— И что было дальше?
— Что было? С той поры Кисс, прежде чем с новой девкой познакомиться, вначале ее имя узнает. Помнится, одно время подкатывалась к нему смазливая шлюшка по кличке Вьюнок. Хвостом за ним вилась, все на глаза парню пыталась попасть. Только ничего у нее не вышло. Кисс при одном ее появлении шарахался, как от патруля стражников.
— А где сейчас Нырок?
— Там, где и положено быть таким олухам. Наплел в пьяном угаре нанюхавшемуся серого лотоса придурку такого... Ну, придурок он и есть придурок: проломил Нырку голову. Причем на раз. Как он потом твердил каждому встречному — поперечному: дескать, если предсказателя убить, то напророченное им не сбудется... Я ж говорю — придурок. Предсказание все одно сбылось меньше, чем через полгода: вздернули голубчика, несмотря на все его ухищрения. Тут все просто. Как не старайся быть осторожным, кого не убирай со своего пути, но казнокрадство в огромных размерах и убийство свидетелей ни к чему иному привести не может...
Гури вновь замолчала. Выговорившись, она заметно успокоилась, приобрела уверенность в себе и с прежней насмешкой посмотрела на меня.
— Поняла, к чему я тут перед тобой распинаюсь?
— Не совсем.
— Чтоб знала: с Киссом тебе ничего не обломится. Разочарование будет горьким. Кисс — парень не злой. Если что пойдет не так — он может и ко мне вернуться. Во всяком случае, я на это надеюсь всерьез. Все же в прошлом нас многое связывает... И в следующий раз я буду куда осторожней и предусмотрительней в своих поступках. Знаешь, почему я спокойна и почему рассказываю тебе про все? У тебя обычное имя, и к тому непонятному плющу ты не имеешь никакого отношения. Так что, надеюсь, Кисс все же вернется ко мне. Да, я сделала то, что не должна была делать, но он меня поймет. Пусть и не сегодня... А я... Кто бы и что бы ни говорил, а девушка должна думать о своем будущем, должна обеспечить свою старость, а для золота нет разницы, каким образом оно попадает в твой кошелек.
— Я так не считаю.
— Перестань!.. Только не надо сейчас изображать передо мной благородство души! Чистоплюйство могут позволить себе лишь те, у кого мошна лопается от золота, а остальные должны крутиться, чтоб выжить! И нищими под старость не остаться!
— Крутиться тоже можно по-разному...
— Да, иногда приходится делать то, чего бы нам делать никак не хотелось. Мы с тобой женщины, должны понять друг друга, хотя ты и порядочная стерва. Давненько мне такие отъявленные курвы не попадались. Уважаю и ненавижу... Понять не могу, отчего ты никого не боишься? Или почти никого. Вроде серый лотос не куришь и не нюхаешь... Есть в тебе нечто такое, что позволяет думать: к жизни у тебя особое отношение. Наверное, именно это и привлекло Кисса.
— А ты внимательная...
— У меня работа такая — понимать людей и раскручивать их, как положено. Или как того Угорь пожелает. И мне нравится этим заниматься, дурить что баб, что мужиков. Особенно мужиков. Я же со всего этого твердую долю имею. С каждой раскрутки. Не скажу, что доля большая, но и малой ее тоже не назовешь. Коплю деньги на будущее: или на приданое, или на старость... Надеяться надо только на себя — мы же не знаем, что с нами дальше приключится! Я получила свою долю, то, что мне положено в таких случаях, и с проигрыша Кисса... Что, удивлена? Хочешь, скажу правду? Дело не только в деньгах. Я еще силы свои хотела испытать лишний раз, проверить, смогу ли обвести вокруг пальца парня, который меня хорошо знает. Даже очень хорошо. Как видишь, я сумела, и, как это ни странно, горжусь этим. Не каждому дано заставить другого человека делать то, что он по собственной воле никогда бы не сделал. Не я такая, а такая жизнь, и по-иному в ней нельзя! Вот ты — другая, и это меня злит... Интересно, с его это я перед тобой разоткровенничалась? Наверное, ты в чем-то права: надо оправдаться хотя бы в чужих глазах за то, как поступила со своим парнем... А сейчас проваливай с глаз моих, и чтоб я тебя больше никогда не видела!
