Дни сливаются воедино, и завтра будет таким же, как вчера. И не забыться в общем круговороте, и выхода не найти. Все суета и все обратится в прах.
— Наверное, я поняла, почему ты стал ее медиумом. Это смысл?
— Да. Это способ жить дальше. Жить, вместо того, чтобы существовать.
— А если бы не удалось?
— Покончил бы с этим. Впрочем…нет, не смог бы. Я был слаб.
— Ты похож на нее. На Четвертую. Она тоже разучилась жить ради себя.
— Нет, что ты. Я гораздо хуже — просто немного повезло.
Суигинто замолчала, слушая хор стонов умирающих и криков новорожденных, вдыхая черный пар наркотических видений и ломок, оценивая привкус беспомощной ненависти друг к другу, страха и зависти, голода и безысходности.
— Откуда у тебя все это? Ведь ты не мог прожить все эти жизни сам?
— Спящие поделились со мной. Более всего терзало их одиночество, и спросившему — мне — выкрикнули многое в ответ.
— И только это нашлось в их сердцах?
— Нет, не только. Но я отдал все остальное — чтобы наполнить для Соусейсеки Розу.
— Неужели и Отец…
— Не знаю. Я дилетант, а он Мастер. Быть может, все было иначе.
Когда мрак в глазах рассеялся, я вернул на место заново опечатанный шар. Когда-нибудь получится избавиться от этого груза, но не сегодня. Суигинто молчала, задумавшись.
— Ты говорила, что Лемпика нужна тебе для дела, и я догадываюсь о нем. Ты хочешь попасть в сон девушки, которая носит твое кольцо.
— Девушки?
— Мегу.
— Откуда ты знаешь ее имя, медиум?
— Не только имя. Ты хочешь вылечить ее изнутри, силами Роз, и Лемпика нужна тебе, чтобы попасть в ее сон.
— Ты начинаешь меня удивлять. Тебе подозрительно много известно — причем вряд ли Соусейсеки могла рассказывать тебе подобное. Хоть она и садовница душ, но очень консервативна.
— Если Лемпика нужна тебе только для этого, условия сделки можно изменить.
— И что же ты предлагаешь?
— Я забираю свои воспоминания и мы с Соусейсеки помогаем вылечить твоего медиума. Некоторый опыт в этом у нас есть.
— За Лемпику?
— Не только. За союз и… несколько уроков.
— Уроков? Ты хочешь у меня учиться?
— Соусейсеки превосходный боец, но мои возможности…несколько иного рода. Если не ты, то кто? Шинку?
— Из нее уж точно вышел бы учитель!
— Ты хотела сказать воспитатель. А я уже взрослый. И вообще, тебе ведь известно, насколько неприятны бывают те, кто учат жить «правильно».
— И не напоминай. Знаешь, а твои условия… неполны.
— В чем же?
— У Соусейсеки есть шанс встретиться с Отцом. Теперь я уже не могу сказать, что это невозможно. И получится, что я ей помогаю!
— Мне нужно будет поговорить с ней об этом. Я знаю, что она мечтает об этой встрече, но ни слова не слышал о том, что она думает насчет вашего в этом участия.
— Но…она не согласится, и…это не по правилам!
— Возможно. Да ты и сама не знаешь, нужна ли тебе эта встреча, если она может оказаться альтернативой победы.
— У меня будет время подумать.
— Так что с моим предложением?
— Ты уверен, что вы способны вылечить Мегу?
— Если ты поможешь — справимся.
Молчание было совсем недолгим
— Ладно, медиум, ты меня убедил. Снимай свое проклятие…и если снова попробуешь меня обмануть, разговаривать мы больше не будем.
— По рукам!
Две фигуры, замершие в тусклом свете ночника. Такие разные — но ненадолго ставшие едины. Замершая Первая — ее широко раскрытые глаза, казалось, светились фиолетовым, и склонившийся над ней медиум…нет, мастер. Паутины серебра, мерцающие искорками, капля пота на его виске, упорно не желающая ползти вниз… Что происходит там, внутри их сна? Удастся ли ему задуманное? Уже пришлось помочь ему справиться с чем-то страшным, и значит ли это, что они все же сражаются? Мастер, мастер, ну зачем было так рисковать ради этой заносчивой и злобной куклы, зачем спасать поверженного врага?
— Это же очевидно, садовница.
— Демон Лапласа?
— Собственной персоной. Разве я могу пропускать такие представления?
— Не вижу здесь ничего любопытного.
— Неужели? Но ведь это так чувственно, так драматично — верная спутница сторожит покой хозяина, пока он уединился с ее злейшим врагом!
— Говори что хотел и убирайся.
— Вижу, даже рядом с таким вежливым медиумом ты не научилась сдерживать свой острый язык. А может, и не научишься уже.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты и сама догадалась, пожалуй. Твой медиум завел новую подружку и рано или поздно заключит контракт уже с ней.
— Что за невероятный бред, демон.
— Как будто неясно, что он в нее влюблен. Сама посуди, кто привлекательнее для молодого человека — парнишка в шляпе или такая, как она?
