Тёмно-серые низкие тучи, потерявшие листву деревья, враждебно блестящий бетон шоссе, серые коробки блокпостов, нехотя козыряющие их машине полицейские в тяжёлых, скрывающих лицо плащ-палатках... И вокруг, и на душе одинаково погано.
Не дожидаясь приказов, Гаор въехал в гараж Дома-на-Холме, остановился в ставшем привычном за эти дни углу и выключил мотор. Фрегор вздрогнул и как очнулся.
— Да, иначе не получится, — пробормотал он.
Последнее время Фрегор часто так бормотал, неразборчиво и вполголоса. Гаор к этому привык так же, как к его прежним визгливо-крикливым жалобам, и так же не слушал.
— Да, — Фрегор сидел, нахохлившись, и будто не собрался выходить. — Да, иначе нельзя, Венн сволочь, но он прав, надо сдать, скинуть балласт, мне некого сдавать, только тебя.
Гаор невольно насторожился.
— Но ты мне нужен, ты мой, нет, иначе нельзя...
Фрегор наконец замолчал, посидел молча и властно бросил.
— Жди приказа.
— Да, хозяин, — очень спокойно ответил Гаор, — ждать приказа.
Фрегор вылез из машины, постоял рядом, будто забыв, куда ему идти. Всё это не нравилось Гаору всё больше и больше. И последние слова хозяина, с которыми тот ушёл во внутренние помещения, не успокоили, а добавили тревоги:
— Помни, Рыжий. Ты мой. И только мой. И всегда будешь моим.
Гаор остался один в пустом гаражном зале, полутемном, несмотря на горящие под потолком ослепительно-белые шары ламп. Чёрт, что происходит? Кому его хотят сдать? Но думай, не думай, ни хрена ты не сможешь. Ни придумать, ни сделать. Бежать? Куда? В ошейнике и с клеймом можно сбежать только в печку. Чёрт, почему здесь никогда ни души, только пустые машины?
Он откинулся на спинку сиденья и приготовился ждать.
То ли он задремал, то ли... но вдруг послышался резкий щелчок, и голос Фрегора откуда-то сверху позвал его:
— Рыжий!
Гаор вздрогнул и заморгал, растерянно огляделся. Селектор, репродуктор? Что это?
— Рыжий! — повторил голос уже с явным раздражением.
Гаор вышел из машины и захлопнул за собой дверцу. Видимо, где-то здесь были глазки и за ним следили, потому что прозвучала следующая команда.
— Иди к двери номер пять. Тебя встретят.
— Да, хозяин, — на всякий случай громко сказал Гаор и пошёл к дверям в дальней стене.
Когда раньше хозяин брал его с собой во внутренние коридоры, то входили они через дверь номер три. Вот она. А дверь номер пять? Вот и она. Гаор подошёл и остановился в шаге перед ней. Страха уже не было. Что будет, то будет. Дверь беззвучно открылась, и он твёрдо шагнул вперёд.
И сразу стало темно. Потому что ему накинули на голову мешок. Как тогда — успел он подумать, пока те же умелые руки, не причиняя, как он догадался, ненужной сейчас боли, обыскивали и надевали ему на заведённые за спину руки наручники. Крепкий профессиональный хват за правую руку выше локтя, и его ведут. И всё молча. Ему ничего не сказали и ни о чём не спросили. Молчал и он, понимая, что любые слова не только бесполезны, но и опасны.
Его куда-то вели, долго, с поворотами, он даже успел подумать, что надетый ему на голову мешок скрывает ошейник, так что со стороны даже не видно, что ведут раба. И интересно: это специально, или мешок общий для всех? И как тихо, он не слышит ни своих шагов, ни шагов конвоира, ковры, что ли, специальные? Потому и Тихая Контора? Зачем? Чтобы потерял ориентировку? Как на первичной обработке перед клеймением? Наверняка. Больше незачем. Значит... значит, допрос? Кого он должен выдать? Или прикрыть? Что врать, непонятно. Значит, молчать. Сможет? Надо смочь. Терять ему уже нечего. А если это у Фрегора? Упущения по службе. И... и что? Умирать, как положено преданному рабу, спасая хозяина? Да ни хрена, он спасает не хозяина, а себя. Стукачом, палачом и подстилкой не был и не будет. Это вы нелюди, а я человек. И умру человеком. И противный липкий холодок страха где-то внутри. И желание, чтобы всё уже кончилось. И сознание, что всё только начинается, и этот марш в полной темноте и тишине, марш в неизвестность — самое лёгкое и нестрашное из всего, что может с ним здесь случиться.
