Чёрная Книга

— Вы о казни своего мужа или пока не приведённой в исполнение казни сына? — спросил неизвестный мужской голос. — Так их казнь была неминуема. Назваться Императором России, не имея на это никаких, в том числе и наследственных прав — преступление, которое карается смертной казнью. Впрочем, если старуха-мать всё же сможет предотвратить поименование своего сына Императором России, сама то она благоразумно не называется Императрицей, даже Царицей, лишь королевой зовётся. Хотя, когда-то она в прошлом так называлась — императрицей. Тогда же в прошлом и понесла от какого-то существа сына-дитя. Хотя, конечно, пока что существует возможность, вероятность есть, что это всё же не её сын. И тогда, если она докажет это. Если сможет вывести и удержать линию вероятности, что она не трахалась с тем существом, что это существо не сын того существа или, как минимум, на самом деле не её сын, то она и её вероятные дочери — возможно смогут избежать или претерпеть наказание, выжив. И вот тогда, возможно, у её названных дочерей и у неё самой перед смертью не будут вырваны яичники. Впрочем, если это существо, что назвалось твоим женихом — действительно её сын, то она наверно сама себе яичники вырвет. Чтобы больше никогда не плодить подобное. Хотя, это может и не помочь.

С каждым словом старушка бледнела всё сильне. Под конец состояние её было полуобморочное, дыхание прерывистое, поверхностное и частое, изредко — глубокие вздохи и судорожные короткие выдохи. Казалось ещё чуть-чуть и её приступ хватит. Вернее, уже приступ, но как отпустит — ноги протянет.

— Кто это? И почему он так говорит? — Спросила Юля. — И... Неужели нельзя было не при ребёнке подобное говорить?

— Ребёнок? Не стоит ложных беспокойств. К тому же девочка слышит совсем другое. Она слышит как вы друг с другом мило общаетесь и не замечает, что бабушка уже при смерти. Меня, мой голос и слова она может быть краем сознания и воспринимает, но сейчас не замечает. Но вспомнит и поймёт тогда, когда это будет надо. А вот кто я? Пусть будет прозвище: Кукушёнок. Зови меня кукушёнок. Вот только ритуал кукушёнка несколько иной. Просто к моему яйцу пытались кладки подложить. Родителями многие назывались, но никто никогда даже и не знал где моё настоящее яйцо. И ни один из "братьев" — не выжил. Не было у меня никогда братьев. Сестёр родных, впрочем — тоже. Да и родители — лишь названные, нанятые на роль родителей актёры, уже давно отыгравшие свою роль. Им был дан когда-то камень. Каменное яйцо. И они должны были заботиться о том камне как о яйце. На самом деле это было не яйцо — а переходной тамбур, шлюз-мембрана перед переходом в мой мир. Но став "родителями", тут же о яйце забыли, получив награду. И вспоминали только тогда, когда без доказательств того, что я жив — им полный край, совсем кранты.

Повисло долгое молчание. Няни девочки, не услышав и не поняв, что происходит, но получив какой-то понятный им сигнал и видя, что что-то идёт не так, увели Лилю в игровую комнату. Она уже покушала, время играть. Может даже и спать. Послеобеденный сон для маленьких детей бывает полезен.

— Ну так что, старушка. Не стоит печалиться. Но твои интриги завели тебя туда, куда тебе соваться вовсе не следовало. И отвечать тебе за это придётся бесконечно вечно. На милосердную смерть можешь даже не рассчитывать. Может расскажешь о своём ритуале кукушёнок? Ведь тобой тоже высиживалось чужое яйцо. Хотя, может и твоё, не понятно только кто оплодотворить то яйцо мог — чей сперматозоид? Да и открытосеменное оплодотворение... Всё равно что одна рыба икру метала, другая — молоку. Вот только если ракурс и масштаб восприятия чуть сместить, то с одной стороны вроде как икра с молокой, а с другой — бомбометание сквозь пространства к ядрам вселенной, где в качестве бомб и десанта — использовались дети с программой самоуничтожения, но уничтожения цели любой ценой. Вроде и дети, вроде и родство... Но кровного там мало. Это скорее не кровное родство, а что-то вроде спорового размножения. Забота о потомстве — плюс минус такая же, как у плесени: пока могут достать и как-то влиять — дети, что должны подчиняться старшему, а поспорили, порубили предков, сбежали, пусть даже по кускам, а не целиком: в споре родилась истина, что повзрослели дети, трогать их себе дороже. Ну... Пока сами сильнее не стали, а те уже сильней тебя стали или просто поиск их, ушедших далеко — дороже встанет. Что, впрочем, абсолютно не мешает найти позже и пользуясь тем, что когда-то своими детьми называли, опять назвать их своими детьми, воспользоваться средствами контроля и заставить работать на предков. Я помню Древние Методы даже не помня. И у детей моих это в инстинктах. Методы борьбы и уничтожения подобных, называющихся их родителями, у них в инстинктах.

Старушка начала беззвучно, как рыба на суше, хватать воздух губами, не в силах вздохнуть.