— Берегись, кролик. Однажды я до тебя доберусь, и ты подавишься этими словами.
— Ну, ну, я же добра тебе желаю. Как и всем вам. Оттого и предупреждаю заранее.
— Ты забываешь, что я буквально держу руку у него на пульсе. Если бы ты был прав, его тело выдало бы чувства тысячей признаков.
— Ой, ой, я всегда заглядываю немного вперед. Стоит ему ненадолго задуматься — и ты проиграешь.
— Лаплас!
— Неужто начинаешь понимать? Ты была нужна ему раньше, и он мог действительно быть верным тебе, но теперь-то он может идти дальше?
— Я не собираюсь выслушивать твои безосновательные выдумки.
— Что ж, закрывать глаза — твое право. Но сама подумай, как долго можно терпеть рядом ту, у которой и тела-то своего нет.
— Убирайся вон.
— Вижу, твое упрямство не знает границ. Или ты слишком меня недолюбливаешь. Впрочем, мне пора. Лучше пусть сестрица попытается тебя образумить.
— Суисейсеки?
— Я посмотрю, как ты будешь объяснять ей то, что она сейчас здесь увидит.
— Будь ты проклят, Лаплас!
— Давно уже. Увидимся, Четвертая!
Я сжала зубы, стараясь не заплакать. Разве можно было сказать, что демон неправ? Разве была возможность возразить? Мастер… мой мастер, как же все так вышло, почему? Отдавать ему все, что можно, помогать и защищать, заботиться…мало? Но ведь нет других объяснений, нет поводов, кроме очевидных. И жаловаться не на что — он так много сделал, что заслужил счастья, пусть даже и с ней… Нет, нет, нельзя так думать! Ведь еще ничего не случилось!…но вот они, сплетенные серебром, и нужны ли другие доводы? Что, что теперь делать…
— Соусейсеки, что случилось? Почему…А ЭТО ЧТО ТАКОЕ ЖЕ?!!
— Если ты не будешь шуметь, я попробую объяснить.
— Это же Суигинто… и твой новый медиум! Что тут происходит?
— Мы сражались, и она почти убила меня. Снова. Медиум обманул и победил ее.
— Человечишка победил злобную Суигинто же?! Но почему она здесь?
— Его оружием было нечто непростое. Я не знаю, что, но она почти лишилась рассудка.
— Как будто он у нее раньше был! Но все равно…
— Дай мне закончить. Победа осталась за нами, но он не смог бросить ее там.
— Глупый человечишка! Принес в дом такого врага!
— Он сказал, что попробует договориться с ней и забрать свое… оружие. И вот сейчас, связанные его чарами, они ведут переговоры — во сне.
— Суисейсеки совсем запуталась же! О чем с ней говорить, зачем спасать — не понимаю!
— И я…не понимаю. Но так решил мастер.
— Ты всегда позволяешь своим медиумам слишком много же! Не будь такой послушной, поставь этого дылду на место и пусть на коленях выпрашивает прощение!
— Знаешь же, что я не могу так, Суисейсеки. Мне так много нужно вернуть…
— Пойдем, пойдем со мной к нашему медиуму! Шинку будет рада встретить тебя снова, и Нори приготовит цветочных гамбургеров! Все будет как раньше!
— Не могу. Я должна помочь мастеру… я обещала. Но мы обязательно зайдем, может быть, завтра!
— Соусейсеки, ну вот всегда так же! Суисейсеки совсем не расстроена, и вовсе не собирается на тебя обижаться, но…
— Не дуйся так, Суисейсеки. Все будет хорошо.
— Я… я… я никогда-никогда тебя не брошу, сестрица! Будь ты призраком или еще кем угодно, мы все равно будем вместе! — Суисейсеки крепко обняла Соу, — Обещай, что больше никогда не будешь так вести себя, как тогда, раньше!
— Обещаю. Игра для меня закончилась, и…
— Тогда и для меня закончилась! Не нужна Суисейсеки эта глупая игра, если тебя не будет!
— Ты еще станешь… Алисой, сестрица. Кто, если не ты?
— Ну конечно же!.. Но постой…
— Нет, все хорошо. Все верно.
— Я… я бы осталась тут дольше, но Шинку и остальные…
— Понимаю. Передавай им привет.
— Обязательно же! Скоро увидимся, и надеюсь, твой дылда уже перестанет якшаться со всякими…
— Надеюсь.
Медленные движения пальцев плели сети мерцающих знаков, проникали вглубь пластов чужой и чуждой мне кукольной памяти, чувствительными черными кончиками светящихся нитей погружались в лабиринты ассоциаций и трещины самоограничений. Странно было воспринимать это так, но пульсация нитей сливалась в тихую мелодию, а следы моего оружия казались диссонансом. Неторопливо, но верно, я шел по следу собственноручно выпущенного хищника, отыскивая все его норы и логова. Все сложнее было удерживать необходимую концентрацию. Теперь звук уступил место обонянию — и порчу приходилось буквально вынюхивать изнутри, что не добавляло особой радости.
