"Сугубо конфиденциально. Министру торговли США А. Гарриману. Дорогой Аверелл! Президент разделяет Ваши сомнения. Он добавил к ним следующее. Одновременное сосуществование на территории Крыма базы советского военного Черноморского флота и предложенной советской стороной еврейской республики, открытой для свободного въезда евреев со всего мира, представляется несообразностью, чреватой большим обманом. Это вызывает большие сомнения президента, а также лиц, о которых вы знаете, в реальности намерений Москвы в отношении анонсированного ими "Крымского проекта". Чтобы мы готовы были поддержать гуманитарные усилия Москвы Крым должен стать демилитаризованной зоной. Дайте знать Сталину, что он должен быть готов к тому, чтобы перебазировать флот из Севастополя в Одессу и на Черноморское побережье Кавказа. Тогда мы поверим, что Крымская еврейская республика — реальность, а не пропагандистский миф. Дж. Маршалл".
В этой связи Сталина не могла не нервировать колеблющаяся позиция Соломона Михоэлса. А как старый еврей, уж слишком вжившийся в образ своего сбрендившего короля Лира, хлопнет для храбрости своего коньяка и распахнёт Гарриману душу?.. А ведь он может посметь, судя по докладу стукача. Хотя в голову к своему главному еврею Сталин, конечно, не заглянуть, однако-ж разговоры его с приятелями в последнее время ему очень не нравились.
Вот ведь куда заводят человека чрезмерные мышления. Юродивый мистик! А ведь был нормальный советский человек, пока не увлёкся своими театральными поисками; с Мейерхольдом тоже было и кончил он плохо.
У Сталина давно была идея слить цыганский театр с еврейским и приказать им в две недели найти общий язык. Договориться между собой они вряд ли договорились, зато в постоянных склоках и взаимной ненависти некогда было бы лезть в философские дебри. А так этот артистик, возомнивший себе невесть кем, слишком ударился в морализаторство, чтобы продолжать ему доверять. Ставки слишком очень высоки, чтобы зависеть от одного человека. Сталин этого не любил, — когда не сам решал, а фактически кто-то другой. Ведь если американцы, Гарриман, хотя бы намёком поймут, что их водят за нос, это грозит нешуточным шантажом с их стороны. Пока СССР ещё не стал атомной державой (хотя физики заверяли Сталина, что ждать осталось уже недолго) требовалось продолжать хитрую игру, а потом, когда появится своя бомба, шантажировать его уже не смогут.
С другой стороны, исчезновение с шахматной доски ключевой пешки, хоть и насторожит противника, но если всё подать как роковую случайность, то можно как минимум ещё потянуть время. А то и попробовать подсунуть американцам другую кандидатуру на пост главы липовой автономии.
Все эти размышления заняли минут десять, на протяжении который Сталин самоуглублённо молчал, потягивая трубку, и невидящим взором щурясь, то ли от крепкого табачного дыма, то ли от жестоких своих мыслей, на экран, по которому бежали кадры кинокартины. А ближайшие соратники терпеливо ждали, не смея открыть рот, боясь даже лишний раз пошевелиться, чтобы не спугнуть великие думы вождя....
Наконец, приняв окончательное решение, Коба вышел из задумчивости и в раздражении покосился на примолкших соседей по кинозалу: соратнички! Мать их! Необразованные, разленившиеся на своих высоких постах пустозвоны, — с самими приземлёнными интересами, — они никогда не могли предложить стоящей темы для обсуждения, а только ждут что он будет заводилой в очередном разговоре.
