Ускользающее счастье

Лили остановилась как вкопанная, с испугом и непониманием оглядываясь на профессоров:

— А... почему я?.. — только и смогла выдавить она.

— Потому, дорогая моя, — мягко произнёс Дамблдор, — что к нашей школьной целительнице сегодня утром прилетела сова с письмом, сообщавшим о внезапной серьёзной болезни её матери. И, поскольку мадам Помфри пришлось немедленно уехать к себе на родину, в Польшу, а на замену прислать никого не успели (уж очень быстро всё произошло), то на данный момент вы единственная из учеников, а вернее — единственная в Хогвартсе, кто имеет медицинское образование. Поэтому прошу вас, не теряйте времени и приступайте к выполнению обязанностей лекаря.

— Джеймс всё ещё без сознания, — встряла МакГонагалл. — Я сняла боль заклятьем, но приводить его в себя не рискую. Я, к сожалению, не врач, и это вынуждает меня всецело полагаться на вас, мисс Эванс. Однако, я уверена, что вы справитесь. Несмотря ни на что.

— Да, конечно... — прижав кулачки к щекам, кивнула Лили. Она всё ещё не могла прийти в себя. Нет, конечно, курсы целителей она прошла, но лечить кого-либо в одиночку ей до сих пор не приходилось.

Рука Дамблдора легла на её плечо:

— Вы справитесь, Лили. Я ни на миг в этом не сомневаюсь.

— Если вам нужна будет помощь, мы готовы остаться с вами... — начала было профессор травологии, но Дамблдор прервал её:

— Я уверен, что наше присутствие не только не потребуется, но будет лишним. Мы же не собираемся мешать целителю. Так что занимайтесь вашим пациентом спокойно, Лили. Зелья у мадам Помфри хранятся вон в той комнате, ваша палочка при вас. Если вам что-то понадобится — воспользуйтесь камином, я буду у себя в кабинете. А мы, с вашего позволения, пойдём, — и директор двинулся вон из комнаты, увлекая за собой остальных профессоров.

— Ох-ох-ох... — покачала головой девушка, оставшись наедине с бесчувственным Поттером, но тут же мысленно одёрнула себя: 'Никаких 'ох-ох-ох', Эванс! Диплом тебе не за зелёные глаза достался. Ты целитель — вот и лечи! Напомнить, с чего начинать, или сама догадаешься?'

Догадываться было особенно не о чем: прежде всего надлежало оценить характер полученных травм, — и она достала палочку.

— _Видере_!

Над Поттером медленно всплыл его прозрачный фантом, внутри которого чётко просматривались внутренние органы, сосуды и кости.

— Ну, будем, надеяться, что тебе повезло, и пару целых рёбер я в тебе обнаружу. Хорошо бы тебе хватило ума перед вылетом воспользоваться защитными чарами... Так, что мы имеем? Позвоночник защищён заклятьем — это правильно, спинной мозг сращивать — преотвратная работёнка ... А вот на всё остальное у нас соображалки не хватило. Печально. Итак, раз, два, три, четыре... восемь переломов в общей сложности. Это ничего, справимся. Череп цел; мозги, правда, встряхнуло, как коктейль в шейкере — ну да тебе не привыкать. Внутренних кровотечений, слава Мерлину нет; потроха целы, сосуды не порваны... Ушибов — сколько угодно, но это уже мелочи. Везунчик ты, Джеймс. Тридцать метров без парашюта — это, знаешь ли, немало. Ну что ж, приступим.

Она застыла на миг, раздумчиво помахивая палочкой.

— Но тебя же придётся раздеть? Что ж, может, тебе и не хотелось бы обнажаться при посторонних... Но, поскольку я сейчас не женщина, а врач, всякое стеснение придётся отбросить как неуместное. Вуаля! — она взмахнула палочкой, и квиддичная форма Поттера, послушно треснув по швам, отлетела на соседнюю постель, открыв взору девушки молодое мускулистое тело.

Лили хмыкнула, не без удовольствия скользнув по нему взглядом. Парень осторожно приоткрыл один глаз и тут же закрыл его. Эванс ничего не заметила. Одёрнув себя от беззастенчивого разглядывания пациента, она принялась за дело. Палочка в её руках затанцевала с безумной скоростью, одно за другим посыпались заклинания, соединяя кости, уменьшая кровоподтёки и ссадины. Потом из хранилища мадам Помфри вылетели несколько бутылочек с зельями и проследовали на прикроватный столик. — Так, есть в этом хозяйстве хоть один человеческий шприц или придётся проявлять чудеса изобретательности? — вопросила Лили, не выпуская палочки из правой руки, одновременно левой взбалтывая в склянке мутную белую жидкость. — _Акцио шприц!_ Ну? Ну же?.. Тьфу, колдуны, — с чувством произнесла она, не дождавшись появления искомого предмета. — Магглоненавистники. Могли бы кое-чему у простачков и поучиться. Вот как я сейчас буду вводить костесращивающее зелье? Втирать в кожу над переломом, пока не подействует?

