Только говорить об этом экс-первой леди не имело смысла, для неё Николай Крымов уже великая историческая личность, "рыцарь...нет, ни "плаща и кинжала", а тот другой, как его, а! "Без страха и упрёка"! Так что...
Помолчав с минуту, чтобы завершить беседу на торжественной ноте, хозяйка роскошного особняка поднялась со стула, чтобы попрощаться. Она величественно подала Лирину руку, рукопожатие у неё оказалось почти мужское — сильное и сухое. "Так мы договорились?" — деловито уточнила она, глядя ему прямо в глаза.
Он кивнул немного рассеянно, словно дослушивая самые важные слова чужой исповеди. К своим почти пятидесяти Лирин действительно неплохо разбирался в людях и, как ему казалось, понял, что хотела сказать верная подруга мужчины, оставленная им возле вершины, к которой они тандемом тяжело и долго пробивались в одной связке. Новый Николай Крымов давно перестал быть тем искренним, родным Колей, какого эта сильная женщина помнила и вероятно до сих пор любит. Вероятно нынешний президент Крымов всё ещё умеет быть заботливым, щедрым, милым и добрым по отношению к своим. И всё же это совершенно другой человек. Холодного ума. Сердце у него пустое. Оно разучилось любить и вообще излучать тепло. Даже симпатия к самым близким у него идёт от головы, от рассудка, но не от сердца и души... Лирину его герой представлялся очень одиноким и не счастливым человеком. Крымов на двадцать первом году своего президентства, на взгляд давно наблюдающего за ним писателя, всё больше напоминал затравленного зверя. Загнав себя в почти полную внешнеполитическую изоляцию, вероятно утратив былые дружеские и родственные связи, теряя популярность у собственного народа, он стал непредсказуем в своих поступках, и это не могло не вызывать тревогу у любого здравомыслящего человека.
Если кто-нибудь решит снять продолжение знаменитого фильма Андрея Тарковского "Сталкер", то главный герой как раз будет очень похож на Крымова образца 2020-1 годов. Попав в заветную комнату Зоны, где исполняются абсолютно все, даже самые затаённые желания души, одним человеком, сталкер обречён вернуться в мир совершенно другим. Он приговорён оборвать все эмоциональные связи с прежним окружением, приговорён к величественному одиночеству на ледяной вершине заснеженного восьмитысячника.
Глава 251 "Бумеранг на велосипеде"
— Нельзя нарушать Великий закон! — требовательно тыча пальцем в едва живое тело "Деда" на кровати, возмущался Сатановский. — Причинно-следственный круг должен замкнуться. А потому — добей! Он заслужил это. Для него это справедливый расчёт. Сделай это, сделай быстро — и тебе воздастся!
— У меня свои понятия, — упорно отказывался "Блэк".
— Не забывай — ты у меня на службе! Хочу напомнить, что у нас с тобой контракт и по закону ты обязан выполнить волю заказчика.
— Плевать мне на закон, и плевать мне на контракт!
— Что за страна, где люди — от президента до последнего бандита ставят свои криминальные "понятия" выше закона! — в сердцах воскликнул дьявол. — Подумай хорошенько! Тебе всё равно заживо гнить в аду за отцеубийство, вон как ты его мастерски уделал. Впрочем, тебе повезло, ведь по "адскому ведомству" я всем распоряжаюсь. И только мне решать, кто отцеубийца, а кто лишь исполнял мою волю.
— А пошёл ты!
— Лучше не испытывай моего терпения, — пригрозил дьявол. — Без меня ты долго не протянешь. Та жизнь, которую ты вёл: ранения, драки, необходимость часами находится в засаде — в холодной воде и в снегу — износили твоё тело раньше срока. Послушай, я недавно видел твою медицинскую карту с результатами последнего обследования на КТ, там сказано, что твои почки буквально распадаются, и состояние головного мозга не лучше. Такова расплата за твои дела... Ты скоро умрешь...если откажешься от моего покровительства. А тут какой-то в сущности чужой тебе старик.