Глава 233 "Безбилетник"
В этот момент Сталину вдруг померещилось, что в кресле на заднем ряду для секретарей кто-то сидит. Но в начале сеанса там никого не было. Из-за скрывающей человека тени лица его было не разобрать, лишь неясно очерчен во мраке силуэт мужской фигуры. Кто таков?! И ведь смеет хихикать о чём-то там подлец! И руки как будто потирает от удовольствия, словно радуясь чему-то. Неслыханное дело, — насмехаться над ним. В его присутствии! Да как он смеет! Хозяин нахмурил кустистые брови, сузил глаза, пытаясь разглядеть наглеца, притаившегося возле дальней стенки просмотрового зала. Это мог быть только кто-то из кремлёвской обслуги... А, впрочем, ему это лишь показалось, ведь никто из посторонних не может проникнуть сюда.
Тем не менее возникшее внутреннее напряжение нужно было куда-то выплеснуть. Вождь втянул ноздрями воздух, в котором плавали сизые облака табачного дыма, недовольным движением отложил трубку на пепельницу, и раздражённо произнёс:
— Почему пахнет серой? Что за папиросы мне подсунули?! Этот директор папиросной фабрики что — хочет, чтобы мы поставили вопрос о его служебном соответствии?
Повисла гнетущая тишина, как порой бывает, если неловкий гость в присутствии хозяина дома разбил его любимую фарфоровую гусятницу.
— Он н-не виноват, Коба, — чуть заикаясь (как это бывало с ним при сильном волнении) решился вступиться за человека бывший нарком по иностранным делам. — Если уж расст-треливать за ввредительство, то не директора, а пред-дседателя табачного колхоза, что поставил на фабрику табак. Но он серб. А местечко наз-зывается Любине, это на юге Боснии и Герцеговины.
— Ну и ч-что, что серб! — весело передразнил Молотова Ворошилов. — Мы что, не можем расстрелять серба? Югославия наш верный союзник: прикажем Тито — он этого г-гада-вредителя сам к стенке поставит! Да будь он хоть австралиец... — продолжал "лихо рубить с плеча" бывший кавалерист. — На худой конец его может "случайно" переехать грузовик.
Сталин засмеялся шутку и потянулся за стаканом, чтобы выпить немного лёгкого вина. Как вдруг у него резко кольнуло за грудиной. Проклятая старость! Снова она напоминала ему о себе... Обманщики, негодяи! Маститые профессора медицины только кормят его обещаниями да своими подозрительными пилюлями, от которых ему становится только хуже... Большинство из кремлёвских врачей евреи. Некоторые из них заседают в этом антифашистском еврейском комитете, под крылом этого пархатого "Лира"...
*
Сумевший вовремя улизнуть из кинотеатра "Мэтр" умыкнул с собой бутылку игристого и вазочку с отборной астраханской икоркой, отчего пребывал в прекраснейшем настроении и мурлыкал под нос вальс Штрауса. Чтобы проникнуть в Кремль ему пришлось проявить изобретательность. Помните у Дюма в "Трёх мушкетёрах", в поисках госпожи Бонасьё д'Артаньян как-то решил проникнуть в Лувр? Как пишет Дюма: "Пропуском ему должна была служить форма гвардейца дворцовой стражи". И гвардейцы, и мушкетёры несли службу непосредственно при дворе короля. И двор этот был так велик, что на одинокого гвардейца, оказавшегося в Лувре не в свою смену, никто даже не обратил внимания.
По этому же принципу, "отправляясь в гости к Сталину", "Мэтр" облачился в форму полковника госбезопасности. На груди его сверкали сразу два ордена Ленина и ещё полтора десятка орденов и медалей поскромнее. А также очень престижный знак "20 лет ВЧК-ГПУ-НКВД". Свою добычу он спрятал под полковничьей шинелью, которую нёс, перекинув через правую руку. А полученный адреналин придавал незваному гостю приятное возбуждение.
Глава 234 "Мошенники в белых халатах".
