Хотя перепады настроения происходили без предупреждения, они всегда сопровождались заметным смещением акцента в глазах Клавейна, как будто происходящее вокруг внезапно перестало представлять для него значительный интерес.
Первые несколько раз, когда это случалось, Васко, естественно, предполагал, что он чем-то не угодил старику. Но быстро стало очевидно, что со Скорпио происходит то же самое, и что отдаленность Клавейна связана не столько с гневом, сколько с потерей сигнала, подобно тому, как радио теряет настройку частоты. Он дрейфовал, а затем возвращался к настоящему. Как только это стало понятно, Васко перестал так сильно беспокоиться о том, что он говорит и делает в присутствии Клавейна. В то же время он все больше и больше беспокоился о душевном состоянии человека, которого они везли домой. Он задавался вопросом, в какое место переместился Клавейн, когда перестал присутствовать. Когда этот человек был дружелюбен и сосредоточен на том, что происходит здесь и сейчас, он был таким же здравомыслящим, как и все, кого Васко встречал. Но здравомыслие, решил Васко, было похоже на огни, которые он видел из окна своей каюты. Почти в любом направлении можно было двигаться только в темноте, а темноты было гораздо больше, чем света.
Теперь он заметил странное отсутствие освещения в одном из крупных поселений. Он нахмурился, пытаясь вспомнить, где-нибудь, насколько он знал, была неосвещенная улица или, возможно, широкий канал, ведущий на один из островов.
Шаттл накренился, поменяв угол обзора. Полоса тьмы наклонилась, поглощая больше огней и открывая другие. Восприятие Васко изменилось, и он понял, что видит неосвещенное строение, расположенное между шаттлом и поселением. Невероятно высокая форма сооружения лишь смутно угадывалась по тому, как оно затмевало и высвечивало фоновые огни, но как только Васко узнал его, ему не составило труда разобраться в деталях. Конечно же, это была морская башня. Она возвышалась над морем в нескольких километрах от старейшего из поселений, места, где он родился.
Морская башня. Корабль.
"Ностальгия по бесконечности".
Он видел его только издалека, поскольку обычное морское движение вблизи корабля было запрещено. Он знал, что к нему приплывали лидеры колонии, и ни для кого не было секретом, что шаттлы время от времени заходили на борт корабля или покидали его, крошечные, как мошки, на фоне узловатого и выветренного шпиля видимого корпуса. Он полагал, что Скорпио знал все об этом, но корабль был одной из многих тем, которые Васко решил не поднимать во время своей первой поездки со свином.
С этой точки зрения "Ностальгия по бесконечности" все еще казалась Васко огромной, но уже не такой далекой и геологически громадной, какой была большую часть его жизни. Он видел, что корабль по меньшей мере в сто раз выше самой высокой раковины на архипелаге, и это все равно вызывало у него бодрящее головокружение. Но корабль находился гораздо ближе к берегу, чем он предполагал, и был явно придатком колонии, а не маячившим вдали стражем. Если корабль и не выглядел хрупким, то теперь он понимал, что это все-таки был человеческий артефакт, в такой же степени зависящий от власти океана, как и поселения, над которыми он возвышался.
Корабль доставил их на Арарат, а затем погрузил свои нижние опоры на километровую глубину. Существовало несколько шаттлов, способных доставлять людей в межпланетное пространство и обратно, но корабль был единственным, что могло вывести их за пределы системы Арарата, в межзвездное пространство.
Васко знал это с детства, но до этого момента он не понимал, насколько сильно они зависели от этого единственного средства спасения.
