— Слышь, медицина, я оглох или пальбы нет? — доносится с пола.
— Я тоже не слышу — отзывается Тимур.
— Молодой! Помоги достать отсюда... Да осторожнее, зараза! И давай за водой лезь!
— Готт — Копылу. Готт — Копылу...
Снизу доносится искаженный рацией голос — по-моему, узнаю Ремера.
— Уф! Обстановка?
— Сносная. Что снаружи?
— Порядок. Вы где?
— В заднице. Жилуха горит.
— Понял. Будем думать.
— Понял. Ждем.
Каюсь, связал я Молчуну ноги и руки. Лягушку пристроил другому. От промедола раненый не отказался, но колоть мне не дал, ампулу прибрал себе в карман. Интересное кино.
— Я себе уже вколол. Было у нас с собой.
— Неплохо живете, однако.
Рация опять оживает.
— Копыл — Готту.
— Слушаю.
— Этот хитрый — не могу его понять вообще. Он по-русски говорит или на своем толкует?
Раненый, не отрываясь от рации, спрашивает: "Твоего приятеля не понять. Он вроде ж по-русски говорил?"
— Ну, говорил. Но он вообще полиглот.
— Давай, связывайся с ним.
Наверное, от испуга — но мне удается вызвать Ильяса сразу.
И он сразу отзывается, злым неприятным голосом:
— Ёёхахые ухахи! Э хохихаюх!
— Друг, что с тобой? Ты по-каковски говоришь?
— Хха-хухххи! Хухы хыхыххо! Хехеххнихе!
Убедительно говорит, знакомо так выходит. Я ж не буду толковать ребятам, что после очередной идиотской рекламы убогого пива "Блинское" — там где мудила на танцполе с размаху засаживает себе бутылку с "Блинским" в пасть и изображает, пия из нее, трубача-пионера сразу же по городу прокатилась волна одинаковых травм — подражатели ессно засаживали спьяну себе бутылкой в зубы и передние зубы ломались и вылетали. Вот именно как Ильяс они и говорили при осмотре. Ну и педиатрическая практика конечно тут в помощь, наслушался фефектов фикции от фефочек.
— Я тебе сочувствую. Все понял. Говоришь по — русски, выбило передние зубы, эти оханные чудаки тебя не понимают. Я тебя понимаю.
Совершенно предсказуемо присутствующие хренеют. Так рождаются легенды.
Так, где моя тога Скромного, но Великого? Да за дверью, где ж еще.
— Я могу говорить?
— Аха! Ох!
— Сидим в сортире горящей квартиры. Сами не вылезем.
— Хехы?
— Мы с новеньким — совершенно. Двое как Вовка второго января.
— Хэ Хеххеее?
— Кэп где-то наверху.
Дальнейшая тирада не поддается описанию, но я легко понимаю, что речь идет о том, что пожарной команды у Ильяса в кармане нет. И за пазухой — тоже.
— В пределах видимости магазин. Машины опять же. Должны быть огнетушители — говорит Ремер.
Перевожу ответ Ильяса, который не в восторге от предложенного и требует, чтобы Ремер спустился к нему на помощь, а не сидел там как горный орел. Ремер сообщает, что из-за горящей внизу квартиры вылезти не лестницу невозможно и он сам отсиживается в квартире наверху. Не уверен, что ответную тираду надо переводить, но все же перевожу.
Капитан тут же отзывается:
— Не переживай так. Там в магазине справа стоял здоровенный огнетушитель на тележке с колесиками. Точно помню. Этот магазинчик поджигали пару раз, вот хозяин и разошелся. Я тебя прикрою туда и оттуда — заявляет капитан с верхотуры.
Я опять сомневаюсь, стоит ли переводить ответ нашего снайпера, но Ремер отвечает, что он на этот раз все понял, но не вполне согласен со сказанным в запале и раздражении. Но прикрывать все же будет, чисто на всякий случай.
— Ххоохх! — раздается из моей рации.
— Ох, чертей тебе струганных в ботинки! — злобно рычит на неловко повернувшегося салобона раненый.
— Земеля — наш морфа засек — перевожу я.