Его внезапно остановили, и он услышал:
— Благодарю. Можете быть свободны.
Рядом щёлкнули каблуки, державшая его рука исчезла. Гаор даже чуть пошатнулся от неожиданности и переступил, расставив для упора ноги.
— Что-то новенькое, — сказал чей-то похожий на голос Венна не тембром, а интонацией весёлый голос.
— У нас не соскучишься, — хохотнул ещё один.
— К делу, — прервал их тот, что отпустил конвоира.
"Значит, их трое", — успел подумать Гаор. И с него сняли мешок.
Он не ошибся. Их было трое. Все молодые, гладко выбритые, в серых костюмах, но не обычных, а... полуспортивных-полувоенных. И комната... так же тройная. Треть — белая, выложенная отмытым кафелем, с "кобылой", только не деревянной, как в Дамхаре, а стальной, с разложенными на столе у стены ремнями и прочими приспособлениями. Треть — казённого серо-коричневого цвета, с вытертым линолеумом на полу, простым канцелярским столом, заваленным бумагами и папками, и такими же канцелярскими шкафами у стены. И треть — с паркетным полом, мягким диваном и креслами вокруг уставленного бутылками и тарелками низкого круглого стола. О том, что следователи работают в паре: "добрый" и "злой", и как только ты это поймёшь, усвоишь и приспособишься, так они раз — и поменяются, чтоб у тебя голова кругом пошла, Гаор помнил ещё по той фронтовой истории, когда он каким-то чудом проскочил мимо Трибунала, попав на гауптвахту. А здесь, значит, трое, и у каждого свой антураж для допроса, и чтоб далеко не ходить, всё в одной комнате. Но это всё так, пустяки. А вот окна... длинные, во всю стену, одно черно-блестящее, как окна в сторрамовском комплексе, он тогда ещё узнал, что это такое стекло, с одной стороны зеркальное, а с другой прозрачное, а другое окно, на другой стене, задёрнуто плотной светомаскировочной тканью. Но из обоих, как он сразу сообразил, просматривается вся комната, "мёртвого" пространства нет. А кто там, за этими стеклами... "Ну, вот и твой край, Рыжий, держи оборону, сержант, на последнем, — постарался мысленно пошутить Гаор, — рубеже". Их трое, ты один. Как говорил Ворон? Когда ни умирать, всё равно день терять. К бою, сержант.
— Ну, огляделся? — спросил Весёлый, как его мысленно назвал Гаор. — Тогда приступим. Язык знаешь?
— Да, господин, — ответил Гаор, понимая, что молчание надо приберечь для ответа на другие вопросы.
— Люблю покладистых, — рассмеялся Весёлый и подмигнул сразу и ему, и своим коллегам.
— Он грамотный, — лениво процедил, наливая себе в стакан водки, второй.
Гаор узнал голос, призывавший переходить к делу, и мысленно назвал этого Деловым.
— Ещё легче, — согласился третий. — Удобный клиент. Покладистый, грамотный и разговорчивый. Сейчас с лёту всё сделаем.
"А это хрен тебе в глотку", — мысленно ответил ему Гаор, пытаясь подобрать кличку. Ленивый, что ли? А хрен с ним, пусть Ленивый. Главное, теперь не запутаться. Раз все трое в одном месте — у стола с выпивкой и закуской — то работать будут одновременно. Трое сразу — это перекрёстный допрос, поганая штука, тяжело врать. Тогда он твёрдо знал, кого прикрыть, и потому вралось легко и уверенно, а сейчас... и кто же снял с него мешок? Четвёртый за спиной? Но оборачиваться смертельно опасно. Он почему-то был в этом уверен и не обернулся.
— Ну, начнём, — Деловой отпил глоток и проглотил, не смакуя. — Имя?
