Ждать пришлось недолго. Через минут двадцать к подъезду нашего дома подкатила "Волга", престижная машина тех лет, водитель выскочил из неё. Одет он был прилично в тёмный костюм, белую рубашку и галстук. Оббежав машину, он открыл пассажирскую дверцу машины, ослепительный свет хлынул из салона в темноту угасшего дня. Этот свет был не искусственный от слабой лампочки. Нет! Это было сияние красоты моей дорогой истосковавшейся жены! Вот в этом ослепительном сиянии света моя жёнушка выпорхнула в наш мир. Выпорхнув, она положила свою прекрасную руку на плечо этого молодого человека она, смотря ему в глаза, своим лучезарным взглядом она собралась заговорить. Но не успела, подошёл я. Поспешил! Винил себя за своё нетерпение очень усердно, но уже потом, а тогда ..., у меня было радостное, игривое настроение. Не терпелось обнять мою воздушную, лучезарную жену, как можно скорее, поэтому, не смотря на тяжёлые кирзовые сапоги, я подошёл к ним бесшумно. Положив руку на свободное плечо молодого человека, произнёс загробным голосом восставшего из мёртвых отца принца Гамлета:
— Пока мы проливали пот не жалея сил во славу нашей Родины, вы тыловые крысы лазили под юбки наших жён. Умри гнида!
У меня всё получилось очень правдоподобно! Парень проникся словами и моментом, он медленно опустился на асфальт и мне послышался звук льющейся жидкости. Почему-то подумал, что у него что-то разбилось, наверно он не знал, что хрупкую тару нельзя носить в наружных карманах? Вот и разбил. Или это лилась какая-то другая жидкость? Пока я пытался решить этот мучивший меня вопрос, окаменевшая фигура моей жены ожила и неспешно пошла к парадному.
Я уже говорил, что меня поражает способность женщин в любых ситуациях быстро приходить в себя и начинать подстраивать создавшуюся неприятную ситуацию под свою правоту.
Оставив решение вопроса в отношении льющейся жидкости в разделе вопроса-загадки. Я топал сапогами, имитируя шаг каменной статуи Командора, следуя за своей половиной. Молодой человек остался лежать у машины со своими загадками, брошенный нами без помощи и участия. Забыв о нём, мы вошли в лифт, поднялись на свой этаж. Ожившая статуя нет, не Командора, а моей жены открыла дверь нашей квартиры и направилась на кухню.
Я задержался в прихожей, как воспитанный человек в прихожей снял сапоги. Это был мой промах, ибо не воспринимаемый мной, но очень хорошо воспринимаемый не привычным к такому духу человеком, резкий запах портянок поплыл по квартире, заглушая тонкий аромат духов моей жены. Сняв портянки, сунул их в сапоги, не понимая, что их амбре не ушло, одел лежавшие под вешалкой носки. В них когда-то ходил по квартире, так было заведено в семье Зины. Одевая их, надеялся, что их хоть когда-то постирали, после последней моей или чужой носки. Уже в носках прошёл на кухню. В связи с моим внезапным появлением своих или чужих тапочек я тоже не обнаружил. В кухне сосредоточенная жена уставляла стол блюдами с нарезки, увидел в ассортименте сырокопченую колбасу, сыр, докторскую колбасу, буженину, красную рыбу. Добавкой служила начатая баночка красной икры, масло, три чёрствых кусочка хлеба, бутылка столичной водки с закруткой и два фужера. По выставленной водке понял, что назревал серьёзный разговор. Отвертеться от него возможности мне не оставляли, деваться было некуда, открутив пробку водочной бутылки, я налил в фужеры её содержимое. Даже не поморщившись, жена выпила свою порцию. Я не отстал. Закусывал, запихивая в рот вкусные закуски, и приготовился к спектаклю. Он не задержался.
Залившись слезами, мне сообщили, что наш брак был ошибкой, что я сгубил её молодость и жизнь. Прожевав закуску, проглотив прожёванное, я подтвердил, что риск смертельной ошибки присущ многим профессиям: сапёрам, лётчикам, пожарным и ..., жёнам...