— Я слышу — отзывается из рации раненого Ремер — где морф, не вижу!
— Хайееху, ха хехе хеёх!
— Скажи — наверху, на стене ползет!
Тут же доносится пальба — несколько одиночных, потом очередь.
— Хихех хахехху! — удовлетворенно заявляет снайпер.
— Пипец котенку! — уверенно перевожу.
— Это я понял — отзывается раненый.
Чем дальше, тем больше, мне это напоминает допрос умирающего албанца в старой, но прекрасной кинокомедии "Великолепный" с Бельмондо в главной роли. Тем более что мы все тут сидящие покашливаем все-таки.
Тимур ухитряется набрать воду из бачка в кепи. Луч фонарика показывает, что она бурая из-за взбаламученной ржавчины. Пытаюсь протестовать, но раненый с видимым наслаждением длинными глотками высасывает всю это бурду.
— Слышь, медицина, не переживай, железо в организме полезно.
— Ага, типо штыка в заднице! — огрызаюсь в ответ.
— Не, медицина, штык в заднице — это передоз.
Рация опять оживает.
— Хиххеххай! Ыху! — выдает где-то рядом шляющийся снайпер.
— Прикрывай, иду — перевожу я.
— Идет, прикрывай! — повторяет лежащий на полу боец.
Начинают бахать одиночные сверху. Потом вроде сквозь треск огня слышу поблизости лязгающие щелчки — вот спорить готов, что это ПБ работает. Стрельба сверху заканчивается.
— Я пустой — говорит голос Ремера.
— Хоч хаехиххь! — отзывается Ильяс. Дышит тяжело, как загнанная лошадь.
— Слышу, понял. Не согласен, но все равно — пустой — отвечает капитан.
Спохватываюсь, начинаю суетиться, прошу Тимура дозарядить магазин к ТТ, себе расстегиваю кобуру, прикидываю, как тащить раненых — из прихожей уже доносится достаточно мощное шипение.
Потом голос Ильяса — и в рации и за дверью выдает дуэтом:
— Хыхо ха хыхоох!
Жар за открытой дверью такой, что сразу же начинает вонять паленой шерстью и волосы трещат. Чуть не ползком премся по расплавленному вонючему линолеуму, тот липнет к одежде и жжется. Раненого, с накрытым мокрой рыжей марлей лицом, сначала пытаемся тащить аккуратно, но потом просто волокем, абы как, тем более, что в узком и тесном коридоре приходится еще и огибать здоровенный красный баллон огнетушителя на колесиках. На лестнице вроде бы чуть похолоднее, но не намного. Раненый без сознания, не вышло у нас аккуратно его по коридору протащить, ну ладно, только оставить его одного нельзя — в дверь подъезда уже лезет зомби — толстая рыхлая неповоротливая тетка.
— Давай, держи дверь! Не забывай патроны подзаряжать! Я за вторым!
Тимур кивает, дескать, понял. Стреляет.
Ильяс уже откатился в прихожую.
Продолжает поливать струей ледяной углекислоты перед собой и очень похоже — собирается вон из квартиры. Но там — второй раненый. Снайпер весьма выразительно говорит о перспективах молчуна, но я прошу обдать меня струей — холодом припекает не хуже, чем огнем и по-пластунски сигаю до сортира. Фонарик дохнет очень не — вовремя, теряю секунды, выдергивая свой брелок — и вижу, что зря корячился — раненый в ванне помер. На всякий случай проверяю, как положено, вижу, что да, всё.
Подхватываю с пола забытый автомат эвакуированного, напяливаю на скурчавившиеся от жара волосы мокрую кепку с остатками жижи, которая тут же течет за шиворот, потом выдергиваю из — под сидящего в ванной куртку — и он, словно разбуженный этим начинает ворочаться. Закидываю всякие мелочи в распахнутую сумку, не теряя обратившегося из вида, кое — как прилаживаю на себя его полупустую разгрузку.
Ну, со связанными руками-ногами ему встать непросто будет, черт с ним, не мешает, куртку на голову и в жаровню. Я ощущаю себя почти курицей гриль — даже через ботинки печет, хотя Ильяс честно поливает и по мне шипящей белой струей.