— Какой бы он ни был, он мой отец, — упрямился киллер.
— Этот?! Отвратительный насильник?! — изумился Сатана, и скорчил полную отвращения мину в сторону едва живого старика на старом топчане. — Да ты ополоумел из-за проблем с головой! Мерзкий одноглазый циклоп! От него же за версту смердит трупами детей, стариков и женщин из разбомбленных им деревень... И ты, — которого он явил на свет таким омерзительным способом, которого заставил перенести столько боли и унижений, — ещё что-то можешь испытывать к нему, кроме ненависти и отвращения?!.. Ну тогда я не знаю... — Сатановский растерянно развёл руками и некоторое время словно пребывал в полнейшей прострации от изумления. Потом снова принялся увещевать наёмника: — Ты просто постарался это забыть... детские кошмары, энурез, из-за которого тебе пришлось вынести столько унижений и страданий. Лишь в армии тебя смогли жёстко отучить мочиться в койку. Ты — изгой! Отребье рода человеческого. Потомственный палач, и всегда им был... ты просто забыл...
— Нет, я вспомнил! — неожиданно вскинул голову, словно пробуждаясь, воскликнул "Блэк". — Тот человек... на кладбище. Круглов. Это был действительно я! Я был другим: носил форму старшего лейтенанта госбезопасности. Помню старый дом за высоким забором. Мы заманили в ловушку и убили какого-то старика-артиста. Я, как палач, нанёс ему удар. Для меня это было привычным делом. Ударил его несколько раз металлической дубинкой по голове, пока не убедился, что проломил череп и передо мною труп. Подошёл врач и подтвердил это. Там был ещё один мертвец, но второго я плохо помню. Потом по их телам несколько раз проехал тяжёлый грузовик...
Сатановский крестил руки на груди, однако не перебивал.
— По возвращению в Москву меня наградили: к ноябрьским праздникам вызвали в большой кабинет и вручили орден Отечественной войны I степени, хотя я ни дня не провёл в окопах на фронте. Да и война к тому времени года три как закончилась. Но меня чествовали словно героя: наградили мотоциклом и присвоили следующее офицерское звание. Только о выполненном задании велели забыть. Я даже подписал специальное обязательство молчать до самой смерти об этом задании. Тот человек, которого я казнил, был большая шишка. Но мне не было его жаль. Разве что покоробило, что вручая мне новенький орден, генерал побрезговал пожать мне руку. И ещё прочные галифе после командировки пришлось выбросить после того как на них попали частички мозгового вещества: сколько не отстирывал, всё мерещился этот тошнотворный запах...
Потом прошло много лет, я уже забыл обо всём, — продолжал с заворожённым лицом и устремлённым куда-то в пространство взглядом описывать свои видения "Блэк". — Но где-то наверху, где-то очень высоко, меня взяли на заметку ещё тогда в 1948-м. Только я об этом ещё не догадывался. После ухода со службы у меня были неприятности, но потом всё наладилось: мне назначили персональную пенсию, как заслуженному чекисту. Прикрепили к спецполиклинике 4-го Главного управления Минздрава СССР. Даже члены ЦК там лечились. Отдыхать тоже ездил по путёвкам Лечебно-санитарного управления при ЦК КПСС или от родного ведомства — только в лучшие санатории и дома отдыха.
При этом на здоровье особо не жаловался и без дела сидеть не хотел. Через наше управление кадров КГБ пристроили меня на непыльную должность заведующего выездным отделом при Доме учёных. Академики, профессора и лауреаты шли ко мне на поклон, ибо от скромного пенсионера теперь зависело выпустят ли большого учёного в капстрану на международный симпозиум или в туристическую поездку. Или навсегда опустят перед лауреатом шлагбаум, потому что я поставил в его личном деле резолюцию "невыездной". Все они подарки мне несли: в сейфе дефицитные шоколадные наборы, коньяки, икра не переводились.
