Смотритель

В центре деревеньки встретились и сцепились два разведывательных дозора. Каждый из командиров хотел отличиться для Железного креста и для Красной звезды, поэтому не выполнили свою главную задачу — доложить наверх о встреченном противнике.

— Да и что это за противник, — думал каждый из офицеров, — мотоциклист с офицером. Сейчас возьмем языка, а штабные выяснят, что и к чему.

Попытка взять языка сходу не получилась. Советский автоматчик от пояса рассек своего командира в обнимку с немецким офицером, но и сам был застрелен пулеметчиком, успевшим снять пулемет с турели на коляске. Советский лейтенант из последних сил выстрелил в пулеметчика и застрелил его.

Что дернуло командиров разведвзводов поехать в головном дозоре в маленькую деревушку, чудом уцелевшую посредине войны, история нам не расскажет. Просто удаль молодецкая и желание показать солдатам свою лихость.

Фельдфебели и старшины были людьми степенными, сразу доложили по команде о встреченном противнике и заняли позиции для обеспечения развертывания в боевую линию подходящих подразделений.

Немецкий и советский полковники одновременно приняли решение о встречном бое, где победителем оказывается самый быстрый и настырный и чьи солдаты более подготовлены как в военном отношении, так и в моральном плане и готовы без жалости убивать противника.

Бой начался перестрелкой с дальних дистанций полковой артиллерии, а это по девять орудий с той и другой стороны.

Под прикрытием редкого артиллерийского огня стрелковые подразделения цепями стали подбираться другу к другу, проверяя, легко ли вынимаются кинжалы из ножен и близко ли к руке находится малая пехотная лопата.

Пулеметчики как оглашенные стреляли по всем сторонам, не давая пехотинцам поднять голову и вступая в стрелковую дуэль друг с другой. Визжащий звук немецкого машингевер, словно крик сварливой бабы, остужался степенным басом дегтярева, как мужика, который стоит у плиты и жарит блины на огромной сковороде своего пулемета.

Солдаты с той и с другой стороны, не дожидаясь команды стали окапываться, зарываться в землю, которая могла спрятать их от смерти или схоронить их после смерти.

Офицеры осипшими голосами передавали команду о подготовке к атаке, но никто так и не поднялся в штыковой бой: русским не хотелось погибать за усатого Сталина, а немцам за полуусого Гитлера.

И тут с немецкой стороны появился офицер в эсэсовской форме без фуражки и с пистолетом в руке, который спокойно шел к советской цепи.

— Давай, Исай Иванович, — полковник подтолкнул лейтенанта Метелкина и тот встал, достал из желтой кожаной кобуры посеребренный наган и пошел навстречу своему противнику.

Стрелять на расстояние больше пятидесяти метров не было никакого смысла. Не кино, однако, где пистолетами подбивают танки или сбивают самолеты, а также стреляют на дальность от километра и выше.

Лейтенант Метелкин шел вперед, а в голове почему-то крутились слова песенки, которые он слышал когда-то в детстве, и была эта песенка на том языке, на котором он не говорил, но почему-то понимал:

Schlaf, Kindlein, schlaf!

Dein Vater hut' die Schaf,

die Mutter schuttelt's Baumelein,

da fallt herab ein Traumelein.

Schlaf, Kindlein, schlaf!

Такая же метаморфоза происходила и с эсесовским лейтенантом, который слушал колыбельную на русском языке. Он слышал ее в самом раннем детстве, хотя никогда не говорил на этом языке, но почему-то его понимал:

Спи, моя радость, усни.

В доме погасли огни,

Дверь ни одна не скрипит,

Мышка за печкою спит.

Птички уснули в саду,

Рыбки заснули в пруду.

Глазки скорее сомкни,

Спи, моя радость, усни.

Два лейтенанта шли навстречу другу и не стреляли. Прекратили стрелять и солдаты с обеих сторон. Все заворожено смотрели, как приближаются друг к другу два дуэлянта, два поединщика, от исхода схватки которых будет зависеть исход сегодняшнего боя.