— Умер!
— Хахахиий хе хуххаху!
— Все, все понял, долой отсюда!
С огромным облегчением закрываем дверь на площадку. Уфф!
— Теперь куда?
Молодой снова начинает стрелять. Волнуется, лепит по три патрона подряд.
Ильяс задумывается. Вблизи его физиономия выглядит жутковато — он успел осунуться за это время, глаза провалились, скулы вылезли, нос и губы разбиты и густо окровавлены, вспухли как у негра, рот страдальчески полуоткрыт, и я успеваю отметить, что двух передних нижних зубов и в помине нет, а верхние поломаны и из одного красной короткой ниточкой висит голый нерв...
— Хаххооны хесь?
— Рожок. И к пистолету.
Удивленно смотрит.
— Разгрузка сгорела.
Качает головой. Ну, если не вся укоризна мира, то добрая половина вместилась. Тычет пальцем в сторону, не то автобус имеет в виду, не то другой подъезд. Ладно, мое дело раненого тащить. Ильяс тем временем бесцеремонно отщелкивает от моего автомата магазин, забирает его себе, потом выдергивает из обвисшей на спущенном, словно у дембеля ремне кобуры тяжеленький пистолетный магазин, мне сует свой пустой.
Тимур снова стреляет и уже не делает долгих перерывов. Света становится меньше — видно буханка догорает.
Паршиво то, что настроение погибельное. Это самое гнусное, моральная настроенность — великая вещь. Мы же выглядим как солдаты разгромленной армии.
Нет, я, конечно, признаю, что мы собственно из задницы выбрались, только вот находимся в соответствующем после покидания этой части тела виде. И я себя ловлю на мысли, что нам не справиться с зомби. Их, небось, у буханки собралась толпа, налюбуются — попрут к нам. А у нас насчет патронов — ноль, да хрен вдоль. И не пойму — почему не прибыла кавалерия из-за холмов — скажем наша охотничья команда на бронетехнике с флагами.
Чем бы себя подбодрить? Ну, чтоб порвать врага на голом энтузиазме. Тут ведь любое годится. Даже прямое заблуждение, лишь бы на пользу пошло. Вон, во время обороны Севастополя наших уже почти опрокинули в одном из сражений — и чтоб совсем разгромить бросили на русских элитные войска — зуавов. А наши спросту приняли французских зуавов за турок — шаровары такие же красные и широкие. Ну а турок всегда били, дело привычное, потому вломили и зуавам. Так что моральное состояние войск — очень важный фактор. У нас этот фактор сильно упал...
Тимур опять стреляет. Здесь на лестнице это потише, чем в квартире звучит. Но мысль о том, что еще два патрона в минус — опять же не веселит.
...............................................................................................................
Попарились девушки замечательно. Вера продержалась недолго, убежала в предбанник остывать, а Ирка отвела душу. Вместе с банной негой как-то пришло умиротворенное спокойствие и мысли выстроились в ряд, хотя она и не думала вообще-то. Само получилось, как у Менделеева с водкой. Или с таблицей периодических элементов? Неважно, черт с ним с Менделеевым.
Домывались уже вместе. Вера щедро тратила воду и задумавшаяся Ирка слегка лопухнулась, посоветовав не сливать на себя все, а оставить в котле — скотину напоить... Ну, или чтоб котел не лопнул от перегрева — тут же поправилась она.
Впрочем, Вера никак не это не отреагировала.
В свою очередь она, разумеется, тоже разглядывала свою напарницу и делала свои выводы. Пару лет назад так уж получилось, что Вера сфотографировалась в эротической фотосессии, попавшись на крючок участия в конкурсе "мисс чего-то там" и где собственно требовалось, как одно из условий представить портфолию, в том числе и с эротикой.