В общем жил себе поживал, — как сыр в масле катался. Пока запущенный мною бумеранг зла не вернулся ко мне, да не шандарахнул прямо в лоб. Да так, что в глазах потемнело от боли. На старости лет настигло меня возмездие: любимого внука на велосипеде переехал тяжёлый грузовик. Точно так же... "Трагическое совпадение" говорили мне. Но я-то знал, что никакое это не совпадение. Такая жизнь, какая у меня стала после гибели Миши и врагу не пожелаю. Хуже ада. Я не мог её больше выносить...
— Так вспомни же, что это я дал тебе то, чего ты больше всего жаждал в тот момент — забвения! — вкрадчиво напомнил "Мэтр-Сатановский". — Помог тебе справиться с душевной болью, и вместо заслуженной гиены огненной, выхлопотал тебе новую жизнь. И вот она — твоя благодарность! Вместо верной службы ты поносишь меня. А ведь когда-то мы отлично ладили с тобой, "Спартанец"! Ты был преданным и без колебаний протыкал своим мечом любого, стоило мне лишь указать тебе пальцем...
Глава 252 "Любовь как искупление"
Сатановский напрасно ожидал извинений от раскаявшегося в своём глупом упрямстве палача, и немедленного изъявления покорной готовности верной службой отплатить за былое и настоящее покровительство. Вместо этого мятежник неожиданно хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:
— Я понял! Всё дело в любви. Даже до такого тугодума наконец допёрло — какой страшной глупостью я всё время занимался: творил зло за презренный металл, за глупые побрякушки на грудь! Менял своё будущее счастье, счастье своих детей и внуков на кипы нарезанной фабричным способом цветной бумаги, на гору штампованного железа — эти машины, гаджеты, шмотки, цацки... Долго же до меня доходило!.. Только лучше долго, чем никогда. А то лежишь без сна, ворочаешься, со всех сторон — ночь. И ты, — хоть и гнал Его всю жизнь от себя своей гордыней и неверием, — с Богом наедине. Потому что Иисус всегда рядом стоит в ожидании... в готовности принять даже такого отпетого грешника, как я. И пока личные отношения с Богом не завязаны — туго тебе. Вроде живёшь, а на самом деле ходячий, жрущий, какающий мертвец. Только личные отношения с Богом человеку могут дать успокоение и смысл. Никакие свечки, никакие Афоны, никакой Иерусалим с его камнями не поможет... Я больше не хочу идти прежней дорогой в твой ад! Я говорю "стоп"!
— Бог?! — кусая губы от досады, фальшиво захохотал Сатанинский. — Возмечтал о кренделях небесных! Как же, стоит он рядом с таким "красавцем", ха, ха!
— Да, Бог! Он прощает любые грехи, лишь бы раскаяние было искренним и глубоком.
— Он-то, может, и прощает, природа — никогда! По принципу: "зуб за зуб; глаз — за глаз", — усмехнулся Сатановский. — Вавилон! Вот подлинное имя истинного бога! И насчёт старика на облаке не заблуждайся — ему такие пропащие души не нужны. Его любовь заслужить не так-то просто, а некоторым и надеяться глупо... А про паренька, который якобы где-то стоит и чего-то там ждёт я вообще помалкиваю, ибо он ещё тот пострел. И биография у него ещё та. Кручёная-верчёная — мутная. Один "Русский марш" чего стоит...
Ничего-то ты не понял, как я погляжу. Любить надо только себя. Горячо и страстно. И никого больше. Дети — спиногрызы — вырастут эгоистами. Женщины? Даже лучшим из них постоянно от мужчины что-то нужно. Отношения, брак — добровольное рабство. Только любовь к себе — свобода и счастье... Секрет гармонии в том, чтобы следовать своему предназначению, услышать "шепот звёзд" и отыскать на небе не господина-хозяина с нимбом округ головы и плетью в руке, -а свою путеводную звезду, чтобы следовать за ней. Я хотел предложить тебе весь мир, но ты отказался сам.
"Мэтр" вздохнул, в руках его появился недавно подписанный Палагиным контракт, который дьявол картинным движением порвал надвое и бросил на пол. Ещё не долетев до пола клочки бумаги обратились в пепел.