— А почему бы и нет? — тихо спросил Поттер, открывший, наконец, оба глаза.

Эванс подпрыгнула на месте от неожиданности.

— Чёрт, напугал!

— Извини, — так же тихо и как-то обречённо произнёс он, отводя взгляд.

— Да нет, ничего, всё в порядке, — поспешно отмахнулась она. — Как ты себя чувствуешь?

Он попытался пожать плечами — жест вышел неловким:

— Порядок. Нормально... Какая разница?..

— Джеймс, что с тобой? — она обеспокоено потрогала его лоб. — Ты какой-то не такой. Что болит? Голова? Рёбра?

Он слегка дёрнул головой — то ли согласие, то ли отрицание.

— Ладно, я сейчас, — она нацедила в стакан прозрачной тягучей жидкости, — Выпей вот это. Я помогу тебе. — Она подхватила его под плечи, чуть приподняла и поднесла к губам стакан. — Давай, до дна.

Он послушно выпил, и Лили, уложив его обратно на подушки, вернулась к столику со склянками.

— Ну как — что-нибудь чувствуешь? Ладно, молчи. Тебе сейчас вредно разговаривать.

Она ткнула палочкой в опустевшую пробирку из-под зелья, что-то произнесла — и пробирка медленно, словно с неохотой, превратилась в архаический стеклянный шприц. Девушка взяла его в руки, осмотрела, проверила иглу и, наконец, наполнила его костесращивающим зельем из соседней склянки.

— _Асептика!_ — изобретённое ею заклятье действовало не хуже медицинского спирта, коего в магических лечебницах обыкновенно было не сыскать. Видимо, это 'зелье' презиралось колдомедиками как недопустимо примитивное.

Постучав ногтем по шприцу, она повернулась к Поттеру, безучастно взиравшему в потолок.

— Ну что, Джеймс, приготовься пережить несколько неприятных минут.

Он лишь иронически хмыкнул.

Лили присела на табурет возле его кровати и взяла его за предплечье возле места перелома.

— _Асептика!_ — она осторожно прикоснулась иглой к его коже — он вдруг дёрнулся, глядя на неё с ужасом, как на сумасшедшую.

— Что ты делаешь??

— Обычный укол. Что ты нервничаешь? Иголок боишься? — она перехватила его руку покрепче и ввела иглу в мышцу максимально близко к месту перелома. Впрыснув около кубика зелья, она вытащила шприц и прижала место укола кусочком бинта. — Ну вот, ничего страшного, как видишь. Еще семь инъекций — и через полтора-два часа кости срастутся и станут ещё крепче, чем были. — Она, наконец, посмотрела ему в глаза и озадаченно умолкла. Во взгляде Поттера смешались животный страх, брезгливость и обида.

— Зачем ты это сделала? Тебе нравится причинять людям боль?

— Что ты несёшь, Поттер? Совсем свихнулся?

— Тогда зачем эти... инвекции? Мне полсотни раз лечили переломы — и никто кроме тебя не тыкал в меня иголками! Глоток зелья, лёгкое растирание и повязка с костеростом на ночь — и я был как новенький. Ты не могла сделать так же?

Девушке едва удалось сдержать смешок:

— Дурачок ты, Поттер! Первый раз вижу семнадцатилетнего парня, боящегося уколов. Да можно повязку, можно. Но доставить зелье к месту перелома гораздо проще через иглу, чем через кожу. Заживёт быстрее и лучше.

Брови парня сошлись на переносице, однако взгляд несколько прояснился.

— Ты уверена? Почему тогда мадам Помфри не пользуется такой штукой?

— Потому что она — чистокровная колдунья и никогда в жизни 'такой штуки' не видела. Зато маггловские врачи пользуются ею постоянно и весьма успешно, уж поверь, пожалуйста, глупой магглокровке.

— Что ты, Лили... Ты совсем не глупая. Просто я решил, что ты решила таким образом мне отомстить. За что-нибудь...

