохмотья такой одежды проглядывало их "пролетарское происхождение". Несмотря на кровь и грязь, бойцы, сидя в траншее, ели тушёнку, выковыривая её из жестянки своими боевыми ножами. Грязь и кровь их совершенно не смущала.
Странненько — подумал ефрейтор — даже не обмылись и руки не вытерли. Едят, как будто голодали две недели. Вскрыли НЗ, не дождавшись, когда подвезут горячую еду.
— Чего это с вами? — поинтересовался ефрейтор. — Все в крови, как на бойне побывали. Ранения получили?
— Царапина. Котёнка с дерева снимал, — глухо ответил Кошкин и неопределённо пожал плечами, — вот этот котёнок и поцарапал мне морду.
— Угу, — прошипел Нефёдов в лицо Цаку. — На себя посмотри.
— Ага, до свадьбы заживёт, — невпопад сказал ефрейтор, дотронулся до своих повязок на голове и принюхался.
В нос ефрейтора от соседства с пулемётчиками шибануло жутким смрадом, поэтому его обоняние оказалось не в восторге от таких впечатлений. Словно с помойки вонью повеяло. Хорошо хоть глаза в сумерках не все прелести видели.
— Вы, это, обгадились что ли с перепуга? — сморщил нос ефрейтор.
— Никак нет, только с лютой ненависти, — не переставая жадно заглатывать пищу, прошипел Нефёдов, — А то, что штаны мокрые — так это дождь виноват. А когда пожрать притащат? Жрать надо много, потому как в здоровом теле — здоровый уйх.
Пообещав, что пожрать скоро притащат, ефрейтор удалился, пребывая в сомнениях. Странно. Обычно сразу после боя бойцы не в состоянии принимать пищу, ибо легко могут обрыгаться от нервных впечатлений. А эти наворачивают тушёнку, даже руки не сполоснув. Вот война что с людьми делает, будь она неладна. Дичаем: происходит возврат к природе.
Кошкин и Нефёдов сами не очень понимали, что с ними такое происходит. Федя хорошо помнил взрыв и темноту. А потом он вдруг очнулся и ничего особо и не болит. Руки целы, ноги целы, только гимнастёрка с исподней рубашкой изорваны в клочья. Почему-то одежда вся в крови, а ран никаких на теле нет. Чудеса. И есть очень хочется. Не есть, а жрать, жрать и жрать. Всё равно что, лишь бы пожрать, а немцы продолжают лезть. Пришлось у Димки отнимать пулемёт и сражаться. Почему-то зрение резко улучшилось. С Нефёдовым дела ещё хуже. Он периодически трогал пальцами свою пострадавшую челюсть, горло, зубы и нос. Почему-то его раны зарастали на глазах. И боли не ощущалось, только кожа немного зудела. Да и глаз, хоть и весь заплыл, но чувствовалось, что он сидит в глазнице. Чешется, но особо и не болит. Тогда чей глаз валялся в грязи? Нефёдов сам чей-то выбитый глаз с ошмётками окровавленной плоти засыпал грязью, чтобы не видеть этот ужас. То, что они на пару с Федей обгадились, то факт. Сроду с ними такого на фронте не происходило. Поэтому все странности, что произошли с ними, лучше с другими бойцами не обсуждать, ибо тогда выяснится, что они обгадились. Хотя на войне это часто случается, но не с бывалыми же мужиками. Откуда тут дерьмо взялось? Да само насралось! Вот только голос никак не восстановится: голосок стал каким-то глухим с шипящими нотами. Не говоришь, а шипишь, как змея.
Юра Нефёдов посмотрел на искорёженный диск, что валялся тут же в грязи. Поглядывал на мир Юра единственным глазом, так как другой глаз пока ещё болел и чесался в результате недоразумения между глазом и пулемётным диском. Боец точно помнил, что эта тяжеленная железяка здорово звезданула ему по морде. Железяка, мля, погнулась, а морда цела. Как так-то? Может, я в упыря превращаюсь? Старики говорили, что упыри боли не чувствуют, жрут всё подряд и кровь христианскую любят пить вместо самогонки. Вот и меня тянет сожрать что-то с кровью, ведь от неё такой приятный запах. Цака что ли сожрать, хоть он и нехристь иудейская? Будет знать, как углубляться в зону нашего с Федей комфорта. Ходит тут, понимаешь, туда-сюда, гудит, как трансформатор. Да ну его, этого обрезанца — ещё отравлюсь. Кроме того он наш боец, а своих боевых товарищей жрать впадлу. Да чего тут думать — надо немцев ловить и жрать! Чего на них смотреть. Их не жалко. Это называется — побаловать себя человеческой едой, в смысле едой из человеков.
