Сэм несколько сник, он чувствовал, что и в самом деле, его избить прямо сейчас, причем и без всякого повода. А помощник коменданта продолжил:
— Тут конечно немного легче, чем у взрослых мужчин, что посылают работать в рудники и шахты. Здесь вас ждут лишь плантации хлопка из которого делают порох и сахарного тростника для производства отдельных видов взрывчатки. Все же работа на свежем воздухе, без ядовитых испарений. Местность тут не самая гиблая, малярией болеют не часто. В мужских лагерях умирают болезненней и быстрее. Но и здесь выжить нелегко. Работать надо много, а паек рассчитать, что бы минимально обременить империю, но не дать вам умереть от голода. Но все равно, смертей много, выматывающая работа, скудный паек, почти полное отсутствие лекарств. — Японец сделал вдруг ласковым и глаза. — Но я могу повысить тебе шансы на выживание.
Сэмик понимая что игры кончились, а строить героя смертельно опасно спросил:
— И каким образом?
Помощник коменданта прямо заявил:
— Записаться в тайные осведомители. Сообщать об незаконных предметах быта, там ножи, заточки, какие-то кражи. Далее кто планирует побег... Вам иногда будут позволять ходить к женщинам, видеться с матерью и прочими родственниками. Тоже докладывайте нам, обо всем интересном... — Японец тряхнул указательным пальцем. — Понятно. Кто что думает, может кто за чужого себя выдает и прочее. Ну ты быстро научишься.
Сэм по-деловому спросил:
— И что я с этого буду иметь?
Помощник коменданта заявил:
— Питание получше раз, возможность носить не совсем лагерные вещи, получать продуктовые передачи от Красного Креста, а то и одежду с игрушками. Лишние выходные дни, меньше часов труда, да и еще кое-что, можем кино показать или зубную пасту подарить... Может для тебя судя по джинсам не так уж это и существенно кажется сейчас, но поживешь в лагере и лишний час отдыха покажется манной небесной. И всего тебе нужно подписать маленькую бумажку.
Сэм наклонил голову и задумался. Маленький герой живущий в сердце любого мальчишки требовал решительно отклонить требование стать предателем. Но другой голос, голос потомка бизнесмена, требовал прагматичного подхода. Будь Сэм постарше, он бы наверное вообще не испытывал угрызений совести, а согласился сразу. Но маленький герой, еще до конца не умер задушенный рационализмом. Кроме того Сэм был довольно смышленый от природы малый и кое-что не вполне суразное заметил:
— Но вот интересно, что может вам дать написанный мною донос на сверстника. Ведь это по сути ребенок. Что он может и в самом деле быть настолько опасен, чтобы вы за это давали серьезные привилегии.
Помощник коменданта спокойно заявил:
— Во всех лагерях предусмотрительное начальство держит секретных сотрудников. А тут много интернированных не таких уж и простых людей. Англичане, французы, голландцы и прочие с разных уголков Китая и Индокитая. У некоторых детей отнюдь не рядовые родители и они могут знать слишком много интересного для нас. Так что может статься, если повезем, поступишь в наше военное училище, станешь почетным гражданином Японии, офицером, самураем. Знай в нашей армии не так уж мало и европейцев служит, особенно немцев, наших союзников. Так для тебя сотрудничество с нами не просто способ выжить, но еще и жить.
При словах о службе в Японской армии лицо Сэма вспыхнуло от гнева, он вдруг понял насколько подлое дело ему предлагают. Воевать и убивать своих соотечественников. Хотелось плюнуть самураю в харю. Мальчик набрал было в рот слюны, как вдруг перед глазами возникло видения трупа застреленного бизнесмена. Он лежит умирая, а ему под дых лупят ногам...
Не хотелось предавать, но и умирать не хотелось тем более.
Сэм робко спросил:
— Можете вы мне дать время подумать?
