Министр обороны, генерал Кисилев, полковник Макаренко и комбат зашли следом за мной. Остановившись у окна, я замер оглядывая окрестности, пытаясь представить, о чем думали офицеры и солдаты, умирая в этом бессмысленном бою, преданные своим руководством. Не оборачиваясь к стоящим за спиной офицерам, я глухо спросил:
— Здесь вы, на просьбу об отходе, приказали стоять насмерть, полковник Макаренко?
За спиной, раздалось невнятное кряхтенье и гмыканье.
— Сто двадцать пять человек, вы, полковник, положили в этих горах.
За спиной все затихло, не слышно стало даже надсадного сипения прокуренных легких генерала.
— А вы генерал, отсюда последних живых подымали в атаку, гонять оставшиеся полторы тысячи боевиков по окрестным горам? Почему вы не подняли авиацию? Видимость была миллион на миллион?
— Виноват, товарищ главнокомандующий, — неуверенно подал голос генерал, — неправильно оценил силы боевиков.
— Согласен, в ваших приказах не было ни выводов из оценки обстановки, потому, что вы ее не оценивали, не было задач выполняемых старшими начальниками в интересах ведущего бой подразделения, и привлекаемых ими сил и средств — старшие начальники в этот момент пировали. Не было ни взаимодействия, ни обеспечения, ни управления. Ни-че-го, — по-прежнему не оборачиваясь, подтвердил я, продолжая смотреть ослепшими от слез глазами на верхушки гор, вцепившись правой рукой в воротник бушлата.
— Но мы жестко ответили танковым рейдом на Грозный. Президентский дворец был захвачен всего через сутки после начала наступления, и это сыграло решающую роль в отступлении банды обратно в Чечню!
А почему вы лично не возглавили атаку танкового батальона на Грозный, в виде пехотного прикрытия на броне? Сколько тех танков осталось целых из сорока?
-Десять... Так война! На войне бывают и потери, война это тоже наука, наука нам впредь, — продолжал оправдываться генерал, — главное не пропустили боевиков в Дагестан и показали бандитам где раки зимуют!
— Это не ваша заслуга, боевики не должны были без вашего ведома даже приблизиться к границе с Дагестаном, да и насчет кто кому и что показал, — я плавно опустил руку на кобуру пистолета.
— Мы примем меры, к недопущению впредь...
— Поздно, — перебил я генерала, медленно поворачиваясь, расстегивая кобуру, доставая пистолет и передергивая затвор, — вы впредь такого уже не допустите. Другие, такие как вы, надеюсь, тоже.
Офицеры, стоящие посредине разрушенной мечети, вздрогнули от вида моей перекошенной от ненависти физиономии.
— По закону военного времени, за преступную бездеятельность, шапкозакидательство и самоустранение от руководства, приговариваю вас, генерал Кисилев, к смерти, — поднимая пистолет, вынес я приговор, нажимая на спусковой крючок, — привет вам от "Суворова".
Звонко щелкнул выстрел, свидетели невероятно скорого суда остолбенело смотрели на упавшего рядом генерала, скребущего, в агонии, ногами по кирпичному крошеву.
— И вам полковник Макаренко, за "боевые заслуги", — продолжил я казнь, переводя ствол на командира полка, повторно нажимая на спусковой крючок.
Полковник опрокинулся на спину.
Я, перевел взгляд на ошалевшего комбата: — На вас тоже наградной лист был — "Орден Мужества", кажется? — покачал я стволом пистолета.
— Нет, — отшатнулся, подполковник, очумело следя взглядом за качающимся перед носом стволом пистолета.
— Согласен. Думаю, мужества вы проявили недостаточно, как и тактических талантов. Но какие еще ваши годы, вы же постараетесь исправиться, товарищ МАЙОР? — обманчиво добродушным тоном уточнил я.
Несоответствие моей спокойной речи и пистолета в руке, продолжало держать комбата в напряжении.
— Дд...да!
Президентская охрана, стоящая возле входа ворвалась внутрь, рассредоточиваясь по помещению, обшаривая глазами вокруг, выискивая возможные угрозы президентскому телу, старательно не замечая пистолет в моей руке. Грачев с комбатом, в ступоре, молча следили за мной. Я отрешенно вынул магазин, передернул затвор, проследив за вылетевшим из патронника патроном, поставил пистолет на предохранитель, загнал магазин на место и сунул оружие в кобуру.
— Суд окончен. Награды нашли героев, — обронил я в звенящей тишине и сгорбившись пошел на выход мимо расступившихся бойцов охраны.
* * *
Майор Соколов вышел на крыльцо комендатуры с мстительным удовлетворением хлопнув напоследок дверью. Трое суток на гауптвахте никому настроения не прибавляют, да еще и с перспективой возбуждения уголовного дела по статье триста тридцать два уголовного кодекса — неисполнение приказа часть три, повлекшие тяжкие последствия.