Ах, как "Мэтр" понимал раздражение и гнев этого старого грузина! Сколько у него было надежд! Ведь к власти Сталин дорвался уже не очень молодым, с основательно подорванным здоровьем. Всё-таки за спиной профессионального революционера и боевика были царские тюрьмы, ссылки, фронты Гражданской войны. Беспорядочные половые связи, почти ежедневные пьянки с соратниками по борьбе. Не удивительно, что вопросы долголетия очень волновали давно остепенившегося генсека, который сильно боялся старости и болезней немощи. Он и с трибун призывал учёных "оседлать природу". По его убеждению, большевики могли взять любые крепости, которые... обеспечили бы ему, вождю, вечную жизнь. На благо страны побеждающего социализма. Научные институты по этой тематике появлялись в СССР с конца 1920-х (когда Сталин стал генсеком) один за другим.
Одной из тех, кто не оправдал надежд Сталина была профессор Лина Соломоновна Штерн. Она тоже была членом президиума Еврейского антифашистского комитета, можно сказать правой рукой Михоэлса. И при этом являлась крупной величиной в вопросах биохимии человека, в том числе связанных со старением. Сталин лично давал поручение любыми способами переманить нужного ему специалиста из Женевы, где Штерн возглавляла кафедру биохимии в местном университете. И потом четверть века терпеливо ждал, что светило науки изобретёт для него таблетку вечной молодости и здоровья. Всё это время Сталин не скупился на награды. В СССР Штерн стала академиком, лауреатом сталинских премий, орденоносцем.
А в благодарность эта "безродная космополитка" вместо того чтобы как можно скорее изобрести нужное лекарство для омоложения вождя, щедро делилась своими научными достижениями с сотрудниками английского, американского, бельгийского, австралийского, французского и прочих посольств, куда её регулярно приглашали на дипломатические приёмы как учёного с мировым именем.
При этом Штерн простодушно отвечала на все упрёки, что "достижения науки не должны оставаться в тайне от человечества". "Дура! — скрипел зубами Сталин, читая доносы. — Все они там в ЕАК такие — "безродные космополиты". Этот Михоэлс у себя в Антифашистском еврейском комитете много всякой шушеры пригрел за годы войны. Проходимцев, пересидевших на сытных пайках за "бронью" от фронта самоё тяжелое военное лихолетье".
При этом Сталин в своей манере предпочёл забыть, что все эти люди сделали для победы. Та же Штерн, как и многие другие учёные, бросила все силы на помощь фронту. Лина Соломоновна изобрела новый способ борьбы с болевым шоком, тем самым спасая жизни сотням тысяч тяжелораненых. Она синтезировала сыворотки, которые помогали в борьбе с энцефалитом, туберкулёзом, столбняком. Разработала способ лечения менингита и стрептококка. За эти достижения её не раз награждали, в том числе Сталинской премией.
Но в Сталине говорила только личная обида. Его снова обманули. Не оправдали его — вождя, надежд! И Михоэлсу предстояло первым ответить за это из всей их пархатой компашки.
Глава 235 "Другая планета"
Проверка документов у ворот, и лимузин с писателем в салоне въехал на территорию загородного поместья бывшей супруги действующего владыки России. За забором никакой грунтовки, — по территории они продолжали катиться по отличному асфальту. "Экскурсия" сюда для засидевшего в четырёх стенах писателя была сродни выходу в открытый космос. Когда въехали в ворота, он смотрел в окно, не отрываясь, чтобы не пропустить тех важных перемен, которые немедленно укажут: вот он, — недоступный взглядам простых смертных, — мир "новой русской аристократии!" Но...ничего такого особенного не углядел. Ну, ухоженный сад с красивыми дорожками, скамейки и декоративные фонари. Ну, свой корт и пруд. Ну, запотевшие изнутри стекла оранжерей, словно там жарко дышит, сочится едким потом, копит силы, чтобы вырваться наружу, чуждая для средней полосы России растительность тропиков, перенявшая у себя в джунглях хищные ухватки пресмыкающихся и насекомых... Впрочем, это у него разыгралось писательское воображение от недостатка действительно интересных подробностей. Увидел кошку. Можно сказать, что почти президентскую. И был удивлён и немного разочарован, что выглядит она точно так же, как "мурка" с его двора.