Одновременно Палагин ярко увидел, как буквально по ветру разлетаются припрятанные им в особой кубышке деньги. Есть на старом заброшенном кладбище забытая всеми могила. Там, в тени подступающих к полуосыпавшейся кирпичной ограде деревьев, прячется мраморная плита — под ней могила умершего двести лет назад купца. Это тайник, о котором кроме него, не знает ни единая душа на свете. Не слишком доверяя банкам, часть полученных за свою кровавую работу гонораров Сергей складывал в двадцатилитровую стеклянную бутыль. Периодически киллер наведывался к своему личному "банку", откапывал бутыль, докладывал валюту, тщательно закупоривал и закапывал снова. Это был главный его несгораемый сейф, — на будущую безбедную, вольготную жизнь, которую Палагин планировал начать лет через пять, когда заработает свой миллион и можно будет завязать с киллерской работой. И вот теперь привиделось Сергею что пройдут десятилетия, прежде чем бутыль снова откопают, причём это будет уже не он. Через век чужие руки достанут бережно завёрнутую им в особый непромокаемый материал бутыль, торопливо откупорят... но от попадания кислорода и солнечного света обветшавшие и отсыревшие (влага всё-таки просочится внутрь) от долгого хранения бумажки рассыпается в руках изумлённых кладоискателей. Странное видение должно было ошеломить, расстроить Палагина, ведь в банке накопилась очень солидная сумма! А он отнёсся к этому с поразительным равнодушием, тем самым озадачив Сатановского и даже заставив его смягчиться:
— И заметь: ни я тебя выгоняю, — ты сам уходишь "по собственному". Так что без обид — примирительно предложил на прощание дьявол. Через минуту он исчез из квартиры, прихватив свою красотку с кладбища.
После его ухода у Палагина вдруг сильно разболелась голова, — вернулась напасть, о которой Сергей уже стал забывать. Похоже, что хозяин напоследок решил примерно наказать непокорного слугу. Ощущение было новым и крайне мучительным, — словно на плечах у него "хрустальный" череп, казалось ударь его кто-то даже не очень сильно по голове, и она разлетится вдребезги. Пришлось выпить сразу три таблетки сильного обезболивающего, но боль не ушла, лишь немного притупилась.
Глава 253 "999"
...Проводив носилки с отцом до машины "Скорой помощи", Палагин зашагал к ближайшей станции метро. Неприятное чувство сгущающейся атмосферы сопровождало его с той самой минуты, как они расстались с Сатановским, словно что-то назревало. Огромный чёрный джип выскочил внезапно, словно из-под земли. Водитель массивного внедорожника, похожего на грузовик, даже не сбросил скорость. Всё случилось так стремительно, что Сергей обнаружил смертельную угрозу ровно за секунду столкновения — почти у самого радиатора. Водителя он не видел за затемнённым стеклом, только смутный силуэт, и три девятки на номере.
Чей-то голос будто шепнул Палагину "прыгай", и он прыгнул. Профессиональные рефлексы и годы тренировок выручили и на этот раз. После удара о лобовое стекло, молодой человек перекатился через крышу и приземлился на асфальт. На короткое время даже потерял сознание.
Когда очнулся, первым делом стал ощупывать голову: странное дело, но боль как рукой сняло. "Всё, свободен!", — вдруг осознал себя Палагин. Никогда ещё он не чувствовал себя так радостно и легко. Словно вышел на волю после тысячи лет заключения.
Правда бампером задело ногу и кроссовок улетел в неизвестном направлении, предстояло искать его в кустах. Рукав на правой руке оказался разорван и предплечье в крови, но ведь это сущие пустяки. Продолжая ощупывать себя, молодой мужчина неожиданно наткнулся на какую-то железку у себя на груди. Вместо куртки на нём непонятно как оказался френч старого образца с погонами старшего лейтенанта, к которому был прикручен эмалированный знак "Почётный работник ГПУ-НКВД".