— 'За что-нибудь'... Ну спасибо! — фыркнула она. — На что я ещё, по-твоему, способна? Откусывать головы зазевавшимся хаффлпафцам и жарить младенцев в кипящем масле?

— Нет, ну что ты... — смущённо пробормотал он.

— Ах нет? Так значит, могу я продолжить?

— Да, конечно. Я просто подумал...

— Что ты подумал? — она вонзила иглу ему под ребро, уже не особо осторожничая. Он поморщился.

— Ты... правда делаешь это потому, что так быстрее заживёт?

— Давай так — через полтора часа сам всё увидишь. Раз уж верить моим словам ты не намереваешься.

— Нет-нет, я верю...

— Тогда в чём дело? И, кстати, почему ты очнулся таким убитым?

Он смущённо опустил взгляд.

— Просто мне показалось, что тебе противно быть здесь, со мной... лечить меня... Понимаешь, я же не первый раз в лазарете и знаю, что любой целитель, прежде чем браться за палочку, ощупает каждую косточку, обследует все ранки. А ты ни разу до меня не дотронулась — ни когда осматривала, ни когда лечить начала... Я ведь давно очнулся — ещё когда Дамблдор не ушёл, просто глаза открывать сил не было. А когда ты сказала, что не собираешься втирать в меня зелье руками... В общем, я решил, что тебе противно до меня дотрагиваться — и так мне муторно сделалось, что хоть умирай. Других-то ты никогда не чуралась ни за руку взять, ни даже погладить — вот хотя бы когда ожоги девчонкам на зельеварении лечила. И не только девчонкам — Нельсону с Хаффлпафа как-то помогла и Люпину, когда ему совсем паршиво было, — а ко мне за всё время даже пальцем не притронулась — ни тогда, ни сейчас... словно я прокажённый...

— Не говори ерунды, Джеймс, — ошарашенная Лили забыла про шприц и вообще про всё на свете. Встав с табурета, она пересела к Поттеру на кровать, взяла его за руку.

— Ладно, Лили, не надо. Ты не обязана. Я же видел, как ты от меня отшатнулась, едва зельем напоила. Тебе противно — ну так и не надо.

— Да ничего мне не противно! Что ты себе в голову вбил? Мне не обязательно ощупывать человека, чтобы понять, что с ним. Существуют более современные методы диагностики — та проекция, которую я вызвала, в сотни раз эффективнее ощупывания...

— Мне почему-то кажется, — грустно произнёс он, что за этими умными словами ты прячешь своё отвращение ко мне.

— Джеймс, у тебя сотрясение мозга, — покачала головой Лили. — То, что тебе _кажется_ сейчас, на самом деле — результат травмы. Просто поверь мне, хорошо? — она улыбнулась и крепче сжала его руку. — Завтра мир будет казаться куда более приветливым и все глупости, которые ты мне сейчас наговорил, станут вспоминаться с улыбкой.

— Ты думаешь, что я говорю всё это потому, что ударился головой? — он оскорблено отвёл взгляд. — Нет, Лили. Просто в кои-то веки у меня есть возможность сказать тебе то, что я думаю.

— Я уже поняла, что думаешь ты обо мне весьма нелестно, — мягко улыбнулась она. — А теперь послушай меня, пожалуйста. Тебе сейчас надо поменьше говорить и как можно меньше думать. Я это серьёзно, — она протянула руку и взъерошила ему волосы. — Будешь меня слушаться? Ну пожалуйста! Да? И позволь мне доделать уколы, потому что на одних заклятьях кости долго не продержатся. Потом я дам тебе восстанавливающего зелья и, если оно не улучшит твоего настроения, буду дежурить у твоей постели всю ночь, договорились?

— Договорились, — вздохнул он. — Если зелье не подействует, то твоё присутствие — единственное, что сможет удержать меня от попытки удавиться.

— Ещё раз скажешь что-нибудь подобное — привяжу тебя к кровати! — сердито сказала она, втыкая иглу ему в голень. — Смешно слышать от всеобщего любимца такую ерунду. Если уж ты, на которого молится весь Гриффиндор, мечтаешь удавиться — то что делать всем остальным?

— А зачем им что-либо делать? На них, может, и не молится Гриффиндор, но всё же большинство из них гораздо счастливее меня.

— С чего бы?

— Видишь ли, когда ты любимчик всеобщий, это значит, что на самом деле — ничей. Никому не нужный.

— Сомнительное утверждение.

— Тем не менее, это правда.

