Не достигнув успеха в вопросе идентификации тех, кто бы мог лежать в этих могилах, я попросил библиотекаря принести заметки о делах инквизиции в Гатри за упомянутое в книге время. Не мытьём, так катаньем — святые старцы и проклятые грешники могут оказаться вовсе не теми, кем они называются на страницах рукописей. Вдруг кто из них? Что-то же оттуда вылезло, или ему позволили вылезти? Пока ещё я в этом не разобрался, но принял для себя по умолчанию считать Прядильщика и взрыв взаимосвязанными. Слишком странным выглядело это событие. Таким же, как убийства с непонятными мне пока целями.
Монографий у Фарра не так уж много, и одна из них — про эту злополучную "ранне-готическую постройку". Наверняка у него множество документов касательно церкви хранилось дома. На всякий случай проглядев список других его публикаций, я уверился в подозрениях — "Развитие и расширение посевных площадей вокруг города и связанное с ними строительство фермерских усадьб", "Три возраста индустриальной части Гатри", "Архитектура вокзала и связь освещения перрона и пешеходного моста с эстетикой модерна в оформлении театра", "Двенадцать знаменитых родов коренных жителей нашего города и связь их истории с архитектурой Вечернего бульвара и района ремесленников". Ничего, что казалось бы достаточно важным, чтобы за это сжечь или убить. Эстетика фабрики... Надо признать, старичок был оригиналом.
Библиотекарь изъял уже просмотренную литературу, фыркнул на принёсшего книгу с задержкой студента и только после этого в мои руки мягко опустилась деревянная коробка. Ключик болтался на провощённом шнурочке рядом. Поймав мой удивлённый взгляд, старик только хмыкнул, словно банкир, доверяющий в неопытные руки молодого своего сослуживца хрупкое ювелирное изделие.
В коробке хранилось больше пыли, нежели информации. Несмотря на всю помпезность забот о сохранности документов, они только больше погружались в забвение. Осторожно — листы были жёлтыми и ломкими, словно тонкие восточные лепёшки, я переворачивал их. Через четверть часа передо мной лежали несколько интригующих документов — все они имели отношение к покоящимся теперь под полом церкви субъектам. Пересмотрев всё подробно, я разложил их на три маленькие стопочки — Сьюзен Броули, Джонни Косая Нога — подвернувшийся папистам под руку придурошный безобидный нищий. Ну, возможно, придурошный безобидный и всё такое прочее. Натан Дювьель — вообще из Франции кто-то. Хотя...
Да, определённо — Даниил тот ещё пройдоха! Я хмыкнул. Реестр, составленный в инквизиции для описания преступника, кого-то мне весьма и весьма напоминал. Отодвинув в сторону документы о девушке и нищем, я подробнее занялся подозрительным французом-священником. Смытые в некоторых местах — не иначе, когда записи тушили, быстрые, с сильным наклоном угловато-острые буквы на латинском описывали примечательного человека. Или не человека?
Реестр.
Показываю в качестве свидетеля первый Жак Шенабле,
второй Вильям Стен,
третий Антонио Гвересто.
четвертый Мердок Дево
пятый Дональд Баррей
шестой Грегуар Перрисон.
Описание внешности святого отца Натана Дювьеля.
Тело обладает силой, физическое состояние хорошее. Возраст 35 лет. Высокий рост. Кожа светлая, бледная. Стройный, развитый. Руки и ноги имеют силу. Пропорциональный. Кисть руки аристократическая, изящная. Пальцы тонкие, ногти чистые. Голова пропорциональная. Лицо овальное, красивое. Лоб высокий. Кожа чистая, светлая. Скулы высокие. Рот узкий, губы бледные. Нос тонкий, с маленькой горбинкой. Брови ровные, узкие. Глаза зелёные, глубокие, крупные. Серьёзный взгляд. Волосы длинные, чёрные. Голос низкий, ясный, приятный.