Юра очень удивился своим странным мыслям и желаниям, но отнёс это на счёт контузии от взрыва. Это же, ёжику понятно, что из-за взрыва мысли в голове оторвались от реальности и улетели далеко к звёздам, минуя Луну и Солнце. Раз понятно, то панику в организме успокаиваем и чистим пулемёт. Разговорчики гасим и терпеливо ждём от кашеваров блюдо под названием "Жричёдали". Опс! Кузнечик попался. Вкусный оказался даже с крылышками.
— Завязывай скакать как сайгак, помогай, давай, —
Димку припахал ефрейтор Цак, попросив разносить по траншее бойцам поступивший с тыла ужин, он же обед. А чего здоровый пацан без дела ошивается? В роте сейчас все пахали, как черти, даже легкораненые. Несколько человек хоронили убитых, для чего им пришлось выкопать братскую могилу в отнорке одного из ходов сообщения. Потом стаскивать туда тела погибших товарищей. Другие обустраивали свои позиции, удаляя жидкую грязь путём её засыпания грунтом. А ещё требовалось принести боеприпасы и вычистить оружие. Да и себя надо хоть немного почистить.
Количество порций повара притащили в расположение роты без учёта раненых и погибших, поэтому Димка доставил Кошкину и Нефёдову каши несколько больше, чем положено. Ефрейтор Цак не возражал: всё равно многие бойцы после этого боя аппетита совсем не имели. От наркомовских ста грамм поголовно все уцелевшие бойцы отказались наотрез, что говорило об опытности бойцов. Поэтому Дубинин стеклянную ёмкость со спиртом оставил в одном из блиндажей, где у него хранилось не очень богатое имущество роты. Имущество, в основном это одежда и амуниция, у старшины хранилась в мешках. Имущество-то имелось, но оно убывало, что раздражало старшину. Но что делать, если некоторые бойцы сидят сейчас в траншее чуть ли не в голом виде. Вздохнув, старшина выдал Цаку поношенную форму для Кошкина и Нефёдова, да и Мойше расщедрился на почти новые сапоги, пошитые из кожи молодого кирзача.
— На Мойша, носи сапожки. Почти новые. Муха не сидела, а если и сидела, то в тапочках. Зацени фасончик.
— Ценю, старшина. Сочтёмся на том свете уголёчками, — ответил ефрейтор, переобуваясь в "новьё".
А чего сейчас имущество беречь? Вон в трёхстах метрах немец засел в наших же траншеях и завтра опять на нас полезет. Поэтому об имуществе старшина уже особо и не переживал. У него больше голова болела от слов командира Егорова, который передал слова вышестоящего командования, что надо стоять здесь насмерть. Зарыться в землю и дальше немца не пускать. Это значило, что теперь в тыл отступать не получится. Следовательно, надо решать вопрос с дополнительным количеством боеприпасов. Этот вопрос взял на себя Егоров, почувствовавший себя значительно лучше. Конечно, он не относил улучшение состояния поломанной руки от употребления какой-то там таблетки, что скормил ему старшина, но факт налицо — рука перестала беспокоить. Значит, рука заживает, и мы ещё повоюем.
Егоров с несколькими бойцами отправился за боеприпасами на полковой склад; старшина Дубинин думал, как ловчее отбиваться от немцев; Цак тащил несколько поношенное обмундирование Кошкину и Нефёдову, а Димка наблюдал над зверским аппетитом этих самых Кошкина и Нефёдова. С мужиками творилось что-то странное. Они почти не разговаривали, а только быстро работали ложками, до блеска вычищая свои котелки. И смотрели на парня мужики как-то подозрительно, как будто он у них собирался отнять еду. Мужики бросали периодически на Димку взгляды исподлобья, что-то между собой шипели и вроде даже принюхивались к Димке. Как животные в самом-то деле. Сам Димка отключил своё обоняние практически полностью, ибо окружающие ароматы Димкин нос никак не вдохновляли. А без ощущения запахов жилось значительно лучше. Димка видел, что серая химия Системы работает исправно по восстановлению органов бойцов, но решил ещё и общее самочувствие их поправить. Поэтому скормил Кошкину и Нефёдову белые таблетки лёгкого исцеления: Кошкину таблетку под номером один, а Нефёдову — под номером два. Всё равно единичек уже не осталось в наличие. Прожорливые бойцы слопали предложенные таблетки, не спрашивая, что это такое. Вроде бы повеселели.