По мере того, как шаттл снижался, огни превратились в окна, уличные фонари и огни базаров. Большинство районов Первого лагеря выглядели как неспланированные трущобы. Самые крупные сооружения были сделаны из раковин, которые прибивало к берегу или их доставали из моря во время поисковых экспедиций. Получившиеся в результате здания имели изогнутый вид огромных морских раковин с камерами. Но раковины таких размеров встречались очень редко, и поэтому большинство конструкций были сделаны из более традиционных материалов. Существовало несколько надувных куполов, часть которых были почти такими же большими, как раковины, но пластмасс, используемых для изготовления и ремонта куполов, всегда не хватало. Извлекать металл из сердцевины корабля было гораздо проще; именно поэтому почти все остальное было скреплено листовым металлом и строительными лесами, образуя невысокую городскую застройку из покосившихся прямоугольных конструкций, высота которых редко превышала три этажа. Купола и остроконечные конструкции прорывались сквозь металлические трущобы подобно волдырям. Улицы представляли собой паутину рваных теней, неосвещенных, если не считать редких прохожих с факелами.
Шаттл проскользил над несколькими участками темноты, а затем завис над небольшим отдаленным строением, которое Васко никогда раньше не видел. Здесь были купол и окружающие его металлические конструкции, но весь ансамбль выглядел гораздо более официально, чем в любой другой части города. Васко понял, что это почти наверняка был один из непубличных лагерей администрации. Управлявшая колонией группа людей и свинов имела офисы в городе, но также было общеизвестно, что у них были охраняемые места для встреч, не отмеченные ни на одной гражданской карте.
Помня инструкции Клавейна, Васко заставил иллюминатор снова закрыться и стал ждать приземления. Он едва заметил, как оно произошло, но внезапно двое его спутников начали карабкаться по салону к посадочному трапу. Васко запоздало сообразил, что у шаттла никогда не было пилота.
Они ступили на площадку из плавленого камня. В последнюю минуту включились прожекторы, заливая все вокруг ледяной синевой. Клавейн все еще был в пальто, но на нем был бесформенный черный капюшон, который он вытащил из-под воротника. Низкий широкий капюшон скрывал его лицо в тени; в нем с трудом можно было узнать человека, которого они встретили на острове. Во время полета Скорпио воспользовался возможностью немного привести его в порядок, подстриг бороду и волосы настолько аккуратно, насколько позволяли обстоятельства.
— Сынок, — сказал Клавейн, — постарайся не пялиться на меня с таким мессианским пылом, ладно?
— Я ничего такого не имел в виду, сэр.
Скорпио похлопал Васко по спине. — Веди себя как обычно. Насколько тебе известно, он просто какой-то вонючий старый отшельник, которого мы нашли бродящим поблизости.
Территория была забита машинами. Непонятного происхождения, они припали к земле вокруг шаттла или смутно вырисовывались в темных промежутках между прожекторами. Там были колесные транспортные средства, один или два катера на воздушной подушке, что-то вроде скелетообразного вертолета. Васко разглядел гладкие поверхности двух других воздушных судов, припаркованных на краю площадки. Он не мог сказать, были ли они из тех, что могут выходить на орбиту, а также летать в атмосфере.
— Сколько у вас действующих шаттлов? — спросил Клавейн.
Скорпио ответил после минутного колебания, возможно, раздумывая, сколько ему следует сказать в присутствии Васко. — Четыре, — сказал он.
Клавейн отошел на полдюжины шагов, прежде чем сказать: — Когда я уходил, их было пять или шесть. Мы не можем позволить себе потерять шаттлы, Скорп.
— Мы делаем все, что в наших силах, имея очень ограниченные ресурсы. Некоторые из них могут снова полететь, но я ничего не могу обещать.
Скорпио вел их к ближайшей из низких металлических конструкций, расположенных по периметру купола. Когда они отошли от шаттла, к нему начали приближаться многие из темных машин, протягивая манипуляторы или волоча за собой по земле кабели. То, как они двигались, заставило Васко представить себе раненых морских чудовищ, тащивших по суше оторванные щупальца.
— Если нам понадобится быстро улететь, — сказал Клавейн, — сможем ли мы это сделать? Можно ли использовать какой-нибудь другой корабль? Как только прибудет "Зодиакальный свет", им останется только выйти на орбиту. Я не прошу о полной пригодности к космическим полетам, просто о том, чтобы совершить несколько рейсов.