Окончить перечисление всех известных мне профессий повышенного риска мне не дали, спектакль на мои реплики был не рассчитан, мне была отведена роль обвиняемого, поэтому слушать мои реплики моя дорогая жена не собиралась, она самозабвенно играла свою роль, обиженной жизнью, точнее браком со мной, женщины. Стал примерно слушать и узнавать много нового.
— У всех нормальные мужья окончили институт. Делают карьеру, двигаются по служебной лестнице вверх, откосили от армии. А ты кто? Механик по холодильникам! ... Год служил в армии! Мне стыдно говорить о тебе, твоей работе своим подругам! Стыдно появляться с тобой на людях!
Трагически изрекла она, залилась слезами, затем переведя дыхание и пару раз шмыгнув носом, она закончила свой монолог.
— Нам нужно расстаться!
Приговор прозвучал. До этого мечтал обнять её, прижать и ..., так далее, но после этого разговора всякое желание у меня пропало. Вздохнув, я согласно кивал головой, подтверждая правильность её слов и решение. Чтобы развлечь себя, думал, как лучше поступить? Застрелиться или повеситься? Моё молчание и задумчивый вид взбесили Зину, она тут же сменила пластинку.
— Дура, я! Дура! Отдала тебе свою любовь, свою девственность, свою жизнь! А ты, ты ..., даже не скандалишь! Тебе всё пофиг, дубина!
Новый град обвинений и нецензурных слов посыпался в мой адрес. Рассеяно схватив и хлопнув, вновь налитый мной фужер с водкой она выпала в осадок. Наконец, умолкла! Оставленный в покое, перенёс живой труп на кровать. Спать не хотелось, после такого жизненного зигзага заснуть было очень трудно.
Вернулся на кухню, выпил ещё водки и предался любимому занятию. Анализировать и думать.
Зину я понимал. Девять лет мы провели бок обок. Такое понятие как "безумная любовь", описанная в женских романах, мне была не понятна. Повезло мне или жизнь обделила меня? Не знаю. Зина всегда хорошо одетая и пахнущая дорогими духами была в моём пользовании, это льстило моему самолюбию. Благодаря связи с Зиной я узнал, что есть сытая, тёплая жизнь. Но в моей жизни моя тайная жизнь всегда была на первом месте, она была самой главной для меня. Для Зины сейчас наступило время задуматься. Что я для неё? Нужен ли?
Время, детства прошло и старые ценности, поменялись. Заведующая отделом одежды в универмаге должность хлебная и престижная, в будущем она имела шанс подняться ещё выше. Должности директора универмага или директора объединения торговли ей были не заказаны. Конечно, теперь к своему спутнику у неё были другие требования. А я был простым рабочим, механиком по холодильным установкам! В компанию подруг Зины я не ходил, так сложилось с самого начала нашей совместной жизни с Зиной. Их мужья были небольшими начальниками, секретарями комсомола, но имели перспективу роста, на их фоне я был обычным, чуждым их интересам и их жизни человеком. Зина разговоров обо мне избегала, стеснялась. Конечно, моя вторая тайная жизнь поднимала меня над всеми, но она была и оставалась тайной. Всё это я осознавал и понимал, поэтому на Зину не злился. Она не была ни в чём виноватой. Разве, что в своей глупости и жизненной неопытности. Хорошо хоть детей не завели, а то страдал бы ещё и ребёнок. Но если говорить честно, то я не страдал, а по моим наблюдениям не страдала и Зина. Подтверждение этим выводам получил очень скоро.
Уже светало, когда я закончил свои размышления. Приведя себя в нормальное состояние двумя чашками кофе. Я умылся, побрился и направился в наш районный военкомат. Необходимо было выполнить нужные формальности, откладывать их не хотел, вот и шёл, весь углубившийся в мысли о Зине, о своей дальнейшей жизни. Решить предстояло многое, а пока ..., бодро зайдя в кабинет военкома, доложил:
— Ефрейтор ....., после прохождения действительной воинской службы прибыл.