— Да, конечно... Сейчас уйду. Гури, ты извини меня за вчерашнее. Я просто разозлилась на тебя, вот и наговорила много лишнего. И, кстати: фигура у тебя действительно потрясающая. Так что все мои слова — это обычная женская зависть.
— Ну, я тоже не стеснялась — хмыкнула Гури, улыбнувшись уже без всякого ехидства. — Фигура... Да еще и потрясающая... Знала бы ты, чего мне это стоит, каких трудов и ограничений!.. Вот если б можно было добавить к ней еще такое лицо, как у тебя, или хотя бы твои глаза... В таком случае я б давно замуж за какого — нибудь из Правителей вышла! А уж за герцога или графа — вообще без проблем!.. Хм!.. А ты куда большая стерва, чем мне показалось вначале... Повторяю: исчезни с глаз моих, пока я добрая! Со мной подобное размягчение духа случается нечасто... И спасибо, что вчера Щипку врезала — это была моя давняя мечта. Без меры лапы распускает, кобель слюнявый...
Внизу меня уже ждали. Лошадь давно была запряжена, и мальчишки сидели на телеге. В ответ на безмолвный вопрос Кисса я развела руками:
— Извини, в две минуты не уложилась. Мы с ней не ругались, просто поговорили. Так, о всякой бабской ерунде. И, чтоб ты знал, я перед Гури даже извинилась. Все же вчера вечером я ее несколько потрепала. В переносном смысле, разумеется...
Несмотря на утверждение Кисса, что нам нечего ожидать неприятностей, во всяком случае, со стороны ребят Угря, я все же опасалась, не знаю чего. Однако все прошло спокойно. Мы без проблем покинули поселок, и направились дальше, в сторону Стольграда.
Дорога... Верить, или нет — ваше дело, но меня успокаивал уже один только вид этой самой дороги, и совсем неважно, что это было: широкая мощеная дорога, или узкая петляющая тропинка. Главное — идти по ней и знать, что мир — бесконечен, и ты еще можешь многое увидеть в нем. И это только на первый взгляд может показаться, что дорога скучна. Утверждать подобное может лишь тот, кто не ценит то, что его окружает. Или же тот, кто настолько поглощен своими насущными делами, что ему некогда посмотреть по сторонам. Бедняга — он считает, что всегда успеет это сделать... Дорога неповторима. Она притягивает к себе, не отпускает, берет тебя в плен, обещает все новые и новые открытия...
Несколько следующих дней навсегда отложились в моей памяти как время безмятежного и светлого счастья. Летние дни стояли просто золотые, другого слова подобрать сложно. Теплое, но не обжигающее солнце, тихая, почти безветренная погода, чистое небо, покой и прохлада в лесу, звенящий гудением стрекозиных крыльев и треском кузнечиков простор бескрайних полей, залитых ярким солнцем... Ночной костер, испеченные в золе овощи, то и дело встречающиеся на нашем пути обозы, телеги, одинокие путники, случайные, ничего не значащие разговоры с теми людьми, что встречались на нашем пути... Сменяющие друг друга хутора, деревушки, поселения, небольшие города... Тенистые ручьи, неторопливо несущие свои воды реки, отмели, заросшие кувшинками и камышом, пруды, покрытые ряской...
Как все было хорошо! Просто замечательно! Бесконечная лента дороги приносила радость и безмятежность в мою душу! А проблемы... Они никуда не ушли, но решать их будем, когда придет срок. Сейчас у меня была именно та жизнь, о которой я беспрестанно мечтала в последнее время, и которая была мне нужна. Я часами могла наблюдать за тем, как плывут облака по небу, или как жук ползет по траве... Или любоваться росинками на траве, переливающиеся под восходящим солнцем... Светлые Небеса, как же это все красиво! Небо, дорога, свобода, неторопливо катящаяся телега...