"Будем держаться Устава", — подумал Гаор и ответил.
— У раба нет имени, господин.
Его ответ, казалось, удивил троицу.
— Номер? — жёстко потребовал Деловой.
— Триста двадцать один дробь ноль ноль семнадцать шестьдесят три, — отбарабанил Гаор с той же бездумной лёгкостью, с какой когда-то гаркал: "Гаор Юрд, старший сержант" и номер части, если требовалось.
Трое переглянулись. Деловой задумчиво кивнул и продолжил.
— Имя хозяина?
— Фрегор Ардин, господин.
— Его звание?
— Не знаю, господин, — честно ответил Гаор.
— Ты шофёр? — вступил Ленивый.
— Да, господин.
— И телохранитель?
— Да, господин.
— Он хоть в сортир без тебя ходит? — хохотнул Весёлый.
Гаор решил промолчать. Удара не последовало, но это ничего, как он понимал, не значило. Интересно, кто за зеркально-чёрным стеклом наблюдает за ним и за этими тремя... палачами. От этого многое зависит. Его ещё не ударили ни разу, но он про себя твёрдо назвал допрашивающих палачами.
— Ну, и каков Фрегор в постельке? — хохотнул Весёлый. — Получаешь удовольствие?
"У вас, паскудников, одно на уме", — мысленно ответил Гаор, сохраняя неподвижное выражение лица. Спрашивали теперь все трое, наперебой, но Гаор даже не стараясь притворяться, что готов ответить на все вопросы, выхватывал те, на которые мог ответить, и отвечал спокойным, даже чуть скучающим голосом, ни разу даже непроизвольно не дёрнув плечами в попытке освободиться от наручников.
Фрегор и Венн молча наблюдали за допросом из соседней комнаты через стекло с односторонней тонировкой. Им поставили столик с выпивкой и закуской. Выпивка на все вкусы — от минеральной воды и соков до алеманского бальзама, и закуска соответственно. Дверь не заперта, но оба понимали, что в любой момент она может открыться, войдут ещё две тройки и возьмутся за них. По той же и даже более жёсткой методике. Сейчас они зависят от Рыжего, от его слов.
Фрегор налил себе минералки, но не пил, а молча пристально смотрел на происходящее за стеклом, катая бокал в ладонях.
Венн также не пил. Пока. Пока они могут быть встревожены, даже напуганы. Допрос раба против хозяина — большая редкость и давно, очень давно не применялся. Даже не нашлось специалистов, и взяли обычную бригаду. Понятно, что обычные приёмы не дают результата. "И не дадут", — понял Венн. Ведь Рыжий пока не соврал, ни разу. Но и сказанное им не может быть компроматом даже при самом пристрастном подходе. Но это первая стадия — общая обработка. А с перекрёстным парень знаком: говорит, не поворачивая головы к спросившему, не тратит на это силы. Где это он успел так натренироваться?
Пока Рыжий держится. Но это только начало. Чёрт, оговорить хозяина — для любого раба... да, радость. Если Рыжий захочет его сдать... то сделает это, прямо здесь, сейчас, на его глазах, и не помешаешь. Ни одному рабу доверять нельзя. И не рабу тоже. Никому верить нельзя, ни в чём, никогда, никому. Нет, когда всё закончится, он постарается обезопасить себя. Ему рассказали об одном очень интересном приёме. Вот на Рыжем он его и опробует. Фрегор облизнул губы. Чего они тянут, начали бы уже активную фазу, скорей бы всё закончилось.
Пока его не били, но рассчитывать на то, что весь допрос обойдётся без битья, глупо. Гаор и не рассчитывал. Пока спрашивали о Фрегоре. Куда возил, кого видел. Здесь было сложнее. Адреса он называл, а вот с кем хозяин говорил...
— Я не знаю их имён, господин.
И опять вместо удара удовлетворенные кивки и новый... не вопрос, а приказ, от которого у него мгновенным холодом обдало спину и ноги.
— Опиши.
— Как это? — тупо переспросил Гаор, забыв прибавить положенное обращение.