И протянул ему коричневый пакет с личным делом. Военком вскрыл пакет, достал моё личное дело. Прочёл мою характеристику из части и похвалил меня:
— Орёл! Достойный награды! Молодец, ефрейтор!
Военком подолгу службы знал, откуда я. Как человек военный и имеющий грешки от своей должности, он не только не любил передовой отряд партии, но и боялся его. Естественно боялся и его бойцов. Поэтому долго мы с ним общаться были не расположены, на этой ноте мы и простились. Получив нужные отметки в своём военном билете, направился домой. Домой?
Моя жена, увы, теперь только по документам уже проснулась. Она лежала на кровати с мокрым полотенцем на голове, устремив страдальческий взгляд своих прекрасных глаз раненой лани в потолок. Умирала бедняжка или решала философский вопрос. Что ей более подойдёт, гильотина или топор? Ужасная боль терзала её, снова употреблю тоже слово, прекрасную голову и ей приходилось выбирать лекарство для её больной головы. Выбирала она из двух лекарских орудий указанных выше, но, что сдерживало её так это сознание, что нужно вставать и идти искать орудие казни. Понимала так же, что потом нужно будет идти искать ещё и палача. А вот на это сил не было тем более. Поэтому она тихо лежала и постанывала, думала, что я не выдержу и пристрелю её. Но у меня не было из чего совершить этот акт милосердия, вот и стал доктором Айболитом.
Повязав свою голову белым полотенцем, замаскировавшись под доктора, налил в рюмку грамм пятьдесят водки, а в фужер огуречного рассола из банки. Взяв всё приготовленное в руки, подошёл к страждущей смерти и протянул ей рюмку с водкой.
— Я умру сразу? Это будет не больно?
Спросила она, нежным голоском умирающего ангела, смотря на меня с надеждой.
— Не дождёшься! Твоя смерть не будет на моей совести!
Голосом Синей Бороды проревел я.
— Идиот, ненормальный! Чего орёшь!
Взвилась умирающая богиня, схватив рюмку, она решительно опрокинула её содержимое в свой рот. Скривилась, передёрнулась и опорожнила бокал с рассолом. Лекарство начало действовать! Это становилось заметно с каждой минутой. Через десять минут ожившая красавица носилась по квартире, собирая свои вещи. Этот процесс прерывался периодическими походами к телефону. Родной маме, дорогим подругам, бедная девушка трагическим голосом сообщала, что ушла от своего изверга, испортившего ей жизнь и сгубившего её молодость.
Я всё это слышал, но скромно сидел на кухне пил кофе и запивал его водкой. Или наоборот? Понять меня можно. Ведь у меня было горе!
Крамольные мысли витали в моей голове.
"Может предложить моей милой, жить как раньше? Ну, пусть появится в нашей жизни ещё один человек. Подумаешь проблема! Появляются же дети?"
Героическим усилием сдерживал свой язык, подавлял в себе эту крамольную мысль. Зная свою спутницу, я не был уверен, что эта мысль ей не понравиться. Борьба с собой, со своим языком, отнимала все мои силы, мысли и внимание, поэтому я, вздрогнув, услышав вопрос моей любимой жены, раненой лебёдушки, обращённый непосредственно ко мне.
— Мы ведь остаёмся друзьями? Ведь было в нашей жизни и много хорошего!
Прекратив свою суету, внезапно произнесла она. Меня охватил животный страх, я сжался в комок.
"Читает мысли!"
В панике пронеслось в моей голове. Не имея сил ответить, я замычал, радостно кивая головой. Она уже жалела меня. О, женщины!
Но я задержался с ответом и Зина уже переключилась.
— Вот и чудесно! Ты можешь жить пока здесь, можешь пользоваться нашей машиной. У нас и квартира, и машина есть. В субботу в восемь я закажу столик в ресторане гостиницы "Мир". Познакомлю тебя с одним хорошим человеком. Уверена, вы с ним подружитесь! Хотя, что я говорю, зачем вас знакомить, ты же его хорошо знаешь!