Единственное, что нет — нет, да и цапнет в душе, так это понятие того, что закончился еще один день из ограниченного числа тех дней, что мне были отведены. А их, этих дней, осталось не так и много. Плохо, когда ты поневоле считаешь отведенный тебе срок жизни... Но эти мысли я гнала прочь. Не стоит думать о плохом.
Разумеется, мы ехали не просто так. У нас была конечная цель — Стольград, но я боялась признаться самой себе, что пытаюсь оттянуть приезд туда, в большой и шумный город. Кто знает, что нас там ждет? Вдруг опять застенок?
А здесь, в дороге, было просто чудесно! На душе были покой и непонятная мне самой радость. Не могу вспомнить, была ли я хоть когда-то в жизни так счастлива просто оттого, что все еще живу на этом свете, что утром увижу восход, а вечером закат... Говорят, эрбаты остро чувствуют красоту природы. Может, это и так. Я, во всяком случае, не могла не восхищаться той простой красотой нашей северной природы, что видела вокруг себя. Мне не надоедало любоваться ни лентой бесконечной дороги, ни деревьями по обеим сторонам этой дороги, ни тем, как ветер шевелит кроны этих самых деревьев... Этим же чувством полного счастья от меня непонятным образом прониклись как наши мальчишки, так и Кисс. Ребята, выросшие в городе, с интересом изучали открывающийся перед ними мир, а Кисс... Кажется, он разделял мое чувство покоя и удовольствия от нашей нынешней жизни. Понятно, что такое счастье не могло длиться вечно, но мы наслаждались каждым моментом этих светлых дней, дарованных судьбой...
Телегой правили мальчишки, и это занятие им никак не надоедало. С нашей стороны по этому поводу никаких возражений не было. Нравится — и пусть занимаются... А мы с Киссом не столько ехали в телеге, сколько шли рядом с ней. Не знаю как Киссу, а мне нравилось видеть дорогу под ногами. Удивительно, но в последнее время мы с Киссом почти перестали цапаться, к великому разочарованию мальчишек, которым отчего-то нравилось слушать наши прежние препирательства.
По всей видимости, все, кто встречался нам на пути, все принимали нас за семью. Отец, мать, двое детишек... Таких по дорогам ездит немало. Мало ли у кого какие дела!.. Надо признать: если нас и искали, то пока что удача была на нашей стороне.
В тот день мы остановились передохнуть у реки. День недавно перевалил за свою половину, и надо было дать отдохнуть лошади. Лис ненадолго убежал в лес, и вскоре мы услышали его голос, зовущий к себе. Ну что там еще с ним приключилось? Мы прошли всего — то пару десятков шагов, когда увидели Лиса, едва не подпрыгивающего от радости. И неудивительно: мальчишка случайно натолкнулся на поляну, сплошь усыпанную земляникой. Как это местные умудрились проворонить такое богатство, сюда не заглянули? Столь большого количества ягод в одном месте я еще не видела! Чуть ли не сплошной благоухающий красный ковер. Переспевшие темные ягоды уже начинали осыпаться. Тем не менее ягод на полянке было еще столько, что в некоторых местах из-за них не видно листьев.
Не могу сказать точно, сколько времени мы провели на этой благословенной поляне. Может час, может пару часов, но, скорей всего, больше...Только вот когда мы ее, наконец, покинули, то сплошного красного ковра на полянке уже не было. Зато были наши битком набитые желудки...
— Все! — заявила я, падая на сено, которым была изнутри устлана наша телега. — Все! Делайте со мной, что хотите, но идти я не в состоянии. Во мне, наверное, не меньше ведра ягод! Если не больше...
— Присоединяюсь! — бухнулся рядом со мной Кисс. — Лиа, пододвинься, а не то моему набитому животу здесь места не хватает! Разлеглась, здесь, понимаешь... Парни, к вам большая просьба: везите нас, куда хотите, но не трясите. Во избежание больших неприятностей... Все, на землянику я сегодня уже смотреть не могу! Объелся до того, что вот — вот тресну!..