Дуэль?

Два офицера сошлись на линии разделения противников и шагнули по шагу вперед, встав спина к спине. Вскинув руки с пистолетами, они стали на выбор расстреливать командиров: лейтенант Метелкин немецких, унтерштурмфюрер фон Безен — советских.

Обе стороны раскрыли рот от изумления и не знали, что делать.

Вскочивший на ноги полковник с криком, — Метелкин, твою мать! — пал от серебряной пули эсесовского Вальтера.

Командир противостоящей роты, капитан с Железным крестом первой степени, вскочил с криком, — Fur Heimat! Fur Hitler! (За родину! За Гитлера!), — и был сражен пулей из посеребренного нагана.

Солдаты противоборствующих сторон не имели команды, а оставшиеся офицеры не знали, что делать.

Полковник из ведомства Берии зашипел на снайперов-сержантов Улусова и Копейкина:

— Стреляйте прямо в голову, мать вашу, чего застыли как вкопанные.

— Нельзя, однако, стрелять в них, — задумчиво сказал Улусов, оторвавшись от прицела, — они дети Одина и сюда пришли, чтобы уменьшить зло войны.

— Какого Одина? — оторопел полковник. — Что за херню ты несешь, косоглазый? Ты у себя белку в глаз стрелял, вот и стреляй фашистов в глаз, а не то пойдешь прямиком отсюда в трибунал.

— Они не фашисты, они дети Одина, — упрямо повторял Улусов. — Посмотри, они оба сделаны из ясеня и их выстругивал один бог, а другой вдувал в них жизнь. Вот они, стоят спина к спине и останавливают войну.

— Ты что болтаешь? — зарычал полковник. — Копейкин, стреляй в гадов, только нашего не задень.

— Да как я его не задену, — сказал младший сержант Копейкин, — пуля из винтовки броню пробивает, а человека насквозь прошьет. Если я в немца попаду, то и нашему не уберечься.

— Сволочи, — ругался полковник, — где этот особист, когда нужно, не найдешь, а как опасности нет, так глаза мозолит.

— Он сзади нас, в метрах двухстах кусты, он оттуда нас прикрывает, — сказал Улусов. — Нельзя их брать, они сами уйдут, как только люди прекратят стрелять. Видишь, он стреляет только по тем, кто стрелять приказывает, а солдат без приказа стрелять не будет.

— А-а-а, суки, — закричал полковник, — по фашисту, залпом, огонь!

Как бы услышав его, солдаты с той и с другой стороны открыли бешеный огонь по стоявшим посредине офицерам в разных униформах.

Одна из серебряных пуль досталась и полковнику, и он упал в маленький окопчик, так и не поняв, чего же им все-таки нужно было.

Сзади к снайперам подполз московский оружейник Бовин.

— Ты куда? — схватил его рукой Копейкин.

— У нашего патроны заканчиваются, — сказал специалист и пополз в сторону Метелкина.

— У тебя как с патронами? — спросил по-немецки фон Безен у Метелкина.

— Уже заканчиваются, — ответил тот по-русски.

— Не волнуйся, — ответил фон Безен, — у меня есть еще один Вальтер, возьмешь его. Не знаешь, что это за мужик ползет к нам?

Метелкин повернул в сторону своих и сказал:

— Это нужный человек, специалист по оружию, несет мне патроны. А ты не знаешь, почему я понимаю тебя?

— Сам удивляюсь, — сказал фон Безен, — но мне кажется, что русский язык я впитал с молоком моей матери. Мне сегодня даже снилось, что она пела мне колыбельную по-русски.

— Надо же, — удивился Метелкин, — а мне сегодня снилось, что мама моя пела мне колыбельную по-немецки и я понимал ее.

— А как твоя фамилия? — спросил фон Безен.

— Фамилия простая — Метелкин, — ответил лейтенант.

— Метелкин? — переспросил фон Безен. — Так мы, получается, с тобой однофамильцы. Besen это метла, веник, помело. И Метелкин — это тоже Besen.