Под левой ключицей маленький шрам — звезда. На спине две крупные чёрно-коричневые родинки. Игла дала кровь. На внутренней стороне правого бедра чёрная родинка. Испытание иглой по очереди по "Молоту Ведьм" дало кровь.
Характер склонный к деятельности, но спокойный. Память верная, твердая, быстрый ум.
Но нельзя судить о человеке по внешности.
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
Я даже почесал в некоторой растерянности макушку. Этот жест привязался со времён моей бытности вагантом. Примерно тридцатипятилетний высокого роста — но это суждение субъективное. Зеленоглазый, черноволосый и с бледной кожей. Кисти аристократические, и даже нос, как у одного обитающего здесь ночного, с горбинкой. Голос низкий, ясный. Ладно, спишем на то, что они не слышали, как он поёт.
А может, и голос охрип — не зря же он столько лет курит трубку? Весь из себя такой... прямо-таки более аккуратная версия его любимого морока. А имя — о, что может быть более преходящим, чем человеческое имя существа, которое таковым не является? Даже мои имена словно перчатки — под каждую роль своё.
Учитывая возраст Даниила — он мог жить здесь в то время. Правда, в качестве священнослужителя... Но ведь и закопали его в церкви за что-то!
Вспомнились рассказы Рона и слухи, плавающие над гулом и чадом в его трактире. С Даниилом определённо надо поговорить. Создаётся ощущение, что их путают с Прядильщиком. Я слышал о том, что зеленоглазый ночной причастен к исчезновениям людей. То же говорили мне и вороны. Зеленоглазый, черноволосый — но это настолько общие приметы, что под них подошёл бы каждый второй из Тёмных Родов. Но...
Что же это... Могу ли я ошибаться в предположениях на его счёт? Нет, нет — я же не человек, чтобы не доверять своему чутью! Даниил не тот, кто растянул нити над суккубом и странной тварью, от которой смердит...непередаваемо.
Но как похож...
Ещё раз перечитав реестр, всё ещё не в силах найти связь между событиями и подозрительным сходством ночного и похороненного в церкви священника, я перешёл к следующему документу. Судя по приписке — копии, и кусок этой копии, в самом конце, фигурно выели мыши. Отпечаток жирного пальца внизу указывал, что побудило грызунов на это гнусное свершение. Документ был внушительного размера, и в развёрнутом виде занял не меньше половины стола. Интересно...
Протокол о деле Натана Дювьеля, приходского священника в церкви Святого Патрика, осуждённого за хранение книг, запрещённых по index librorum prohibitorum10 по Каталогу дона Фернандо Вальдеса, милостию Божиею архиепископа Севильи, апостолического главного инквизитора против ереси отступничества во всех королевствах и владениях его величества, от 1559 года от Рождества Христова, и за сношения с демоном, по третьему разделу обвинений в ереси.
Книги принадлежали, как удостоверяют альгвасил Жак Шанебле и я, секретарь процесса, Вильям Стен, первому и пятому разряду по каталогу Вальдеса. Также от 21 декабря 1558 года по новой запретительной булле Павла IV, и по закону от 8 сентября 1558 года государя Филиппа II, государь постановляет смертную казнь и конфискацию имущества для тех, кто будет продавать, покупать, хранить или читать книги, запрещённые святым трибуналом. В этом законе находятся и другие распоряжения, предмет коих один и тот же и размер коих не позволяет мне поместить их здесь (Кастильский сборник. Кн. 1. Отд. VII. 24-й закон.)
Libri vide supra:11 Толкования на христианский Катехизис, составленные доном Барголомео Каррансой де Мирандой, архиепископом Толедо, и Великий Гримуар от 1522 года неизвестного авторства.