Как только Димка скормил иномирное зелье бойцам, так внезапно оживилась Система с сообщением о подведении итогов очередного игрового эпизода. То есть Система готова сообщить о прогрессе и раздавать бонусы. На Димку обрушился водопад информации, и посыпались бонусы. Для начала уважаемая Система проинформировала игрока, что над его действиями наблюдает не только она, но им уже заинтересовались несколько тысяч разумных существ с разных слоёв реальности. Если конкретно, то взирали над сражением с участием игрока уже около ста пятидесяти тысяч разумных, причём одобряют Димкины действия девяносто тысяч, а не одобряют — шестьдесят тысяч.
— С чего это они не одобряют? — удивился Димка. — Чего им не так?
— Считают, что ты слабак, соплежуй, нерешительная личность, писюганец в натуре, и вообще совершаешь мало героических поступков, несмотря на то, что у тебя куча преимуществ перед обычными бойцами в этой локации. Где кровавые побоища? Где геноцид врагов? Где расчленёнка и зверские пытки? Где проявление несусветной решительности? С тобой со скуки помрёшь, пока дождёшься от тебя решительных действий. Хотя имбу с верёвкой многие оценили положительно, посчитав это хоть и читерством, но оригинально-с. Но где кровопролития с верёвкой? Так что игрок, имей в виду, что количество бонусов зависит и от рейтинга просмотров твоих сражений. Ценится драйв, море крови, горы костей, вёдра адреналина и красивая картинка. Как это понимать? Это, когда убиваешь врага самым зверским образом, но при этом улыбаешься самой ослепительной улыбкой. Желательно комментировать свои действия шутками и анекдотами. Если шуток не знаешь, и умных мыслей в голове нет, то, на худой конец, можно матерную частушку красиво спеть.
Впрочем, Система не стала комментировать худость Димкиного конца, а продолжила политинформацию.
Итак, какие итоги последнего боя. Имеем шесть убитых стрелков противника и четырёх раненых. Убитых унтеров, миномётчиков и пулемётчиков мы имеем четыре единицы и двоих унесли ранеными. Эти убийства повысили системный уровень игрока до четвёрки, а баллы прогресса увеличились до двадцати пяти. Кстати, игрок, ты, что собираешься делать с баллами прогресса? Наблюдатели задают вопрос: "Почему он не использует баллы?" Ты их что, солить собрался? Вбухай их хотя бы в увеличение расстояния уверенного поражения цели. Сейчас оно уже достигло 225 метров. А если вложиться в этот параметр, то он будет равен 250 метров. Ну, что, вбухиваем?
Димка ничего не ответил, сохраняя интригу. Он чувствовал пятой точкой, что торопидзе с распределением баллов не надо, ибо обязательно есть подвох. Нам тарапысь не нада. Ладно, что там у нас дальше из плюшек.
Димка вчитывался в сообщения о бонусах и офигевал. Нет, конечно, система отсыпала много хорошего, но и непонятной фигни отсыпала тоже кучу. Из хорошего, прежде всего, пришло сообщение о бонусном увеличении системного уровня винтовки "Раи". Обновилась аптечка. До двух килограмм увеличился инвентарь и, естественно, с повышением уровня незначительно увеличились все основные параметры игрока. А вот дальше Система начала чудить. Как понять такой бонус, что ефрейтору Цаку на тридцать процентов повысился параметр "Матершинность"? Теперь Цак, по мнению Системы, в этом деле достиг уровня "Виртуоз". Этот Виртуоз теперь со своей говорливостью окончательно всех достанет: будет верещать, как чайка на помойке. Несколько понятен системный бонус на увеличение регенерации организмов Кошкина и Нефёдова на двадцать пять процентов. И при этом, Система дала им интересную способность "Всеядность второго уровня". Что бы это значило? Мужики и так лопают всё подряд.
А чем хорошим, в смысле вещественным, Система порадовала самого игрока? Возле своей ноги Димка обнаружил две патронные сумки. Одну с уже известными ему разрывными патронами типа 7,92х57 к его винтовке, а вот в другой оказались гранаты типа 361-LP к гранатомётному пистолетному комплексу Sturmpistole. Фигня эти гранаты, да и метаются всего на сто метров, но пусть валяются. Надо их старшине отдать и забыть о них. Но Димка, догадался прочитать свойства системных гранат. Его даже пот прошиб от того, что он чуть не фраернулся и не отдал гранаты старшине. Система немного пошутила в своём стиле — так же, как и с разрывными патронами. На гранатах 361-LP имелась дополнительная маркировка: Х и ХХ. Это означало, что они разрывались с мощностью взрыва, равному 10 кило тротила и 20 кило соответственно. Десяти килограммовых имелось десять штук, а двадцати килограммовых — целых двадцать штук. Очень плохо, что они летели всего на сто метров. Это значит, что ими швыряться надо строго из укрытия, так как взрывы от этих гранат уже опасны для самого стреляющего.
