"Лена, Мисси хочет подключиться. Можно?" — поинтересовалась Хина. Я согласилась, и в допреальности наглазников появилась Мисс Марпл в своем женском платье двухвековой давности и шляпе с цветами.
— Можно попробовать снять болевой синдром, — проинформировала она. — Все зависит от проблемы, но в простейшем случае вы можете справиться. Рискнете? Я помогу.
— Ева, мы можем попробовать помочь, — послушно повторила я вслух.
— Ты фельшор, шо ли? — чика повернула голову, одарив меня подозрительным взглядом.
— Не совсем. Но хуже не сделаем.
— Ох... Ну, давай. Шо делать-то?
— Разденься, пожалуйста. Мне надо увидеть спину.
Устроив Оксану на стуле в углу и выгнав Алекса (раздеваться при нем Ева отказалась категорически), наша хозяйка разоблачилась, продемонстрировав обильные телеса с невероятным количеством жира под кожей. Я бы с такой лишней массой ходить не смогла даже с помощью костыля. Уложив Еву спиной вверх, я сфокусировала наглазники на нижней части позвоночника. Мисси присела рядом.
— Спроси, где болит, — потребовала она.
После пары вминут расспросов выяснилось, что болело в точке немного выше левой ягодицы, где-то в мышцах. Пальцами мне удалось нащупать в том месте тугой комок, при нажатии на который Ева громко охнула и дернулась всем телом.
— О-о... смерти моей хочешь? — вопросила она жалобно. — Погубишь же ни за грош...
— Сложно что-то сказать без анализов крови, УЗИ, а лучше томографии, но больше всего похоже на миофасциальный болевой синдром, — констатировала Мисси. — Проще говоря, спазм мышц из-за постоянной неправильной позы и больших нагрузок. Можно снять симптомы массажем и нестероидными обезболивающими общего назначения. Лена, рискнешь помассировать под моим руководством? Нужно растянуть спазмирующие мускулы.
Я с сомнением посмотрела на подкожный жир и вздохнула. Потом откликнулась согласием.
— Положи пальцы вот так, — Мисси продемонстрировала в наглазниках. Я устроила кисти так, чтобы максимально точно соответствовать картинке, потом начала медленно проминать кожу показанными движениями. Получалось плохо. Жир не продавливался, сопротивлялся, Ева охала, комку ничего не делалось.
— Ой, дивонька, хватит, трошечки больно... — уведомила она уже секунд через тридцать, как раз в тот момент, когда мои пальцы начали намекать, что на такую работу не нанимались. Я с облегчением остановилась. — Не надо ничего, спасибочки, отлежусь немного. Не в первый раз.
— А можно я? — вдруг спросила Оксана. — Меня... ну, немного учили массаж делать.
— Ох, не надо, спасибочки... — отказалась Ева, ворочаясь на кровати. — Я уж как-нибудь сама.
Оксана смотрела на меня таким упрямым и одновременно умоляющим взглядом, что я встала и осторожно перенесла ее из угла к кровати, отчаянно визжа всеми сервоприводами костыля.
— Не надо... — снова начала Ева, но Оксана уже массировала ей спину уверенными движениями пальцев явно не по подсказке Мисси. На видимой части лица Евы появилось изумление.
— А ведь хорошо же... — пробормотала она. — Ох, продолжай, Ксюшенька, милая...
Пальцы у Оксаны оказались на удивление сильными и выносливыми. Неудивительно, впрочем, учитывая, что руки служили ей и для перемещения тоже. Пока она занималась мануальными практиками, я сходила до нашего флигеля. Алекс на мгновение просветилил линзы своих наглазников и вопросительно уставился на меня, но я успокаивающе ему помахала и вывалила из своей сумки комбез. Вытащив из слота аптечку и переведя ее в ручной режим (вот что мы забыли зарядить — комбезы!!), я вернулась обратно. Приложив аптечку к шее Евы, я впрыснула тримонал.
— Ой, шо тут! — дернулась Ева. — Дерет-то как!
— Прошу прощения. Сейчас обезболивающее всосется, раздражение пройдет.
Вминуту спустя по лицу Евы разлилось блаженство. Она легко, без прежнего болезненного напряжения перевернулась на спину, закрылась одеялом и потянулась.