По третьему разделу обвинения в ереси по Руководству Николая Эймерика и по булле Григория IX от 1232 года от Рождества Христова, руководствуясь поправками от общих узаконений уголовного права, которые были применены к частному преступлению ереси на Веронском, Римском и Тулузском соборах, и согласно поправкам к инквизиторскому кодексу от 1233 года на соборах в Мелене и Безье, и согласно правилам от 1242 года, принятым на Таррагонском соборе, и приведённым из Испании под общую власть католической церкви и Папы, обвиняемому вносится в вину соучастие в делах демона во вверенной ему пастве, и слабость духа, коий был демоном подточен и порабощен. Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto. Sicut erat in principio, et nunc et semper, et in saecula saeculorum. Amen.12
Свод судебного заседания от 29 февраля 1563 года от Рождества Христова.
7 сентября 1562 года coadjutores ордена Доминиканцев по приказу Тайной консистории и нунция при английском дворе прибыл в сей город для проверки благонадежности паствы и поиска ересей, давно и обильно давших корни в этих местах. После тайной проверки он отбыл, и для действий по очищению города от возможных ересей был направлен папский легат, 5 ноября 1562 года он прибыл в город, от епископа он подал извещение о себе главе магистрата города, который в тот же вечер к нему явился, для того, чтобы на аудиенции узнать о его миссии. Комендант города представился легату и держа его руки в своих согласно положениям о сотрудничестве по королевским грамотам давал клятвенное обещание — выполнять все законы против еретиков и в особенности доставлять все необходимые средства для их открытия и ареста.
Было назначено ближайшее воскресенье для праздничной проповеди. Утром 7 ноября она состоялась, и всем собравшимся в церкви по его оповещению было, как и во многих других городах, объявлено, что на жителей налагается обязательство доносить на еретиков, а затем прочесть указ, которым повелевается, под страхом отлучения от Церкви и интердикта, сделать в предписанный срок указанные доносы. После этого оповещения инквизитор объявил, что лица, виновные в ереси, которые до предания их суду и до истечения льготного срока сами явятся для обвинения себя, получат отпущение и должны будут подвергнуться лишь лёгкой канонической епитимьи; но, если по истечении этого срока (с 7 ноября по 7 декабря) они дождутся, что на них поступит донос, они будут преследуемы по всей строгости законов.
В указанное время были принесены доносы и пришли кающиеся, однако доносы от Салли Хромоножки и сэра Мэрдока Дево указывали на приходского священника Натана Дювьеля и обвиняли его в компрометирующем сан тайном поведении. После допроса камерария улики стали подтверждаться, но каяться отец Дювьель не пришел.
Был произведен допрос доносчиков в присутствии двух священников и секретаря, который заверил показания. После прочтения показаний доносчики их признали.
После обыска в личных покоях Натана Дювьеля были обнаружены эти еретические книги. Оговорённый был отправлен в церковную тюрьму, за неимением в городе и его окрестностях доминиканского монастыря. Был передан в святой трибунал к Великому Альгвасилу мандат на арест, после его принятия 28 декабря выехал в сопровождении мандата исполнительный альгвасил. Прибыв 2 января 1563 года альгвасил был препровожден при исполнении мандата о заключении в тюрьму секретарем секвестра и сборщиком. Альгвасил назначил хранителя имущества.
В присутствии секретаря были изъяты одежда, запрещённые книги, изумрудное кольцо в золотой оправе, гранатовые чётки, зашифрованные письма, написанные дамой, церковная документация, вверенная обвиняемому, предметы обихода, чайный сервиз на 12 персон, 3 кинжала в сафьяновых ножнах. Список вместе с альгвасилом, сборщиком, хранителем и свидетелями заверил секретарь. Альгвасил также потребовал от заключённого передачи денег, бумаг, оружия и всего, что было бы опасно при нём оставить, требование это заключённый удовлетворил.
В зале суда при закрытых дверях 4 января обвиняемый ответил по себе in corpore.13
— 36 лет от роду, католического вероисповедания, родился в Тулузе и после рукоположения в сан священника через протестантские земли пришел сюда, где и стал служить приходским священником с 1556 года.