Выпалила она и по привычке, чмокнув меня в щеку, она тут же подставила свою. Я добросовестно выполнил ритуал прощания супругов. Моя радость, моё счастье упорхнуло. Не мучась, я прилёг на диван и уснул. Проснулся вечером. Сложил в сумку свою армейскую одежду и направился к отцу. Ему моё казённое обмундирование пригодится работать по хозяйству, сестре я решил подарить двадцать пять рублей. Очень приличные деньги в то время.
Отец обрадовался мне сразу, сестра после вручённого подарка. Отец не задал вопроса:
"Почему я пришёл сам?"
Он понимал безнадёжность нашего не равного брака, но с нравоучениями не лез.
Мы пообедали, выпили по сто грамм огненной воды, немного посидев у отца, я возвратился домой. Домой? Простите, в бывшую квартиру моей бывшей жены, где мне разрешили временно пожить. Пустая квартира встретила меня тишиной, разделся, принял душ и лёг на нашу широкую кровать.
" ... Рана, от потери любимой, уже зарубцевалась. Но горечь утраты, навсегда поселилась в его раненом сердце ...".
Вспомнилась строка из прочитанного когда-то романа. Как и положено вздохнул, затем с чувством исполненного обряда боли от потери любимой спутницы жизни я уснул. Ночью спал спокойно, слёзы и кошмары не мешали мне ...
Наверное, постороннему человеку покажется странным то, что я так спокойно рассказываю о своём разрыве с Зиной, это будто бы необычно для молодого парня моих тогдашних лет. По общепринятым стандартам я должен был скандалить, ревновать, переживать, бороться за неё, а я говорю об этой "трагедии" в своей жизни с улыбкой и спокойно. Это не маска, одетая мной чтобы скрыть свои истинные чувства, обмануть окружающих. Нет! Я говорил так, как и чувствовал потому, что у меня не было любви, не было обожания и восхищения моей половиной, она просто не была моей половиной. Почему? Попробую объяснить. Во-первых, с умением любить и ревновать чужого тебе человека нужно родиться, быть Отелло дано не каждому. Во-вторых, с годами наблюдая окружающих тебя в жизни людей, начинаешь понимать, что все они играют роли, диктуемые им мнениями окружающих людей, обстоятельствами, средой обитания. Я понял это ещё в молодости и жил, наблюдая за игрой остальных людей даже не из зала, а из зашторенной ложи, где пребывал в одиночестве. В-третьих, у меня была тайна, тайная жизнь, которая для меня ещё стояла на первом месте, отодвинув всё остальное далеко в сторону. Именно по этим причинам мой разрыв с Зиной или Зины со мной, был простым незначительным эпизодом, который воспринял спокойно, без общепринятых сцен и страданий ...
... Утром проснулся, в хорошем настроении, умылся, оделся, выпил большую чашку кофе, поколебавшись, ехать машиной или троллейбусом выбрал последнее, общественное транспортное средство и направился в контору передового отряда. Постовой на входе проверил список, нашёл мою фамилию в нём и пропустил. Быстро взбежал на третий этаж и остановился у знакомой двери, постучал и вошёл.
... Павел Васильевич встал из-за стола и радостно приветствовал меня. Вообще я очень коммуникабелен, но очень редко встречаются люди, с которыми возникают тёплые дружественные отношения с первого мгновения встречи. Это и был такой редкий случай. Не смотря на разницу в возрасте, звании, занимаемой должности дружбу с Павлом Васильевичем я пронёс через всю его жизнь, ибо я же проводил его в последний путь. Жизнь забросила меня в другую страну, другое государство, Украина тоже стала другим государством, но и изредка бывая в Киеве, я всегда посещал его могилу, с тоской смотрел на высеченный, на чёрном мраморе барельеф моложавого генерал-майора. Но это было намного позже, а сейчас он радушно встретил меня и суровым голосом приказал зайти в технический отдел, изобразив на лице испуг, я покинул его кабинет.