Суигинто честно старалась не сопротивляться, но иногда ее острые мысли больно задевали расплевшиеся пучки серебра. Теперь я понимал, что Лаплас не соврал, когда говорил, что возможно стать ее медиумом. Но долго эта мысль не продержалась — очередные искрящиеся плети провалились в особо крупную каверну — по-видимому, тот самый слой памяти, в который я тогда вторгся.
Необычно было чувствовать, как серебро проникает и в мой собственный разум, стараясь и там найти следы воспоминаний. Не знаю, как долго длилась эта кропотливая работа, но наступил момент, когда стало ясно, что на большее сил не хватит. Теперь со стороны мы выглядели пушистым комком паутинок — и каждая удерживала под контролем свою мысль.
«Сейчас может быть больно» — при таком контакте говорить вслух было излишне. Собственно, и мысль эта передалась быстрее, чем фраза, и ответ на нее, но без слов было неудобно. «Заканчивай, что начал, я не неженка». Что еще можно было ожидать-то?
Где-то изнутри клубка, там, где билось его призрачное сердце, стал пробиваться багровый свет. Нити краснели, нагревались, дымили. Словно диковинный механизм, пульсировали знаки, прижигая гниль раскаленными печатями. Я стирал свое «оружие последнего шанса», стирал, быть может, грубо и по-варварски, но основательно и безвозвратно.
После первой волны жара мне удалось собраться с мыслями и обезболить остальные. После пятой я поймал себя на том, что удивляюсь живучести собственных представлений о физических реакциях — расширившиеся зрачки, холодный пот, бледность были не более чем данью человечности во сне.
После двадцатой мы уже спали, спокойно, словно уставшие дети. Договор вступил в силу.
Соусейсеки помогла мне не упасть, когда я снова вернулся в реальность. Руки онемели и свисали двумя колодами, глаза слезились и жгли от пересыхания.
— Все улажено. Вражды не будет, — успел сказать я, прежде чем последние силы покинули меня.
Суигинто, хоть и выглядела уставшей, не спешила падать с ног и засыпать. Первым делом она принялась поправлять растрепанные волосы, с кислым лицом поглядывая на испачканное платье и демонстративно не замечая меня, склонившуюся над медиумом. Справившись кое-как с прической, она попробовала отряхнуться, но пыль Н-поля ничем не отличалась от настоящей и упорно не хотела покидать насиженные места.
— Начинайте готовиться, когда отдохнете и восстановите силы.
— К чему готовиться? — с деланым равнодушием спросила я, глядя, как по комнате разлетаются перья и облака пыли. — Может, тебе щетку дать?
— А, ты же не знаешь. Ну мне лень все пересказывать, расспросишь у своего медиума потом.
— Придется расспросить, раз уж первая сестрица такая лентяйка. Кстати, со щеткой как хочешь, а веник я тебе в любом случае дам.
— Это еще зачем? — возмутилась она.
— От тебя пыли и перьев больше, чем от порванной подушки.
— Сама виновата, что у тебя Н-поле в таком запустении!
— Кто бы говорил, Суигинто, кто бы говорил.
— Я уже начинаю жалеть, что так легко согласилась на этот союз. Мое терпение точно дороже.
— Значит, союз? Может, и еще что-нибудь?
— Лови! — к моему изумлению, небрежным движением Суигинто выпустила из кулака Лемпику. Тот сразу радостно метнулся к исконной хозяйке.
— Лемпика! Неужели…
— Скоро увидимся, Соусейсеки. И прибери тут, — со смехом сказала Первая, исчезая в зеркале, — тебе ведь это нравится.
— Не все так нахальны и неряшливы, как ты, — только и ответила ей в спину я, не отрывая взгляда от Лемпики.
Туманная воронка раскрылась посреди темной комнаты, усыпанной ржавыми деталями полуразобранных машин. Откуда-то доносился ровный машинный гул, и кажущаяся тишина была наполнена сотнями звуков на грани восприятия. Я осторожно подошла к дверному проему, рядом с которым лежала массивная, почти сейфовая дверь, погнутая невероятными ударами и, видимо, ими же сорванная с петель. За ней открывалось слабо освещенное далеким светом солнца гулкое пространство огромного колодца. Вдоль стен тянулись металлические переходы, с уходящими вниз трубами и жгутами кабелей. Откуда-то капала ржавая вода, и запах сырости витал в воздухе.
«Это его настоящий сон?» — думала я, осторожно поднимаясь по слишком большим и широким ступеням, — «Тут и заблудиться можно.»
Словно в ответ на мои мысли, сзади послышался странный звук. Металлический лязг и какое-то хлюпающее сопение. Я быстро нырнула в просвет между трубами, стараясь не выдать себя и глядя, как мимо волочится какая-то полубесформенная дрянь. «Это тебе не говорящие глупости цветочки» — пронеслось у меня в голове, и в тот же момент существо остановилось и стало прислушиваться. «Оно слышит мысли?!» — не сдержалась я и этим мысленным возгласом выдала себя.