Были составлены реестры, где упоминалась вся curriculum vitae14, и собраны в архив. Обвиняемого заставили прочитать Pater noster.
И после этого, еще прочел он Credo in Deum. После он выслушал все merita15 и на вопрос, кого может назвать в отвод, назвал сэра Мэрдока Дево. После обвиняемому было предоставлено время на составление защитной записки, а адвокат от иезуитов ознакомился с копией опроса доносчиков, не зная их имён. После этого началось дознание — но обвиняемый вину свою отрицал, а приведение в отведении сэра Мэрдока Дево поставило его донос под сомнение. Для собрания улик и допроса сэра Мэрдока Дево in caput alienum16 заседание было прервано. По мере расследования было выявлено много фактов, а после упорствования сэра Мэрдока и отказа от отведения и обратных обвинений, было решено продолжить дело, и признать книги истинно принадлежащими Натану Дювьелю.
Альгвасилу принесли в тот же вечер, 4 января, ещё одно обвинение от лица Сэмюэля Фицроя о том, что обвиняемый вступал в связи с женщинами, нарушая coelibatus17 и использовал в своих целях тайну исповеди, а так же нарушая святой обряд extrema unetio (лат. соборования) вёл себя неподобающе и подозрительно, когда его никто, по его мнению, не видел.
В ночь на 5 января по этим тяжким обвинениям была начата in caput proprium.18 До 17 января обвиненный всё отрицал, а после, ввиду его упорства, дознание было временно прервано. Были допрошены Элеонора Дево, супруга Мэрдока Дэво, и все, состоящие в связях с Салли Хромоножкой и Сэмюэлем Фицроем.
Днем 2 февраля на площади Золотой пыли средь бела дня нашли останки нескольких чёрных куриц, а на снегу несколько минут можно было прочитать надписи ASTAROTH, ADOR, CAMESO, VALUERITU, MARES, LODIR, CADOMIR, ALUIEL, CALNISO, TELY, PLEORIM, VIORDY, CUREVIORBAS, CAMERON, VESTURIEL, VULNAVII, BENEZ, MEUS CALMIRON...
Сложенный в несколько раз лист пестрел далее дырами. Оригинальное заклинание — бестолковое, и бессмысленное, словно ритуал проводил новичок, или всё сделанное служило для иной цели — отвлечь, или напугать.
Пытаясь разобраться в лохмотьях записи дальше, я не раз недобрым словом помянул одного короля из рода двуликих, который подучил в незапамятные времена младших своих братьев грызть что ни попадя.
...все раны зажили, и следов истощения нет, хотя по распоряжению альгвасила был без еды двое суток.
Вновь начали in caput proprium, и ничто не могло сломить духа дьявольского, что овладел святым отцом, только лицо его становилось дьявольски прекрасным по ночам, словно врата ада, приоткрывшись, давали демону сил. Но после чина изгнания злых духов, что произвел над телом Натана Дювьеля папский легат, вернувшийся по прошению нунция для курирования дела 26 февраля, разум святого отца возобладал над демоническим греховным мракобесием, и в глазах его был свет, как у того, кто спустился в ад, и, вынеся адские муки, вернулся в лоно церкви. Он сообщил нечто, что я не могу привести в этом своде.
После этого официально он был передан светским властям для relatatio,19 назначенного на 28 февраля. Согласно "Malleks Maleficarum"20 от 1487 года от...
Я чертыхнулся — если этот странный священник сказал такое, что даже секретарь иезуитов не осмелился предать бумаге — уж наверное, это стоит того, чтобы искать записи. Сьюзен — девушка, из зависти обвинённая, всё на поверхности. Джонни — и вовсе для потехи затравленный несчастный. Но этот... "священник"... Аккуратно подцепив самый конец листа — недогрызенную полоску, я прочитал многозначительные, но совершенно неинформативные слова "...et lux perpetua luceat eis".21