— Ну так что? Объяснишь девочке что к чему? Добровольное признание может облегчить твою душу. И, если найдутся смягчающие обстоятельства, если ты искупишь свою вину хотя бы частично, если твои дети пройдут испытания на верность, то пусть не ты, но твои дети — будут жить. И, если ты воспитала их правильно, если ты для них действительно любящая мать, а они — любящие дети, то вполне возможно, пусть не сразу, пусть у них уйдут тысячелетия, миллионы и миллиарды лет, но верной службой моему роду и семье, возможно лично моему дитю или даже лично мне, они смогут получить подсказку и чутка вольностей и смогут использовать это для облегчения наказания своим предкам. Или предпочтёте, чтобы объяснил я? И не стоит беспокоиться: в моём присутствии ни живые, ни мёртвые не могут умереть окончательной смертью. Смерть это только начало. Начало иного пути.

Клавдия Васильевна, хотя... она уже пожалуй и подзабыла наверно даже это имя, которым назвалась девушке, тяжело вздохнула.

— Дело в том, что так называемый ритуал кукушёнок проходили все души первого поколения. Не было таких сложных понятий, как: семья, мать, отец, брат, сестра, сын, дочь, внук, бабушка... Нет, были... но очень узкие... По факту: паразитирование "старшинства". Назвался старшим, потому что назвался отцом — и все дети — младшие. Это как почитание не за заслуги и реальные достижения личности, а за присвоеный титул. И у разных — очень разное отношение к семьям.

Где-то семья за каждого члена семьи горой стоит и на словах и на делах, а где-то лишь на словах, где-то вообще при любой возможности готовы глотки друг дружке рвать, предавать, продавать. Для кого-то семья, само понятие свято, а для кого-то просто способ паразитирования.

Голос женщины будто сливался с мужским. Возникало ощущение, что на самом деле говорит не она. Ей говорят.

Будто то, что она говорит — вовсе не то, что хочет сказать. Словно кто-то дополнял её голос и в общей сложности получались такие фразы, которые в целом слышались, воспринимались так. Но если разделить — получится множество голосов и фраз на совершенно разные одни и те же темы. Многослойно, но на понимаемом и контролируемом уровне говорят то, что хотят сказать, хотят, чтобы услышал собеседник, а на плохо контролируемом — будто иные существа на ломаном диалекте объясняют что да как, на совсем не контролируемом же: будто перевод с одного языка на тот же самый, но смысл фраз и слов, поступков и деяний совсем иной уж в свете том.

Словно невидимый суфлёр подсказывает актёрам слова, которые, играя роль на сцене — они в волнении и в попыхах забыли.

— Царь батюшка, отец народов — это же тоже аппелирование к семейным ценностям, традициям... А если брать совсем древность... был в те времена всего один разумный человек. А все остальные... по сравнению с ним... Самые умные и сильные были полуразумные звери — драконы. Его дети. И учил он их... всякому... В том числе заботе о потомстве и как яйца высиживать. Потому что яйца уже были. А вот куриц, даже пустоголовых, чтобы яйца правильно высиживать — не было. А у того человека разумного где-то было заныкано разумное яйцо. Ходили даже слухи, что разумное яйцо не одно было... Зверь же: пока есть — помнит, не стало — забыл, с глаз долой, из сердца вон. У зверя память скоротечна.

Да и если биологию, природу хоть поверхностно изучали: множество примеров как разные звери донашивают яйца друг за другом высиживая, в смысле и потомство воспитывая и так далее. Особенно по принципу подобия: "Похожи на меня, только маленькие и слабые — значит мои дети.". Это в принципе один из основных способов определения зверьми своих детей: по принципу подобия звучания цвета запаха Силы.

Тогда же, в древности, да и сейчас ещё процесс продолжается, формировалось вместе с понятием семья и понятие ответственности и прав: кто что должен делать и на что имеет право, кто что должен уметь, какими способностями обладать, что совершить, чтобы стать дитя какой-то семьи, чтобы считаться кандидатом или членом, младенцем-яйцом или более самостоятельной личностью... Какое бывает совершеннолетие... И, разумеется, чем могущественнее и старше семья, тем больше желающих стать членом этой семьи. Но и тем больше тех, кто просто назывался где-то народу членом семьи, пользовался привилегиями семьи и... по сути своими поступками лишь вредил семье. Во-первых ложные, которые не члены семьи а просто самозванцы. А во-вторых — частично ложные, частично настоящие — возможно и члены семьи, но ещё совсем яйца неразумные, как кандидаты на рождение в семье и те, кто набился им в семью — как-то завоевал доверие...

Вот только, даже если понятие есть семьи и производных от этого понятия, даже если есть понимание. Это отнюдь не значит, что это именно то, что вкладываем в это слово-понятие, а не то, что стараемся держать на виду для обозрения, что стараемся показать, но вот на самом деле — ... Всё не то, чем кажется, что видится — иначе может быть.

Ну а кроме того, мало кто действительно может определить кто есть кто и кем друг другу приходится. Даже матери, не говоря уж об отцах, далеко не всегда знают их ли дети и есть ли они вообще у них — дети и кто кому отец, кто мать.