Возле комендатуры стоял видавший виды, обшарпанный УАЗик командира учебного полка.
Увидев выходящего арестанта, из машины ловко выпрыгнул командир первой роты Черепов и, улыбаясь во всю ивановскую, бросился к Соколову распахивая объятия.
— Здорово Сан Саныч! Как жизнь арестантская? Как тяжела длань генеральская?
— Урод твой Кисилев! Едрить его дивизию, — прошелся по матушке генерала Соколов, — Столько народу положил своим идиотским приказом, а виноват всегда исполнитель, тем что жив остался! Шашкомахатель хренов!
— Отмахался Кисилев, Сан Саныч, земля ему пусть будет прахом. Садись давай. Поехали в штаб, только тебя и ждут.
-Как это отмахался?
— Главнокомандующий его разжаловал, пулей в лоб, — жестко припечатал майор.
* * *
В штабе полка собрались друзья и сослуживцы начштаба, чудом выведшего остатки батальона из Грозного. В бывшую "Ленинскую комнату" плотненько уселось два десятка человек. На составленные вместе столы, застеленные вместо скатерти периодической прессой, офицеры выложили немудреную закуску принесенную с собой. Вскрытые банки шпрот и консервированной сельди "Иваси", квашеная капуста, серый хлеб из солдатской столовой, порезанное свиное сало и отварная картошка в мундире украшали стол. Разнокалиберные кружки и стаканы собранные со всего штаба не мешали банкующему с точностью до булька разливать самодельную водку, набодяженную из спирта, выдаваемого на узел связи для обслуживания ЗАС аппаратуры. Ожидая виновника "торжества" офицеры негромко переговаривались, в который раз обсуждая прошедшие события.
— Как ни суди и как не ряди, а у Пожинаева другого выхода не было, — махнул рукой командир полка Сутягин, прекращая прения, — такова она военная планида — или "грудь в крестах..."
— "Или голова в кустах", — завершил пословицу особист, — причем если бандиты не оторвут, то свои умельцы открутят.
— Угу, комбат погиб, батальон еле вырвался из Грозного под командой начштаба и тут же Соколов чуть под статью загремел, — поддакнул особисту заместитель командира батальона по работе с личным составом, — хорошо, президент лично вмешался, поправил ситуацию.
— Причем кардинально так, — кивнул тот в ответ, — поправил.
— О, какие люди, — вскочил командир второго батальона, увидев входящего в Ленкомнату Соколова и в оперативно скомандовал, — Товарищи офицеры!
Гремя стульями офицеры уважительно встали, приветствуя товарища, хлопая по плечам и освобождая проход к столу.
— Садись Сан Саныч, только тебя ждем, — пригласил комбата за стол Сутягин, — приступим. Все взяли посуду? — комполка обвел взглядом сидящих, — предлагаю тост: За настоящего офицера!
Полковник стукнул краем эмалированной кружки по стакану Соколова, в два глотка выпил содержимое и, ухватив бутерброд со шпротиной, откусил кусок, невольно передернувшись от запаха спирта.
Побренчав стаканами и кружками, передавая друг другу "чок", офицеры стоя выпили по первой и уселись по местам.
Соколов сел на место, держа в кулаке стакан с не тронутой водкой.
— Ты выпей, — участливо сказал начмед, — попустит немного, а то надорвешься.
Начальник штаба медленно выцедил водку и осторожно поставил стакан на стол.
— Спасибо ребята, только... не радостно мне.
— А мы рады видеть тебя в живых, и за это сейчас выпьем, — набычился комбат два разливая водку. И за тех кто не с нами выпьем тоже!
После того как выпили по второй, и разлили по новой, Соколов встал и дождавшись тишины произнес третий, традиционный в среде военных тост: "За тех кого уже нет! За солдат и офицеров. Выпьем за комбата! Я сегодня услышал как бойцы в курилке вспоминали его называя между собой "батяня". За комбата-батяню!
Офицеры молча поднялись и выпили не чокаясь по третьей. Немного постояв в тишине, снова расселись.
— Я в отпуске в Москве на бардовском концерте был, — прервал тишину капитан Лоскутов, сидящий на противоположном конце стола, — песня одна прямо в душу запала, Виктор Третьяков исполнитель. Это надо слышать, — смешался капитан, беря в руки гитару и негромким речитативом с легкой хрипотцой запел:
Петь мне сегодня — не то, чтобы лень,
А просто мне петь — нечем...
Связки вразнос, и лежит на душе
Камень пустых фраз.
Лучше, давай
в этот праздничный день
Богу поставим свечи,
Вспомним, давай,
что два года уже
Небо хранит нас!