Помощник скривив кивнул:
— Ну... Я лично могу! Но пока ты будешь думать к тебе будет отношение на общих основаниях, то есть также как ко всем. Так думай быстрее, да я полагаю ты и не захочешь слишком уж колебаться. — Тон японца стал злее. — Короче говоря захочешь, скажешь ближайшему надсмотрщику — правда и честь. Это условный сигнал, что ты теперь за нас. А .... В ну-ка отведите его обычную санобработку.
Японец с квадратными плечами и кажущейся допотопной винтовкой с громадным слово лезвие гильотины штыком рыкнул:
— Руки за спину и иди впереди.
Сэм слегка прихрамывая, шаркая сбитыми, саднящими ступнями пошел по дороге, держа в руках ботинки. В само санитарном бараке пахло лекарствами йодом. Там ему приказали раздеться, и зайти в кубик для промывки. Пришлось подчиниться и встать в центр круга. У стыдно и паскудно быть голому, когда вокруг звери. Затем по нему ударила холодная струя из шланга. Да еще так сильно что отбросила стене. Мальчишка закашлял и истерично замахал руками. Неожиданно поток воды прекратился, в лицо сыпанули хлоркой и снова обдали леденящей сводящей зубы водой.
На это впрочем мытарства не за кончились. Из кубика вывели и повели в другую комнату, где грубо толкнули в кресло и парикмахер в маске стал состригать волосы ручной, работающей от сжатия кисти машинкой.
Лезвия были тупые и дергали волосы. Сэм вскрикнул и вскочил. Тут же последовал удар резиновой дубинкой по ключице. Боль была ужасной, Сэм которого ни разу в жизни не наказывали физически испытал настоящий шок. Он упал на колено и реально заплакал. Охранник подняв дубину ловил взгляд парикмахера. Тот сказал:
— Пока довольно! Сиди!
Слезы текли по глазам Сэмика, правда стрижка пошла легче, так как цирюльник вставил зубья поновее. Но стало противно из-за откровенно арестантской прически. Вот ты словно и самом деле, преступник, стал зеком и узником. Появилось ощущение конченой для общества личности. Но потом мелькнула, да чего ты раскис. Это не наша тюрьма, а японский лагерь. Ты не преступник, а мученик, и постарайся больше не реветь.
Следующая процедура была почти безболезненной, но унизительной. Снятие отпечатков пальцев рук, подошвы ног и губ. Последнее вызвало у Сэма тошноту и он даже сплюнул.
И получил удар дубиной по ягодицам, заставивший вскрикнуть.
После чего его отвели в другое помещение и сфотографировали в профиль, анфас, в полный рост разных боков, измеряли рост и взвесили.
После чего наконец отвели последнее помещение и бросили одежду. Перепуганный Сэм выдавил из себя:
— А где моя?
Японка отвечающая за распределение на довольно чистом языке заметила:
— У тебя была хорошая одежда. Лучше казенная, для заключенных, так будет хорошо.
Фактически Сэму дали серую робу с короткими штанами до колен. Да еще и с дырками. Одна рубашка с двумя пуговицами и тесная в плечах, а и животе тоже. Штаны также тесные, хотя и растягиваются. Нижнего белья и вовсе не дали... Сэм стоял и моргал... Затем выдавил:
-Неужели это все?
Надзирательница ответила:
— Ты поступил по категории 3. Значит минимум расходов на содержание, без дополнительных наказаний. Только та одежда что нудна для труда и жизни, как питания.
— А ботинки, дайте мне хоть старые? — Заскулил Сэм.
Японка усмехнулась:
— Тут зимой днем в среднем около двадцати, ночью десяти, а летом вообще за сорок. Зачем тебе, привыкшему к своему холодному климату обувь. Пускай она сбережется для наших солдат!
Сэм посмотрел на ней глупо моргая... И вдруг осознал, что стоит нагой перед женщиной. Стало очень стыдно и мальчишка моментально накинул одежду. Помимо грубой рубашки и коротких штанов, ему видали что-то вроде китайской тюбитейки, видимо, чтобы не спалить голову.