Мальчишки, которые смели ягод ничуть не меньше нашего, передохнуть, тем не менее, не желали. Можно подумать, внутри у них не по одному желудку! И куда только в них столько влезает? Ягод они съели ничуть не меньше нашего. Даже больше. Вот только нам шевелиться не хочется, а Лис бодро взялся за вожжи. Править лошадью ему нравилось даже больше, тем брату.
А Толмач занялся своим любимым делом — ловил бабочек, кузнечиков и стрекоз. Что за занятие для мальчишки — ловить букашек? Но ему нравилось, тем более, что парню не нужны были эти бедные насекомые. Скорее, тут был охотничий интерес. Поймать, рассмотреть и снова выпустить на волю. Из-за его любви ко всему летающему и прыгающему мы не ехали, а плелись по дороге, причем то и дело Лису приходилось останавливаться, поджидать нашего юного любителя букашек. Но мы ничего не имели против. Пусть парень бегает, если ему так нравится рассматривать бабочек, а нам все одно спешить некуда...
— Лиа, а в твоем родном поселке есть такие же ягодные поляны? — спросил меня Кисс.
— Таких богатых на ягоды я не видела. Есть, конечно, земляничные поляны, куда ж без них?, но таких, чтоб ягоды на них можно собирать горстями я пока что не встречала. Так, слыхала кое — что от тех, кому повезло натолкнуться на подобные места... Да и в лес я ходила только до того, как мне исполнилось девять лет.
— А что потом?
— Потом... Потом я перестала быть человеком. Стала домашней рабыней. И в лес больше не ходила, впустую время не теряла. Уйти в лес за ягодами или грибами — это потеря нескольких часов, которые могут быть использованы с куда большей пользой для домашних дел, или для выполнения очередного заказа по шитью. За эти несколько часов я успевала вышить или сплести немало. Или что необходимое по хозяйству переделать, белье постирать, за скотиной убрать, еду приготовить, матушке и сестрице очередное растирание сделать... Куда выгодней было покупать те же грибы — ягоды у поселковых детишек: они в наших местах дешевые, а ягоды многие и собирают как раз для того, чтоб проезжим продавать, лишнюю монетку заработать...
Я не стала говорить Киссу о том, что сегодня я впервые за много лет наелась ягод. Впрочем, не только наелась, а и впервые попробовала их за последние годы... Мне невольно вспомнилось, как семнадцать лет назад бабушка впервые купила ягоды у соседских детей. Кстати, этими купленными ягодами тоже была земляника. До того, как и все дети в поселке, в лес за ягодами ходила сама. Но после проведения обряда эценбата мне было запрещено покидать дом и выходить за ворота. Только с бабушкиного разрешения и только за водой на колодец... Тогда, в девятилетнем возрасте, увидев на столе туесок с душистыми ягодами, я не удержалась, и зачерпнула горсточку ягод. Ну, земляника — это настоящее лакомство даже для взрослых, не говоря о детях! Не удержалась, и взяла еще... На пол меня свалил сильнейший удар палкой. Бабушка была в ярости, вернее, от злости она не помнила себя. Наверное, она и до того была не в настроении, а увидев, что я взялась за ягоды, сорвала на мне накопившееся зло... Палка снова и снова опускалась на меня, пока не переломилась. Но этого было мало. Бабушка схватила вожжи и хвостала ими меня так, что синяки от тех ударов не сходили с моего тела не одну седмицу. " Не смей жрать того, что тебе не положено! — твердила она, как заведенная. — Это не тебе! Это для твоих больной матери и сестры! Не тебе, корова, ими пузо ненасытное набивать! Не для тебя их покупали! Всех объесть готова, лишь бы свою утробу ублажить!..". Много чего она мне тогда наговорила, даже сейчас, спустя многие годы, про то вспоминать не хочется. Больно и противно. Однако бабушка добилась, чего хотела: тот жестокий урок мне навсегда врезался в память. С той поры я никогда не ела ягод. Не дотрагивалась даже до тех, что росли в нашем саду. Я кормила ими матушку с сестрицей, а оставшиеся или сушила на зиму, или томила в печке. Зимой они у них шли за милую душу... Высокие Небеса, не стоит ворошить прошлое, тем более, что я там немногое могу вспомнить добрым словом.