— И ведь прошло же! — с удивлением констатировала она. — Я-то думала, сейчас до завтра маяться буду. Ох, девоньки, вы просто волшебницы... Устала я что-то.
Она широко зевнула.
— Ох, надо вставать, молоко в погреб убрать...
Она еще раз зевнула, закрыла глаза и ровно задышала. Я с опозданием вспомнила, что тримонал содержит не только обезболивающее, но и транквилизаторы. А Ева наверняка устала, да и дремота вполглаза в ночной палатке вряд ли являлась полноценным сном. Ей следовало отдохнуть как следует. Мы с Оксаной переглянулись, она протянула ко мне руки, и я унесла ее во флигель, оставив Еву наслаждаться пусть временным, но все же покоем.
— Так где ты, говоришь, массажу училась? — поинтересовалась я, с помощью Алекса усаживая ее на постель и помогая снять куртку.
— Ну, тот учитель в Иркутске... Он показывал, как делать приятно. Он массажистом когда-то работал, пока не посадили. Я... ему делала...
Она смущенно опустила глаза. Развивать тему явно не стоило — тех первых этти она явно стыдилась, как мог стыдиться только терранский подросток, ментально искалеченный местной "моралью". Так что мы вернулись к ползанью по Сети и нарастающему напряжению ожидания.
Долго ждать, к счастью, не пришлось. В один прекрасный момент Алекс вдруг встрепенулся, и от него пошла ретрансляция разговора с кем-то неизвестным, для конспирации пользующимся явно синтезированным голосом.
— ...машину пришлю через пять часов, в одиннадцать вечера. Собирайте вещи. Вас нет в общежитии. Где вы находитесь?
— В доме одного из местных жителей.
— К одиннадцати вернетесь в общежитие. Искать вас по всей деревне не станем. Приготовьте деньги.
— Половину отдаем с борта ракеты, вторую — на терранской платформе.
— Условия пересмотрены. Перед стартом отдаете всю сумму сразу.
— Мы так не договаривались!
— Можете поискать другого перевозчика, если не устраивает. Кидать вас я не намерен, но вы мне врали.
— Что именно?
— Вы не сказали, что за вами полмира охотится. И что в Сулин Ганко отказались от предложения, от которого нельзя отказываться.
— Каким боком чужие предложения касаются мано?
— Напрямую. Риск увеличился на порядок. Знал бы с самого начала — меньше пятисот не запросил бы. Но на сто пятьдесят мы уже уговорились, а я слово держу.
— Почему тогда не держишь в части способа оплаты?
— Потому что есть слишком высокий риск, что вы вообще никуда не долетите. Перехватят грузовик на траектории и снимут вас тепленькими. Или вообще собьют ракету еще в атмосфере, на активной траектории. Фак! Чем дальше, тем больше мне хочется вообще сделку расторгнуть. Если груз конфискуют, выйдет убытков на двадцать миллионов как минимум. А если хоть одну из многоразовых частей грохнут...
— Ну хорошо, — голос Алекса стал примирительным. — Мы сами не знали, что за нами так охотиться начнут. Согласен, обстоятельства слегка изменились. Окей, отдаем всю сумму на борту. Лады?
— Лады. В одиннадцать в общежитии.
И неизвестный отключился.
Неопределенность кончилась. Я чувствовала, как в кровь начинает выделяться адреналин. Вялость Алекса тоже как рукой сняло.
— Ну, готовимся, — он резко сел на кровати, просветлил линзы, откинул одеяло и принялся натягивать штаны. — Надо сходить хозяев предупредить. Хина, сколько нам идти обратно в тот дормиторий?
— С учетом мокрой дороги — минимум шесть вминут. Лучше зарезервировать десять.
— Понял, спасибо. Вы пока отдыхайте.
Он накинул куртку и вышел. Я проверила заряд своего костыля — семьдесят восемь процентов. Батарея моего комбеза показывала шестьдесят с небольшим, Алекса — меньше пятидесяти. Когда мы подключали их к заряднику в последний раз? Давно. Я — пару дней спустя после того, как Рини прислала их в Кобэ-тё. Кислородные патронники показывали чуть выше шестидесяти процентов, но включить их зарядку из воздуха означало полностью посадить батареи. Ет ме мынг, как любит ругаться мама Ламаи, считая, что ее никто не понимает. Расслабились, как карапузы, забыли обо всем. Почему мы не зарядили их в Ниппоне, где розетки натыканы на каждом шагу? Тянули до последнего, до Русского Мира, а здесь вдруг оказалось, что электричество — роскошь для избранных. И Алекс тоже не подумал. Оставалось только надеяться, что автономный режим комбезов нам не понадобится до того момента, как мы сможем их зарядить.