— Это как? — удивилась Юля. — Как курица в курятнике: сначала одна наседка сидела высиживала, потом другая?

— И это тоже. Но... Есть ещё нюансы. Например: здоровое, крепкое телом и духом, разумное потомство — это показатель статуса семьи, это достижение семьи. Это положение в обществе. Часто мать и не помнит родов: родила ли потомство, живо ли потомство или умерло родами, один или два, а может больше детей... У одних здоровое и крепкое потомство, но бедны, нет положения крепкого в обществе, а у других — положение, влияние, деньги, власть, а вот потомство не жизнеспособно. И когда в роддоме появляется крепкий младенец, часто не одна, а сразу несколько подмен совершается. Именно поэтому большинство настоящих аристократов практически никогда не рожают в родильных домах. При этом и дата рождения, не говоря уж о точном времени, и имя дитя — является семейной, родовой, иногда государственной и религиозной тайной. Очень-очень редко бывают исключения. Например: целый родильный дом был выстроен для рождения всего одного младенца, а все остальные в том родильном доме вовсе не рождались, а призывались в созданные для них тела, выращенные в лаборатории по клонированию.

Одну и ту же картину можно по-разному показать, объяснить, понять...

В примитивном обществе нет даже инстинктов заботы о потомстве. При этом надо понимать: физически тело может быть развито вполне до живородящего. Но психологически, ментально, разум, понимание инстинктов могут быть не развиты. И в лучшем случае дитё может быть рождено в коконе условий защиты потомства от матери, матери от потомства — в скорлупе яйца. Также в младшем мире существо может быть живородящим, в том смысле, что дитё сразу жизнеспособно, пусть и слабо на уровень старшего, но вполне самостоятельно на свой уровень развития, условия между матерью и дитём — пуповина, может быть перерезана, а может материальная привязка, связка завязей условий истаять ещё до рождения, останется только духовные, кровные узы, но от того ещё более крепкая связь. Но в старшем мире или просто в зоне действия, доминирования другой силы, которая плохо развита или плохо понимаема родителем и дитём, живорождение может быть не полным, а в коконе скорлупы условий образования и рождения яйца. Потому что на инстинктах хищника, а каждая душа — хищник, не ощущая разницы, не понимая, дитё и родители могут убить друг друга родами. Причём надо понимать: в некоторых случаях родители специально беременнеют, рожают и убивают дитя родами. В некоторых случаях дети специально втираются в доверие и так далее, чтобы довести себя до рождения и рождением, не смотря на все клятвы и обещания — убить родителя, разорвав родами изнутри.

Сознание девушки будто плыло. Реальность расползалась, переплеталась и выстраивалась заного. Она то ощущала себя всё ещё спящей после прочтения книги и одновременно уже проснувшейся.

Ощущения были, будто находится в одном теле, но в разном, в разное время и в разном пространстве.

Старушка собеседница, как и её вчерашний, вернее, прошлый гость... Их присутствие ощущалось дискретным. То они были, то не были. Будто это на она, а они — гости в этом доме, приходившие для общения с ней.

Сознание то расширялось до размеров вселенной, то мгновенно коллапсировало до размеров тела. И с каждым разом, с каждой мыслью, что-то менялось. Менялось отношение, воспритие, понимание.

Вот она снова в теле спящем на диванчике. Ворочается во сне. Сбрасывает с себя плед-покрывало. Вот она, управляя телом пожилой женщины, исподволь, не перехватывая контроля, помогает ей вновь накрыть себя спящую покрывалом. И вновь помогает сесть рядом, наблюдая. Наблюдая в том числе за каждой мыслью своей и чужой.

Знания, какой-то частью сознания кажущиеся всеобъемлющими, иной частью сознания воспринимались пустыми. Да, они были полны, но изъяном частичного непонимания становились пусты. Всего этого много. И в чём-то достаточно. Достаточно для многого. Но для всего — недостаточно. Чего-то не хватало.

Мысли, казалось бы цельные, не находя идеального сочетания, прятались и расходились, чтобы вновь сойтись уже иначе. Сплелись. Расплелись. Сплелись и расплелись иначе. И сплетая, расплетая мыслевязи суть по сути с сутью чуть иной и всё на всё похоже и не похоже ни на что. И всё иное, всё иначе, по сути тем же самым оставаясь всё равно.

И вновь она просыпается. Но просыпается не просыпаясь. Как бы наблюдая за собой со стороны внутренних глубин души.

И вот вновь всё то же самое. Опять, не желая будить старушку, тихонечко проходит в библиотеку.

Опять видит малышку, что-то напевающую себе под нос, раскрашивающую раскраски.

Переплетения красок и цветов рисуемых девочкой, гармонично переплеталось с тканью мироздания, находя отклики в глубинах души девушки.

И вот она, чувствуя себя таинственным гостем незнакомкой в своём же теле, чуть помогает, мягко направляя, поддерживая движения девочки, рисующей свои художества, энергетикой своей души.

Так красивее, гармоничней сочетанье будет. Приходит мысль, вплетая чуть иные оттенки, раскрашивая вместе с девочкой раскраски.