После чего Сэмика повели, дальше из барака. Надзирательница была довольно высокой для обычно миниатюрных японок и дородной. При этом она все же будучи женщиной не так груба и кое-что разъясняет:
— Пока все интернированные мальчишки живут одном бараке, но скоро ожидается пополнение, в том числе из тех городов что мы вскоре займем и будут заполнены и соседние.
Распорядок у вас летом подъем в пять утра, но сейчас зима и мы вам разрешаем поспать немного дольше. В темноте не работа, а прожекторами освещать... — Женщина покрутила пальцем у виска. — Нерационально. Наш лозунг страны Восходящего Солнца максимум рациональности. Вот например место для лагеря выбрано плодородное и сухое. Меньше болезней, больше пользы.
Сэм заметил:
— У меня есть богатые родственники, выкупить нас будет больше пользы Японии.
Надзирательница нахмурила густые, черные брови:
— Это не моя компетенция. Мое дело вас воспитывать и следить. Чтобы вы приносили нам как можно больше, самый максимум пользы.
Сэм тяжело с видом мученика вздохнул:
— Постараюсь быть вам полезным!
Барак был довольно длинный, но узковатый, и низкий. С оконцами забранными двойной решеткой. Нары были в три яруса и шли двумя рядами. Множество номеров и у Сэма на робе тоже номер. Мальчишка огляделся. Все по спартански: одно лишь дерево, причем еще грубо обструганное, или лишь местами успевшая отшлифоваться телами заключенных. Ни подушек, ни матрасов, ни одеял. Только где головы возвышение для лежака. А так же еще лесенки. Чтобы легче было забраться наверх. Сэм растеряно спросил надзирательницу:
— А почему нет постельных принадлежностей?
Та с ехидной улыбкой ответила:
— А зачем тратится на матрасы и подушки. Они рвутся. А вам после тяжелой работы и так хорошо спиться и на дереве.
— А одеяло, ночью холодно? — Притворно поежился Сэм.
Надзирательница захихикала:
— Разве сейчас тут холодно, теплее, чем снаружи... А когда барак до конца заполнят, то и вовсе будет парно особенно летом. Так что пока тут у вас почти как в скаутском лагере, можно дышать, и не столь перегружено. Так к чему одеяла, рвать дефицитную ткань.
Сэм любопытствуя как и положено в его возрасте спросил:
— А где остальные ребята?
Надзирательница махнула рукой:
— Они там — трудятся. Пока на сахарном тростнике... Хлопок дозревает и ты туда сейчас пойдешь. Надо зарабатывать пайку. И еще не вздумай бежать, уйти отсюда европейцам некуда, вас сдадут сами же китайцы, а наказание... — Женщина-японка провела ладонью по горлу. — Либо мучительная смерть, либо самый лучший случай. Отправка в шахты, рудники, где умирают куда быстрее, чем в нашем курортном месте.
Сэму расхотелось спрашивать и его повели на поле... Идти по гравию дорожек лагеря было тяжко, и мучительно. Мальчишка пытался локализовать пульсирующую в ногах боль, но все равно из-за рта вырывались тихие стоны. Но получать дубинкой ему также не хотелось. По плечу расплылся большой синяк.
Сэм заметил:
— Мне больно после удара двигать правой рукой, не знаю смогу ли я работать.
Надзирательница приказала:
— Сними рубашку, посмотрим?
Сэм с трудом снять, рука и в самом деле немела, во взгляде японки проявилось сочувствие:
— Да крепко тебе врезали. Сихи ли жестокий варвар, но кости целы ты крепок. Я видела твои зубы...
Сэм широко улыбнулся и показал еще раз клыки...
Надзирательница приняла добрый вид:
— Тебе повезло, что я тут пока над вами главная. У меня есть чувство жалости. Но жалости целесообразной. Зачем провоцировать движением воспаление ушиба. — Японка приказала. — Следуй за мной, я тебе дам работу, где руками двигать не надо.
Сэм удивился, что за работа. Может интеллектуальная?
Но он ошибся. Сэма поставили крутить ногами, что вроде велотренажера, а мальчишку, что этим занимался, отправили в поле. Таким образом экономили электричество перемалывая рис на хлебную муку.