— Исай Иванович, я патроны принес, — сказал Бовин. — Вы там держитесь, а я пополз назад.

Но далеко уползти Бовину не удалось. Одна из шальных пуль, прилетевшая неизвестно с какой стороны, убила его на полпути к советским окопам.

Внезапно всеобщее внимание привлек монах Савандорж, который появился как бы ниоткуда. Он нес руках медный котелок и стукал по нему металлической палочкой, отчего котелок издавал неприятный дребезжащий звук.

Откуда-то поднялся ветер, который понес вдоль воюющих сторон мусор и клочки сена, а на небе появились черные тучи и ударила молния. Затем молнии стали ударять в пустые дома деревушки, поджигая их как свечки, а ветер раздувал пожарища, освещая всех багровыми всполохами в наступившей темноте.

Ветер стих так же внезапно, как и начался. Тучи разошлись и на небе появилось яркое солнце, которое весело светило, вызывая жаворонков покувыркаться в вышине и огласить округу задорными трелями.

Солдаты лежали в своих окопчиках и не было никакой стрельбы. На какое-то время наступил мир. Санитары подбирали убитых, подъехали полевые кухни и стали раздавать обед.

— Эй, немчура, — кричали советские солдаты, — идите к нам, у нас есть гороховый суп. От такого в землянке здоровый дух, — и весело гоготали.

— Данке, камрады, — кричали немцы, — нам больше нравится суп из бычьих хвостов. От него люди становятся здоровее и злее на работу.

Но один человек не радовался это тишине. Это был капитан из особого отдела.

— Куда подевались эти чудики? — думал капитан. — И куда делся монах с медным котелком?

Исчезновение Метелкина и Вальтера

Исчезновение Метелкина и фон Безена с поля боя всполошило обе стороны. И не с кого было спросить — оба полковника из НКВД и СМЕРШ погибли. Вечная память героям. Но остался жив капитан из Особого отдела, которого и доставили перед светлые очи генерального комиссара госбезопасности Лаврентия Берии и начальника главного управления СМЕРШ генерал-полковника Абакумова.

— И как ты это допустил? — кричал Берия на капитана и топал мягкими кавказскими сапогами. — Да я тебя в лагерную пыль сотру.

— Я не виноват, — плакал капитан, прекрасно понимая, что его бывшие сослуживцы будут выламывать ему руки и бить чем попало по голове, чтобы выбить признание в том, в чем сознался бы даже Господь Бог, если бы попал в руки палачей из НКВД. — Мне полковник приказал спрятаться в кустах и прикрывать их. А тут откуда ни возьмись монгол в халате появился и начал в котелок медный палкой железной стучать. И так стучал, что на небе все потемнело, а в голове мысли стали путаться. А потом все исчезли. Да я бы всех их арестовал, да только они неизвестно куда пропали.

— Что, нравится арестовывать? — спросил Берия. — Арестовальщиков много, а защитников родины мало. Пойдешь взводом командовать в пехоте, а там посмотрим, — и он махнул рукой.

Капитан выскочил из кабинета, считая, что еще легко отделался. А от пехоты он ускользнет по причине слабости желудка перед боями.

— Что скажешь, Виктор Семенович? — спросил Берия, прохаживаясь широкими и нервными шагами по своему кабинету. — Чего Хозяину говорить будем? С тебя первый спрос будет.

— Да нет, Лаврентий Павлович, с тебя первый спрос будет, — рассмеялся Абакумов, — ты же у нас генеральный комиссар по безопасности. Так что давай, расскажи, что твои ребята нарыли на родине погибших в том бою героев.

— Ты и это знаешь? — хитро прищурился Берия.

— Земля слухами полнится, — сказал Абакумов, — Поскребышев (секретарь Сталина) звонил мне, говорил, чтобы к двенадцати был в приемной.

— Мне тоже звонил, — сказал Берия, — сейчас чайку попьем и пойдем. А ты хитрый, Виктор Семенович, армян в твоей родне не было?

— Армян в родне не было, — улыбнулся Абакумов, — это как сейчас говорят? Самый хитрый из армян Микоян и Баграмян.