А потом я глянула на Оксану, выжидающе глядящую на меня, и поняла, что заряд комбезов не имеет большого значения. Если только в корабле нет для нее дежурного комбеза хотя бы второй категории или даже просто спасательного мешка, мы тоже полетим без шлемов. И при разгерметизации умрем вместе.
— В туалет хочешь? — спросила я, чтобы оправдать свой взгляд. — Давай, а то неизвестно, где и когда в следующий раз удастся.
Петр и Ева восприняли новость странно. Вернувшиеся с Алексом, они выглядели мрачными и недовольными. Заглядывающие в дверь с крыльца сыновья-близнецы тоже казались унылыми.
— Улетаете, значит? — заспанная Ева подперла голову рукой и жалостливо посмотрела на нас. — С китайцами узкоглазыми? Ой, лихо-лишенько...
— Мы же не помирать собрались, теть Ева, — удивленно сказала Оксана. — Я вам напишу из космоса. С платформы орбитальной. Вам как-нибудь передадут...
— Да кто передаст! — Петр махнул рукой. — Жаль. Ну ладно, вы, там выросли, вам привычно. Хорошие вы ребята, хоть и космачи, прижились бы вы у нас, но понимаю, дом есть дом. Но ты-то, Ксюха! Говорю тебе, на чужбине загнешься от тоски. Нельзя нам, русским, с родины уезжать. Мы тут с Евкой подумали... Ну, в общем... можешь остаться, если хочешь. Даже не училкой, просто так. Как дочку вырастим. Ты девка умная, сметливая, даже и без ног проживешь. Коляску тебе сделаем...
Оксана села на кровати и протянула к ним руки. Петр и Ева склонились к ней, и она обняла их обоих. Те обняли ее в ответ.
— Дядь Петя, теть Ева, спасибо, — тихо сказала она, так что я с трудом разобрала слова. — Вы... вы хорошие. Но я не могу. Я для вас обузой стану. Я же знаю, как дома, в Иркутске... И я хочу мир увидеть. Космос. Спасибо. Спасибо, но... мне надо лететь.
Ева всхлипнула и стерла слезу из угла глаз.
— Ох, милая моя, не нам тебя удерживать. Дай бог тебе здоровьичка, Ксюшенька. Ох, ладно, шо ж мы как за упокой-то заговорили! Ну-ка, давайте-ка, соберу на стол, на прощание угостим как следует. А то когда в следующий раз сможете поесть по-человечески!
Алекс испуганно на нее посмотрел — судя по всему, память о ночном поносе после предыдущего пиршества все еще оставалась свежа. Да, такое во время старта стало бы серьезной проблемой. Да и в любом случае ловить перегрузки в несколько вже на полный желудок явно не стоило. Но протестовать нам шанса не оставили. Когда Алекс открыл рот, наши хозяева уже выходили.
— Мишка! Ну-ка, лети к тетке Анюте, желатина попроси, — энергично командовала Ева. — У нее еще остался китайский, я знаю. Тащи всю пачку. Володька! До дяди Сереги, возьми двух осетров копченых, скажешь, я потом тушенкой отдам. Петька, тащи из подпола грибы сушеные...
Дверь захлопнулась, заглушив звуки. Оксана сгорбилась на кровати, обхватила себя руками и уставилась в пол.
— Окси, ты чего? — меня кольнуло острое чувство тревоги. Я уже знала нашу подругу достаточно, чтобы видеть — она снова впадает в депрессию.
— Лена... а может, они правы? — прошептала Оксана. — Насчет тоски? Может, мне и в самом деле остаться? Я... я ведь и для вас обуза. Ни для чего не годна. А здесь учительницей стану... Пусть только за еду. Справлюсь. Не помру.
— Ну вот еще глупости! — решительно заявила я. — Окси, мы ведь все уже обговорили. Ты для нас не обуза, и с твоими мозгами везде пригодишься. Чему ты тут детей учить собралась? Таблице умножения? Буквы в слова складывать? Ну ладно, а дальше? Интегральному исчислению? И на кой оно местным?