— У "Зодиакального света" будут свои собственные шаттлы, — сказал Скорпио. — И даже если их не будет, у нас все равно есть тот единственный корабль, который нам нужен, чтобы достичь орбиты.
— Вам лучше надеяться и молиться, чтобы нам никогда не пришлось им воспользоваться, — сказал Клавейн.
— К тому времени, когда нам понадобятся шаттлы, — сказал Скорпио, — у нас уже будут все необходимые меры.
— Они могут понадобиться нам сегодня вечером. Тебе это не приходило в голову?
Они подошли ко входу в оцепление вокруг сооружений, окружающих купол. Когда они приблизились к нему, в ночь вышел еще один свин, двигаясь с преувеличенной развязностью, свойственной его виду. Он был ниже и коренастее Скорпио, если такое вообще возможно. У него были такие массивные плечи, что руки свисали на некотором расстоянии от туловища, раскачиваясь при ходьбе, как маятники. Казалось, он мог бы разорвать человека на части.
Свин уставился на Васко, и глубокие морщины прорезали его лоб. — Что-то разглядываешь, малыш?
Васко поспешил с ответом. — Нет, сэр.
— Расслабься, Блад, — сказал Скорпио. — У Васко был напряженный день. Он просто немного ошеломлен всем этим. Верно, сынок?
— Да, сэр.
Свин по кличке Блад кивнул Клавейну. — Рад, что ты вернулся, старина.
На подлете к Хеле, 2615 г.
Куэйхи все еще был достаточно близко к Морвенне, чтобы поддерживать связь в режиме реального времени. — Тебе не понравится то, что я собираюсь сделать, — сказал он, — но это на благо нас обоих.
Ее ответ последовал после треска помех. — Ты обещал, что не задержишься надолго.
— Я все еще намерен сдержать это обещание. Не собираюсь задерживаться ни на минуту дольше, чем обещал. На самом деле, это больше касается тебя, чем меня.
— Как так? — спросила она.
— Я беспокоюсь, что внизу на Хеле может быть что-то еще, кроме моста. Я уловил металлическое эхо, и оно не исчезло. Может быть, ничего и нет — скорее всего, так оно и есть, — но я не могу рисковать тем, что это окажется миной-ловушкой. Я уже сталкивался с подобными вещами раньше, и это заставляет меня нервничать.
— Тогда поверни, — сказала Морвенна.
— Извини, но я не могу. Мне действительно нужно осмотреть этот мост. Если я не вернусь с чем-нибудь вкусненьким, Жасмина съест меня на завтрак. — Он предоставлял Морвенне самой решать, что это будет значить для нее, все еще облаченной в резной скафандр, когда Грилье — ее единственная надежда на спасение.
— Но ты не можешь просто так попасть в ловушку, — сказала Морвенна.
— Честно говоря, я больше беспокоюсь о тебе. "Дочь" позаботится обо мне, но если я что-то затею, она может начать стрелять во все, что увидит, вплоть до "Доминатрикса".
— И что ты собираешься делать?
— Я думал о том, чтобы вы отошли от системы Халдора/Хела, но это потребовало бы слишком много времени и топлива. У меня есть идея получше: мы воспользуемся тем, что нам дали. Халдора — хороший, надежный щит. Она просто сидит и ничего не делает. Я собираюсь поставить ее между тобой и тем, что есть на Хеле, и, черт возьми, как-то использовать эту штуку.
Морвенна несколько секунд обдумывала последствия. В ее голосе внезапно послышалась настойчивость. — Но это будет означать...
— Да, мы будем находиться вне пределов прямой видимости, так что не сможем разговаривать друг с другом. Но это продлится всего несколько часов, максимум шесть. — Он произнес это прежде, чем она успела возразить. — Я запрограммирую "Доминатрикс" подождать за Халдорой шесть часов, а затем вернуться на прежнее положение относительно Хелы. Не так уж и плохо, не так ли? Поспи немного, и ты даже не заметишь, как я уйду.
— Не делай этого, Хоррис. Я не хочу быть там, где не смогу с тобой поговорить.
— Это всего на шесть часов.