И оба руководителя самых сильных спецслужб рассмеялись. Пока они были на коне и могли смеяться над всеми, но каждый знал, что наступит момент, когда они сцепятся в смертельной схватке.

В приемной они почти не ждали. Поскребышев сразу пригласил их в кабинет Сталина.

Хозяин стоял в хорошем настроении и после сытного завтрака, состоявшегося только что за пятнадцать минут до полудня, закуривал трубку. Как хорошо перекурить перед началом рабочего дня и на сытый желудок.

— Ну, докладывайте, что у вас там такое произошло, — сказал Сталин, — тут даже Щербаков обеспокоился в отношении происходящей чертовщины, которая мешает ему проводить партийно-политическую работу в частях действующей армии. Давай, Лаврентий, как самый опытный и докладывай.

Кашлянув в кулак и взглянув на Абакумова, Берия начал свой доклад:

— Товарищ Сталин, Гитлер, потерпев поражения на многих фронтах, бросил в бой нечистую силу. Наш человек, подготовленный в ведомстве товарища Абакумова, вышел на бой с человеком Гитлера и расстрелял серебряными пулями пять вражеских офицеров. Немецкий оборотень убил трех наших товарищей. Двух полковников и одного старшего лейтенанта, политрука роты. Внезапно появившийся на поле боя монгол в халате при помощи медного котелка и железного била вызвал гром и молнии, а потом исчез вместе с нашим и немецким оборотнями. Специалисты говорят, что произошла реинкарнация этих людей в предметы вокруг и в животных. Мы провели проверку по местам жительства убитых и установили следующее. По месту прежнего жительства убитого полковника стали происходить странные вещи. Козел, находящийся в подсобном хозяйстве матери полковника, при звуке церковного колокола стал подниматься на две задние ноги и осенять себя крестным знамением при помощи правого копыта, а при появлении сотрудника НКВД пытался его забодать. В доме убитого политрука свинья стала хрюкать так, как будто поет Интернационал — Вставай проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов Помимо парторга колхоза и сотрудника НКВД данный факт подтверждает и учитель пения средней школы. Так что инкарнация прошла в соответствии с объяснениями специалистов. Одним словом, козел — это нынешняя форма существования полковника НКВД, а свинья есть форма существования политрука

— Лаврентий, — сказал сильно удивленный Сталин, — ты хоть понимаешь, что за околесицу ты несешь. Полковника козлом обозвал, а политрука свиньей. Да если кто это услышит А вы, товарищ Абакумов, тоже пришли мне сказки рассказывать?

— К сожалению, товарищ Сталин, это не сказки, — сказал начальник СМЕРШа, — по данным зафронтовых разведчиков, явления инкарнации убитых в этом бою немецких офицеров отмечены и по месту их жительства. Личность командира немецкой стрелковой роты переместилась в его пятнадцатилетнего племянника, который очень точно описал действия его роты и то, что немецкий оборотень — это лейтенант СС Йозеф фон Безен.

— Да хрен с ним, Безен-Мезен, — вспылил Сталин, — нам нужны секреты нового психологического оружия этого параноика Гитлера, а мне тут безен-мезен, тушонка-мошонка.

— Товарищ Сталин, — твердо сказал Абакумов, — фамилия Безен переводится на русский язык как веник или метла. И наш человек имеет фамилию Метелкин, то есть Безен. Получается, что мы точно вышли на главный объект создания психологического оружия Рейха. Мы предполагаем, что монах перенес нашего и немецкого объектов туда, где они черпают свои духовные силы и бессмертие. Осталась одна Шамбала на Тибете. Поэтому мы предлагаем послать туда экспедицию. Группу возглавит капитан Добрый День Екатерина Федоровна, работающая в ведомстве генерала Бурденко.

— Хорошо, товарищ Абакумов, действуйте, ищите этих Вениковых, — сказал Сталин, — а ты, Лаврентий, окажи ему полную помощь. Для сохранения всего дела в тайне присвоим ему шифр 100.