Будучи неглупой девчонкой, Вера достаточно быстро поняла, что этот конкурс — очень мутное разводилово и на бабки и с более чем темной перспективой. Остался на память портфолио, да воспоминание разговора с толстым пожилым фотографом, который ее снимал. У него была четкая градация женщин в обнаженном виде и Вере эта градация пришлась по вкусу. Теперь она всегда тут же прикидывала, как выглядит та или иная особа в натуральном виде — голяком, нагишом, голой или обнаженной. У толстяка фотографа было еще две градации — царственно и божественно обнаженной, но эти оценки для посторонних баб, по мнению Веры никак не годились. В конце-концов она не занималась фотографией и ей было достаточно просто определить — приятно смотреть на чужое тело или лучше бы закутать это тело в рогожу, или во что там раньше закутывали всякое непотребство.
По этой шкале Ирка, пожалуй, находилась между "голой" и "нагишом". Ну что ж, в этом Вера ее превосходила, а то, что напарница водит машину, имеет мужа и умеет стрелять — в конце концов, не так и важно. Хотя вот насчет мужа...
Муж опять дрых без задних ног. Ирка даже удивилась такой сонливости, но подумала, что это, наверное, из-за ранения. После баньки хотелось поблаженствовать, но рассиживаться никак не получалось. Вид битых джипов у входа в дом действовал на нервы и Ирка чуточку передохнув, отправилась к рабам. Еще и этот мертвец у входа...
Разговор вышел коротким и жестким, чего Ирка и сама от себя не ожидала.
В итоге испитой мужичишко с парой помогал стал корячиться с УАЗом, остальные поволокли неудачливых фирмачей к свинарнику.
Колесо, прострелянное картечью, заменили достаточно быстро. А вот с помятым радиатором началась возня. Здоровенный джип новых хозяев жизни оказался к некоторому смущению Ирины китайским, что сильно снизило его ценность в ее глазах.
Поврежденный УАЗ она отогнала к мастерской, залив в битый радиатор воду. Дальше впору было чесать себе затылок, потому как оставить машину в мастерской было чревато — ну как эти засранцы соединят проводки напрямую и угонят агрегат... Витя сам постарался, чтобы УАЗ был максимально простым, чтобы ломаться было нечему и чинить было б проще.
Но вроде как выхода иного не получалось. Ирка решила пойти по другой дорожке и вручила пропойце в знак повышения его статуса самое плюгавое однозарядное ружье из имевшихся. Добавив к нему пяток патронов.
Хозяин мастерской принял оружие вполне равнодушно, и Ирка сильно засомневалась в правильности своего решения. Правда она уже успела прибрать все спиртное, какое только нашли, разбираясь в куче собранного фирмачами барахла, но длительное знакомство с пьющими мужиками вынуждало относиться к ним с предельной осторожностью и подозрением. Насколько этот Валентин успел себе пропить мозги — Ирина не знала.
Хозяин мастерской тем временем закончил осмотр пострадавшей машины и вразвалочку подошел к напряженно ждущей вердикта Ирке. Не любила она автомехаников. Особенно сильно пьющих.
— Починить-то можно, только вот какое дело...
Он с намеком посмотрел на Ирину. Она игнорировала говорящий взгляд, отреагировав недовольным отрывочным: "Да?"
— Полбанки — и все моментом сделаю! — наконец разродился хозяин мастерской.
— И поллитры тебе хватит? — внимательно оглядев этого, как его там...а, Валентина — осведомилась Ирка.
— С походом! — оживленно заблестев припухшими глазками, засуетился мужичишко.
— Ну-ка зайдем в мастерскую, чтоб публика не глазела — заинтриговала его Ирина.
— Да момент. С удово...
Мужичишко поперхнулся, потому что как только они зашли в полутемный амбар мастерской, жесткие и крепкие кулачки сжали ворот его замурзанной куртенки, спина больно впечаталась в стенку а совсем рядом с его глазами злобно засверкали глаза этой сумасшедшей молодухи:
— Знаешь? Как? Укладывать? Линолеум? — и с каждым словом — шмяк об стенку.
— Ты что... ты это пусти. Слушай, ты что?
— Я тебя спросила. Ты знаешь, как укладывать линолеум? Бетон скоблить умеешь?
— Какой бетон, какой линолеум? Ты что, пусти, дышать трудно!