Венн невольно встал и шагнул к окну. Ну?! Файрона уже взяли. Цепочку он отследил: провалы, список, Адвокат, связи Адвоката и... он. Он — друг Фрегора, раб Фрегора возил Адвоката, в списке агенты Фрегора. Адвокат уже третьи сутки как в активной работе, и вот теперь кто из них займёт место на пыточном станке рядом с Адвокатом, или они оба, и по какому обвинению — халатность или предательство — всё сейчас зависит от рыжего лохматого раба. Огонь Великий, лишь бы лохмач сообразил.
Первый удар был несильный. И не очень болезненный. Его просто слегка "вразумили", ударив сзади по затылку, и удержали от падения за наручники. Боль в плечах была даже сильней, чем от удара. Гаор заставил себя не оглянуться.
— Не понял, значит, — Весёлый поставил на стол свой стакан и подошёл к нему. — Что ж ты такой тупой? А ещё телохранитель называешься. А с памятью у тебя как?
Гаор решил промолчать и тут же получил новый удар, уже в поясницу, но тоже пока несильный, намекающий на возможные последствия. Началось, — понял он. Теперь будут бить при любом ответе. И при молчании тоже.
— Так мы до утра провозимся, — недовольно сказал Деловой. — Хватит игрушек.
— Ладно, — согласился Весёлый, — давай всерьёз. Раздевайся.
И в тот же миг — Гаор даже не успел додумать мысль о невозможности выполнения этого приказа со скованными руками — с него сняли наручники.
Чего ждали от него палачи, Гаор не понял, но их удивлённые взгляды, пока он раздевался, складывая у ног одежду, заметил. И, уже встав перед ними голым, догадался: свободный такой приказ не выполнит, оказаться голым — позор. "Дураки, — отстранённо подумал Гаор, — они что, на торгах не бывали, не знают, что рабу это как раз по хрену?"
Голый беззащитен. Сколькие на его памяти ломались вот здесь, на этом приказе. Венн отхлебнул, не почувствовав вкуса. Пока Рыжий держится. Ну да, то, что рассчитано на обычного... человека, на него не действует, не должно действовать. Если он на торгах зал разглядывал, то сейчас... но сейчас его начнут ломать на станке.
— Венн, — позвал его Фрегор. — Подвинься, мне не видно.
Венн изумлённо обернулся к Фрегору. Тот ёрзал в кресле, устраиваясь поудобнее и облизывая распухающие на глазах, наливающиеся кровью губы.
— Я просил не портить ему кожу, — деловито говорил Фрегор. — Они обещали. Посмотрим, это интересно.
Венн залпом допил свой стакан и подошёл к столу налить ещё и более крепкого. Неужели Фрегор не понимает, насколько это серьёзно? Или не хочет понимать? Или играет в непонимание? Демонстрирует уверенность в своей непричастности. А ведь и вправду непричастен. С Файроном знакомил его он, операцию с машиной проворачивал он. Фрегор не будет его прикрывать. Огонь Великий, неужели вот здесь, сейчас и вот так закончится его дружба с Фрегором?
Гаор ждал порки, побоев, но не тока. Чёрт, как же это больно! Он даже вопросы не различает и вместо ответов просто кричит. Кричать на выдохе, без слов, чтобы даже случайно не вырвалось...
Разгорячённый зрелищем Фрегор подался вперёд, что-то неразборчиво бормоча и часто отхлёбывая от бокала. Ни вопросы дознавателей, ни ответы пытаемого его не интересовали, он наслаждался судорогами обнажённого тела, захлёбывающимися, обрывающимися при потере сознания криками. И что Венн давно смотрит не в окно, а на него, не замечал.
Боль кончилась внезапно. Но потерять сознание ему опять не дали.
— Ну как, вразумился? — склонился над ним Весёлый. — Давай-ка теперь картинки посмотрим.
Перед глазами вспыхивают белые холодные молнии, в ушах противный звон, тошнит... какие ещё картинки, сволочи? Что он наговорил? Что кричал, помнит, о чём кричал? Нет...
Нажатием рычага станок вместе с привязанным к нему голым рабом перевели в вертикальное положение. Жестом фокусника стоявший у станка выхватил пачку карточек, сидевший у канцелярского стола приготовился записывать, а третий отошёл к столу у стены готовить инструментарий к следующей фазе.