— Придумаю, что. Алекс, Лена! — она вдруг вскинулась и посмотрела на нас умоляющим взглядом. — Я же знаю, что о русских пишут! Что мы злобные, грубые, на медведях ездим, весь мир ненавидим... но мы ведь не такие! Мы... добрые. Вы же видите сами! Нам и на корабле помогли, и здесь! Просто... просто сейчас все неграмотные. О мире ничего не знают, о других людях. А того, чего не знаешь, всегда боишься! Мы никого не ненавидим, просто защитная реакция такая. А чтобы ее не было, надо рассказывать о мире. Просвещать. Показывать, что за границей точно такие же люди живут, и никого они завоевать и захватить не могут. У нас же всегда ученые выдающиеся... инженеры! Лампочку у нас изобрели электрическую, радио, вертолеты тоже русский инженер придумал, пусть и не в Русском Мире... Ну почему мне повезло, что я и в Ниппоне пожила, и к вам лечу, а они здесь остаются? Потому что их никто ни разу не пожалел? Так несправедливо!
— Да, местные мне изрядно шаблон порвали... — задумчиво согласился Алекс. — Впервые в жизни встречаю такую смесь оголтелой ксенофобии и готовности помочь первому встречному чужаку совершенно бесплатно. Шизофрения просто самая настоящая, с полноценным раздвоением личности. Окси, я тебя хорошо понимаю, гораздо лучше, чем ты сама себя. Но ты ничем никому не поможешь, если здесь останешься. Кроме Гептиловки, здесь есть и другие деревни. И урки, о которых ты рассказывала. И менты. Еще какой-то барин с попом. Им всем твое просвещение сугубо фиолетово. А вот убить тебя здесь могут просто за наглазники. Или вообще просто так, ради забавы. Ты-то сама не видишь, что ты больше местным не своя?
— Как... не своя? Почему?
— Очень просто. Ты — чика из-за границы. С жизненным опытом, которого у местных нет и никогда не появится. Ты ведь знаешь, как люди могут жить нормально, не как первобытные дикари. Ты и сама больше так жить не сможешь, и других изменить попытаешься. А люди очень не любят, когда их пытаются изменить. Ты уже чужая. Тебе нельзя здесь оставаться.
— Но я...
Алекс склонился и поцеловал ее в губы. Оксана дернулась и напряженно замерла, но потом расслабилась и ответила на поцелуй.
— Ты нам не обуза, — твердо сказал Алекс, отстраняясь. — Запомни. Когда немного подрастешь и наберешься опыта, за тобой очередь из поселений выстроится. Каждая семья тебя с радостью примет. А за местных чувство вины чувствовать нельзя. Справедливость здесь ни при чем. Ты не можешь тащить мир на своих плечах в одиночку, а они не малые дети.
Оксана тяжело вздохнула. Я склонилась к ней со своей стороны и тоже поцеловала в губы. А потом резко отвесила звучный, но не болезненный щелбан.
— Договаривались же, — назидательно сказала я в ответ на ойканье и недоуменный взгляд. — Каждый раз, как начнешь глупым рефлексированием заниматься, получаешь по лбу. До тех пор, пока условный рефлекс по Павлову не выработаем.
— Павлов тоже был русским, — буркнула Оксана, понемногу светлея лицом.
— Вот и славно. Станешь у нас великим ученым и продолжишь традицию изучения рефлексов на щелбан. Ну, сходить, что ли, проверить, что рок грядущий нам готовит...
Рок готовил нам небольшой кошмар. Как и накануне, весть о нашем отбытии разлетелась по селению, и местные использовали ее как повод для визита. Люди приходили и приносили местные лакомства — копченую рыбу и засоленную рыбную икру, маринованные грибы (в местных условиях грибница производит большие плодовые тела, иногда пригодные в пищу), соленые и маринованные огурцы и помидоры, копченое и соленое сало животных, продукт из молотого мяса и жира под названием "колбаса", сладости домашнего изготовления, а самые зажиточные — коробки конфет из "палатки" Евы, и, разумеется, большие бутыли с самогоном. Несли пищу вроде бы нам в качестве прощального подарка, но пришедшие уже никуда не уходили и оставались.