За всеми этими мыслями лимузин с писателем подкатил к много раз перестраиваемому особняку, который скорей всего вначале был госдачей какого-нибудь инструктора ЦК или даже политбюрошного "члена". У нынешних хозяев жизни вошло в моду селиться на "благородных графских развалинах", то есть покупать недвижимость с интересной "биографией".
При входе в дом, в просторном холле — новая проверка. Но с поправкой на пандемию. Антон Павлович приветливо улыбнулся охраннику, напоминающему немного оплывшего Геракла в костюме, сшитом явно с учетом того, что его хозяин будет ежедневно носить под пиджаком кобуру. Писатель послушно развёл руки в стороны, позволив себя обыскать.
Затем дворецкий навёл в лоб посетителю пистолет для измерения температуры, после чего даже позволил ему снять маску. Он же проводил посетителя в библиотеку. Это была великолепная комната. Лучше даже сказать, зал — с кессонным переборчатым потолком из морёного дуба, великолепными светильниками из горного хрусталя, дорогими коврами и античными мраморными скульптурами, гордо глядящими на посетителя из особых ниш в стене. Книжные полки украшала коллекция древнегреческих ваз. Особое освещение усиливало эффект домашней сокровищницы или личного музея.
Размерами библиотека наводила на мысли о Кубке мира по футболу. Правда интерьерами она напоминала рейхканцелярию. Или знаменитый Hearst Castle, резиденцию газетного магната 1930-х годов Уильяма Хёрста на зачарованном холме в Калифорнии, который тоже слыл среди современников немного сумасшедшим, повёрнутым на гигантомании.
Пока Лирин осматривался, тихо приоткрылась дверь в противоположном конце паркетного "футбольного поля", там, где обычно располагаются ворота команды соперников. Элегантная блондинка с пропорциями песочных часов и тщательно приведенной в элегантный беспорядок белокурой гривой шла ему навстречу походкой супермодели на подиуме. Она была молода, самоуверенна и очень эффектна. Впрочем, всё что он видел — это красиво подчёркнутые косметикой глаза над краем модной дизайнерской медицинской маски. А они уже не испускали сияния молодости, отчего он определил, что душа её лет на 20 состарилась раньше тела.
— Любовь Владимировна скоро освободится и выйдет к вам, я её референт, — представилась молодая женщина, оказавшаяся личным секретарём хозяйки дома — Может желаете кофе?
— Да, пожалуй.
— Сейчас вам принесут, я распоряжусь, — с угадываемой под маской холодной улыбкой пообещала секретарша и скрылась в "футбольных воротах". Лирин же продолжил изучать "логово" одной из видных представительниц "Семьи", члены которой на протяжении двух десятилетий распоряжаются одной шестой частью земной суши.
У стены красовался шикарный камин из удивительного белоснежного мрамора с изображением полуобнаженной женщины-бабочки. Барельеф расправившей крылья фигуры вызвал у писателя живейшее любопытство. Фигура обнажённой девушки-ангела будто светилась изнутри тёплым живым сиянием, словно и впрямь была живой. Причем в зависимости от позиции смотрящего крылатая особа могла менять позу и выражение озорного личика.
А в остальном показная варварская роскошь особняка Лирина не впечатлила. По большей части бал правила безвкусица. "Торжество кухарки, подделавшей наследство умершей барыни и перестроившей всё под собственные вкусы" — резюмировал гость. Похоже, хозяйку больше всего интересует, чтобы её резиденция выглядела дорого и шикарно. Ощущение, будто голодный человек дорвался до роскошной жизни и никак не может ею наестся.
Действительно интересных вещей было мало. Разве что книги. На полках было много старинных букинистических изданий. В том числе сотни томов на иностранных языках. Чтобы достать некоторые фолианты из-под потолка требовалась трёхметровая стремянка. Вероятней всего библиотека (или часть её) досталась владельце особняка от бывшего супруга. Чувствуется его вкус.