Слушая песню офицеры строжели лицом погружаясь в свои мысли, повторяя еле слышно вслед за капитаном запавшие в душу строки.
Нанизывая строчку за строчкой на гитарный перебор Лоскутов повысил голос:
Вам звонят от Бога
— Запишите номер!
Да, погоди немного,
Я ж ещё не помер.
Дай мне это царство
Выпить до конца.
Эх, жалко нет лекарства
Супротив свинца!
Птица вниз — на сушу,
Да с перебитой глоткой,
А я больную душу
Заливаю водкой.
Всё по-русски, вроде,
Но что ж ты так горька?
Лоскутов замолк, прервав исполнение, затянув тягучую паузу и, отложив гитару, еле слышно прошептал:
...А просто нет Володи,
И нету Игорька...
В полной тишине Эдик взял наполненный наполовину стакан и медленно как, простую воду, выцедил водку через край.
— Нам еще ребят погибших домой... сопровождать, — нарушил звенящую тишину Соколов, проглотив комок в горле.
* * *
Мы с Примаковым подошли к входу в Екатерининский зал Кремля и остановились.
Стоящие по обе стороны входа солдаты "президентского полка" взяли карабины "на караул", высоко задрав подбородок. Арочные, метров шесть высотой блестящие позолотой двери величественно распахнулись, приглашая войти, открываемые изнутри еще парой бойцов.
— Ну с богом, — мысленно перекрестившись я шагнул на ковровую дорожку ведущую к центру зала.
Сколько не ходил я по этим Кремлевским залам всегда поражался и восхищался предками чуть ли не на коленке построившими такую красоту.
"А уж сколько денег стоит содержать это великолепие в должном порядке!, — некстати ворохнулась запоздалая мысль, но — положение обязывает".
Посредине зала стояли две подставки-трибунки с гербом России. Перпендикулярно первой дорожке от трибуны протянулась вторая к другому входу. Слева-справа на установленных в несколько рядов стульях сидели награждаемые и члены их семей. На первом ряду устроились приближенные к телу: министры обороны, внутренних и иностранных дел.
Утвердившись за правой трибункой я огляделся. По левую руку возле входа на большом белом столе, в несколько рядов, были выложены ордена и медали. Напротив, перед арочной нишей с бронзовой статуей какого-то мужика с мечом в левой руке и щитом в протянутой правой, толпилась приглашенная пресса.
"Все время забываю уточнить, что за товарищ. Георгий Победоносец, что-ли? Так ведь зал не Георгиевский. Ладно не важно, справа вон тоже неизвестная тетка и опять с мечом. Фемида вроде? Нет, та из другой оперы, у Фемиды весы должны быть. Но не Диана на же охотница?"
"Что-то слабовато у тебя с греческой мифологией", — заржал некстати проснувшийся второй голос.
"Тебя только не хватало, сгинь нечистая сила", — ругнул я свою шизу.
Среди празднично одетых гостей и награждаемых, глаза цеплялись за темные, траурные одежды родственников погибших.
Дождавшись тишины я открыл церемонию награждения:
— Здравствуйте дорогие мои, — голос предательски дрогнул, — я рад видеть вас здесь в Кремле, я горд тем, что мне выпала честь вручить заслуженные вами награды! Награды за мужество и отвагу, подвиг и героизм на поле боя.
Я скорблю вместе с родителями потерявших своих сыновей, с женами и детьми потерявшими мужей и отцов. Родина не забудет своих героев. На Воробьевых горах уже заложен монумент славы, на первой плите которого высечены имена павших в бою Героев России.
Отдадим дань памяти погибшим минутой молчания.
Все присутствующие дружно поднялись и замерли в торжественном молчании под звук метронома.
Выждав положенную паузу я продолжил:
— Говорят, что подвиг и героизм это всегда чья-то ошибка или предательство. Может быть в какой-то мере это и так, но это не умаляет величие подвига. Вы, здесь собравшиеся, соль и кровь Российской земли. Низкий вам поклон. Вчера я подписал принятый Государственной Думой новый Закон о статусе орденов и медалей России.
Я взял в руки золотую медаль Героя России и держа перед собой проникновенно произнес: — Эта медаль символ народного признания и почета. Героям России живым и мертвым честь и слава! Родители и семьи героев получат квартиры по выбору в любом городе страны и достойные государственные пенсии по потере кормильца, дети будут иметь право на бесплатное образование в любом высшем учебном заведении страны. Это лишь малая толика, того чем Родина может вас отблагодарить.
Приступим.
Напротив трибуны, в дальнем конце зала распахнулись ворота и в помещение торжественным, строевым шагом, в колонну по два зашли солдаты президентского полка. В правой полусогнутой руке у каждого находилась обтянутая красным бархатом шкатулка с звездой Героя России и удостоверением.