Когда она ответила, ее голос звучал ничуть не спокойнее, но он услышал, как изменился тон ее голоса, значит, она, по меньшей мере, смирилась с бесполезностью спора. — Но если за это время что-то случится — если я понадоблюсь тебе или ты будешь нужен мне — мы не сможем поговорить.
— Только шесть часов, — сказал он. — Триста минут или около того. Всего-то. Все будет сделано в мгновение ока.
— А ты не можешь сбросить несколько ретрансляторов, чтобы мы все еще могли поддерживать связь?
— Не думаю. Я мог бы сбросить к Халдоре несколько пассивных отражателей, но это как раз то, что может привести "умную" ракету обратно к вам. В любом случае, чтобы установить их на место, потребуется пара часов. К тому времени я успею оказаться под мостом.
— Мне страшно, Хоррис. Я правда не хочу, чтобы ты это делал.
— Я должен, — сказал он. — Я просто обязан.
— Пожалуйста, не надо.
— Боюсь, план уже реализуется, — мягко ответил Куэйхи. — Я отправил необходимые команды на "Доминатрикс". Он движется, любимая. Примерно через тридцать минут окажется в тени Халдоры.
Воцарилось молчание. На мгновение он подумал, что связь, возможно, уже оборвалась, что его расчеты были ошибочными. Но затем она спросила: — Так зачем же ты спрашивал меня, если уже принял решение?
ВОСЕМЬ
Хела, 2727 г.
В первый день они ехали на полной скорости, стараясь держаться как можно дальше от населенных пунктов пустошей. Несколько часов подряд они мчались по проложенным белыми бороздами тропам, рассекая медленно меняющуюся местность под хмурым небом. Время от времени они проезжали мимо диспетчерской вышки, заставы или даже другой машины, двигавшейся в противоположном направлении.
Рашмика постепенно привыкла к гипнотическому подпрыгивающему движению лыж и смогла ходить в ледоходе, не теряя равновесия. Время от времени она сидела в своем личном отсеке, подтянув колени к подбородку, смотрела в окно на проносящийся мимо пейзаж и представляла, что в каждом уродливом камне или ледяном обломке скрывается осколок инопланетной империи. Она много думала о скаттлерах, представляя, как чистые страницы ее книги заполняются аккуратным почерком и кропотливыми рисунками, заштрихованными крест-накрест.
Она пила кофе или чай, съедала рацион и иногда разговаривала с Калвером, хотя и не так часто, как ему хотелось бы.
Когда она планировала свой побег — хотя "побег" было не совсем подходящим словом, потому что на самом деле она ни от чего не убегала, — но когда она все равно это планировала, то редко думала о чем-то большем, чем покинуть деревню. Те несколько раз, когда она позволяла себе отвлечься от этого момента, всегда представляла, что будет чувствовать себя намного спокойнее, когда трудная часть — фактический отъезд из дома и деревни — останется позади.
Все было совсем не так. Она была не так напряжена, как тогда, когда выбралась из своего дома, но только потому, что долго оставаться в таком состоянии было невозможно. Вместо этого она опустилась на уровень постоянного напряжения, в животе у нее образовался узел, который никак не мог развязаться. Отчасти это было из-за того, что теперь она думала о будущем, о том, что до сих пор оставалось неясным. Внезапно решение проблемы церквей стало реальным событием в ближайшем будущем. Но она также была обеспокоена тем, что оставила позади. Три дня, даже шесть, не казались ей таким уж большим сроком, когда она планировала поездку к караванам, но теперь она считала каждый час. Она представила, как деревня мобилизуется у нее за спиной, осознает, что произошло, и объединяется, чтобы вернуть ее обратно. Она представила себе полицейских, которые едут за ледоходом на своих скоростных машинах. Начнем с того, что ни Крозе, ни Линкси никому из них не нравились. Они бы предположили, что эта пара уговорила ее на это, что они каким-то образом были настоящими виновниками ее несчастья. Если они догонят ее, то накажут, но Крозе и Линкси толпа разорвет на части.