— Ой, не заговаривай мне, пожалуйста, зубы. Уж у кого — у кого, а у тебя девчонок больше, чем русалок в нашем озере.

— О да, разумеется. Но ты хоть раз задумывалась, ради чего они держатся подле меня? Думаешь, от великой любви? Ничего подобного. Просто они хотят быть в центре внимания, а лучшего общества, чем моё, для этой цели не придумаешь. По большому счёту, им без разницы, с кем быть — со мной, с Блэком или (не к ночи будет помянуто) с Малфоем — лишь бы об избраннике говорили на каждом углу. А если завтра моя слава пойдёт на убыль, всех этих так называемых 'поклонниц' немедленно сдует ветром; я просто перестану их интересовать. — Заметив искорку сомнения во взгляде Лили, он хмыкнул. — Тебе кажется, дела обстоят по-другому? Я тоже так думал, пока одним прекрасным вечером моей бывшей доброй знакомой Миранде Блоунс не случилось перебрать сливочного пива в 'Трёх Мётлах'. В первый раз девушка была столь откровенна со мной. С её слов я узнал, что любить таких, как я, глупо и невозможно, что для любой девицы из её круга я — не более, чем ценный приз (всё равно что для меня кубок по квиддичу), а призам не стоит придавать слишком большого значения; их следует завоёвывать, ставить на полку, отмечать победу и отправляться за новыми трофеями. Старые же не зазорно передать подругам, дожидающимся своей очереди, потому что Джеймс Поттер — он как дорогая метла, как 'Вихрь-666': каждой моднице хочется на ней полетать, но хранить её в доме, оберегать от воров и сдувать с неё пылинки — слишком хлопотно. Ещё мне сообщили, что парни вроде меня на самом деле — лишь ступеньки под ногами девушек, подобных Блоунс, позволяющие им без особого труда подниматься над общей массой ничем не примечательных сокурсниц, не способных, по причине своей заурядности, добиться расположения какой-нибудь знаменитости. На вопрос, для чего это вообще нужно, мне ответили, что лишь последовательно ставя перед собой самые высокие цели и неизменно добиваясь желаемого, можно идти вперёд, и что с этой точки зрения Джеймс Поттер — вовсе не предел мечтаний, а маленькая ступенька где-то посредине лестницы, ведущей к вершинам успеха. И так далее и тому подобное... В тот вечер я выслушал о себе много приятного, а Блоунс в результате пришлось коротать ночь на крыше Астрономической башни. Палочку я у неё отобрал, чтобы она сполна смогла насладиться теми заоблачными высотами, к которым стремилась.

Лили спрятала усмешку:

— Так вот кто загнал Блоунс на крышу! Она так в этом и не призналась. Между прочим, довольно жестоко с твоей стороны.

— Не более жестоко, чем говорить мне подобные вещи, — он помолчал немного, потом вздохнул. — Впрочем, теперь я ей почти благодарен. Её слова помогли мне понять, что сам я ничем не отличаюсь от таких вот 'коллекционерок', нанизывающих парней, как бабочек на булавку. Ведь и я поступал так же — сохранял отношения, пока мне было выгодно их сохранять, и без сожалений разрывал их, когда терял остроту ощущений, немедленно завязывая новые — и так раз за разом, не оглядываясь, не щадя чужих чувств. Хотя обычно щадить было нечего: в отношениях, порождаемых популярностью, каждый точно знает, чего хочет — и от _чувств_ всё это весьма далеко. Должно быть, мои слова звучат отвратительно, но это правда. Я был самовлюблённым эгоистом, который привык получать самое лучшее, ничего не отдавая взамен. Хотя мною тоже частенько пользовались в корыстных целях — так что с хогвартсовскими красотками мы, кажется, в расчёте, — он помолчал немного. — Только недавно я понял, как глупо вёл себя все эти годы, понял, что счастье — не в том, чтобы брать всё, что захочешь, а в том, что бы дарить: радость, тепло, любовь — и не десяткам случайных знакомых, а единственному человеку, которого любишь по-настоящему. Я же в своей жизни, кажется, сделал всё, чтобы этого человека от себя отпугнуть. Ведь я кажусь тебе пренеприятным типом, не правда ли, Лили? Знаешь, я всё чаще думаю, что если бы я не вёл себя с людьми как последний идиот, ты могла бы смотреть на меня другими глазами — может быть, даже без неприязни. Но теперь, кажется, уже слишком поздно. Нет, я не жалуюсь, я заслужил то, что имею. Но всё равно тяжело расставаться с такой светлой мечтой...