Пацана Сэм разглядел лишь мельком. Это был примерно его ровесник, светловолосый, но скорее не блондин, а шатен выгоревший на солнце. И худой, с резко очерченными скулами, торчащими ребрами. Сэм подумал, что наверное юный узник сидит давно, раз волосы успели отрасти. Более всего запомнился полный страдания взгляд...
Вскоре и сам Сэм понял, что человечность главной надзирательницы более, чем условная.
Кутить педали было куда тяжелее, чем велосипеде и вскоре ноги стали неметь. Да и разбитым ступням было больно давить хоть и гладкую, но все же твердую поверхность этой ножной мельницы.
Главная надзирательница ушла и оставшись без присмотра Сэм стал крутить все медленнее, а затем и вовсе остановился, вытянув ноги и противно ноющие икры.
Ух, что за каторга у него... Вернее это и есть каторга, с чего японцам их жалеть. Использовать с максимальной пользой — вот выродки, фашисты.
Расслабление длилось недолго, внезапно в помещение ворвалась другая японка. Более типичная для данной расы — маленькая, худенькая, лишь на пару сантиметров выше Сэма, но зато жутко злющая. В руках у нее была пятихвостая плетка, с широкими ремешками.
Она без лишних слов быстро подскочила и врезала по голым ногам мальчишки.
Сэм взвизгнул и подскочил, сразу же вздулись красные полосы на коже. Последовал повторный удар.
Движимый злостью мальчишка бросился не нее, но та изящнейшим образом отклонилась и пропустив Сэма заставила его растянуться на полу, после чего рявкнула почти без акцента:
— Бездельник! Думаешь мне не слышно крутиться жернов или нет. Давай садись и ножками...
Мальчишка взмолился:
— Клянусь госпожа, что сил больше нет! Это ведь такая каторга!
Японка схватила Сэма за шиворот и подняла. Словно ядовитая змейка посмотрела в глаза и спросила:
— Новенький?
Мальчик кивнул:
-Я только сегодня прибыл.
Японка без церемоний пощупала икры, Сэм вскрикнул от надавливания. Надсмотрщица нахмурила и опустила правую половину рта:
— Новенький... Совсем еще новенький, сырой, не приученный к труду. Изнеженный европейский ребенок с жирком. — Японка хихикнула и смягчила тон, тише произнесла. — Вообще-то мы проявляем снисхождения в трудовикам из числа интернированных, но... Понятно, что такой пацан наверняка из богатых не сможет сразу втянуться в столь жесткий трудовой ритм. Поэтому.... — Надзирательница почесала макушки и спросила. — Считать ты хорошо умеешь?
Сэм быстро кивнул:
— Я почти круглый отличник, только по чистописанию четыре, а остальное..
Японка-боец перебила:
— Будешь считать и записывать взвешенный хлопок. Пока именно это. Завтра с тобой займутся. Постепенно помучаешься и втянешься в трудовой ритм... или сдохнешь. — Иди за многой.
Сэм прихрамывая на обе ноги поплелся за надзирательницей. Идти было буквально адово, и ступни и икры словно в кипятке, а попросить пощады боязно. Конечно это по сути концлагерь, но не до такой же степени... Это рабство, неволя в стиле Древнего Египта или Рима.
Вот когда Сэм сидел на уроке и учительница говорила даже в современном мире дети его возраста вкалывают наравне со взрослыми, за горсть риса, то он сын олигарха, как-то это не воспринимал. Даже наоборот вместо сочувствия появлялась подобие зависти. Лучше повкалывать в каменоломнях или в поле, подкачав мышцы чем сидеть за партой и слушать эти нудные уроки. Или решать контрольные. Да и отличником Сэм то не был, приврал малость. Хотя двойки ему ставить боялись, но тоже гоняли. Особой мукой было изучение немецкого языка, который давался туго. Французский правда он выучил в ясельном возрасте. Был нужный гувернер. А немецкий учили, как язык врага. Тьфу! Так он влип.
