— Товарищ профессор, товарищ профессор! — пухлая Катерина чуть не плача протягивала какие-то разорванные бумаги. Профессор едва не рявкнул: до бумажек ли тут! — но понял, что так нельзя. Сейчас их всех надо загрузить до упора. Чтобы думали только о работе. О потерянных препаратах, материальном ущербе, о бумагах вот этих — но только не о погибших. Продержаться бы до утра, а там и антенну по свету можно заново провесить. Если и это не выйдет, все равно вертолет прилетит.

Прилетит?

Профессор поднял к небу лицо и выругался. Начинался дождь, ветер шумел все сильнее. Видно, черные нарочно так подгадали, чтобы следы их по дождю не нашли.

— Ковбои, м-мать, вы еще тут? Грозы дожидаетесь? Кони вам тогда по степи так поскачут! Катя, что?

— Товарищ профессор, эти украли карточки. На птиц, на зверей. Думали, наверное, сокровища. Вынесли весь ящик!

Ящик разведчики навьючили на свободного коня. Девок — побольше и поменьше — еще на двух. Решили заняться ими на свету, когда уже оторвутся от погони.

На кого же они там нарвались? Что за страшные колдуны? Поможет ли дождь укрыть следы?

Нет, настолько близко от врага девок раскладывать опасно. И уходить надо из леса, по степи кони быстрее. Они там все пешие, коня ни одного…

Впрочем, они ведь ни меча, ни щита не видели тоже. Ни перед нападением, ни в бою. И вот — на тебе. Из десятка хватких лесовиков живых только трое. Хорошо еще, три лошади с добычей. Трое на трое. Сходили, называется, пощупали дурачков за мягкое.

Нет, надо думать о хорошем. Например, с которой девки начать? Или вот: что там в ящике?

— Стой. Вскроем сундук.

— Опасно, еще недалеко ушли.

— Ну, это не бабы, долго возиться не будем. Надо понимать, что везем. Если ценное и легкое, то раскидать на всех, быстрее поскачем. И зеленый сундук этот нас днем не выдаст, если кто издали посмотрит.

— Верно. Вскроем. Свет сюда!

Вставили свечку в потайной фонарик и зажгли. Взяли трофейный топорик, мимоходом подивившись качеству металла: почти оружейная сталь на обычном инструменте, зачем? Взломали легкое, неожиданно сухое и очень, очень гладкое дерево сундука. Таких сундуков они там, в лагере, видели много. Что же внутри?

Внутри оказались мягкие листы. Или неимоверно тонкий пергамент, или то, на чем пишут проезжающие через Квохор торговцы — “бумага”. Все покрыто знаками, связано по пачкам. Разведчикам случалось видеть расписки, документы торговцев — там все писали не так. Может, священные книги? На знаках четко, красиво нарисованные птицы и звери, но как-то наспех подписанные, вовсе без уважения к тотемам. Рисовал мастер, а вот подписывали… Ученики?

— Я понял! — старший пнул сундук ногой с откровенной злобой. — Я видел такие записки, когда служил при храме. Это мы побили даже не воинов. Мейстеры!

— Какие же у них воины тогда?

— Кидаем все тут и ходу. Стой… Что за звуки?

— Ветер?

— Нет, шаги.

— Погоня!

— Стой, не колотись. Наши лошади идут. Вот, Бурка идет, ногу подволакивает, слышишь?

— Точно. А это Дракон фыркает. Сначала громко, потом обеими ноздрями тихонько, он всегда так.

— За нами увязались.

— Подождем, заводные пригодятся.

Скоро на прогалину выступили медленные большие тени, фыркающие и ломающие ветки привычно, знакомо. Кони шли на памятный свет потайного фонарика, на давно известные голоса и запахи хозяев. Старший квохорец принял повод первого коня. Тот помотал головой и сказал человеческим голосом:

— Vot vam i pezdetz, gondony ebanye.

Заклинание зажгло сразу три огненных ока. Старший отлетел под куст, обрушив на себя листья и утреннюю росу, но умер не от смешной дырочки в легких, а сломав шею. Двое охотников, стоявших поодаль, за фонарем, вскинулись на коней, охнули, покривились: поняли, что прилетело им тоже. Кое-как разобрали поводья и погнали в степь напрямую; лошади с пленницами побежали за ними, проложив натуральную просеку.

По просеке следом поехали еще три лошади. Всадники осаживали их то и дело, чтобы по темноте не надеться глазом или горлом на ветку.

— Пусти повод, Вар, я им еще въебу! Я видел, девушки там привязаны!

— Пламя, стой. Одного не пущу. Нельзя одному. Мы за помощью едем, Пламен! Экспедиция важнее! Айс, держи его, он сейчас перекинется!

Якут, не тратя лишних слов, рукояткой нагана стукнул Пламена по затылку и скоро привязал поперек седла его собственной лошади. За это время охотники с пленницами ускакали так далеко, что звуки пропали. Оставался широкий след: мятые кусты, потом, уже в степи, вытоптанная трава.

Небо на востоке посветлело. Поднималось солнце. Над сырой травой паром восходила роса.

Якут свесился с седла, потом спрыгнул:

— Далеко не уедут, — сказал он громко. — Кровь капает. Вижу две четкие дорожки. Так что девушкам они ничего не сделают. С такими ранами не до женщин. Слышал, Пламен?

— Опамятуйся, друг. Мы в Карабахе видели похуже. Хочешь, ударь меня. Только мы же по приказу едем, не просто так!

— Сука ты, Варен. Мальчик Варя, йопанько медведя. И ты, чертила таежный, хуй лососевый. Развяжите. Дисциплину не нарушу. Слово.

Варен с облегчением полоснул по веревкам; Пламен растер запястья, подобрал повод. Отвернулся, утерся рукавом, буркнул:

— Все говно по дороге мордой собрал. Где обещанный дождь?

— На юг пронесло.

— Тебя бы так пронесло. Чего мы ждем, блин! Галопом! В карьер!

— Коней запалим.

— О людях думай, Вар. Да и остался тут один перегон!

— Перегон? — удивился здоровенный парень в ковбойке, джинсах и сапогах-“казаках”, аккурат в стенгазете на карикатурах таких рисуют. Из штормовок и пятнистой формы военных он выделялся, как тюльпан из щавеля. — Вы загнали трех коней всего за один перегон?

Пламен поглядел на нахала снизу вверх, шумно втянул воздух. Отмолчался. Варен посмотрел и поджал губы: вроде ты большой, но дурак. Чего рот раскрыл, не видишь: плохо нам?

Якут молча вынул наган, пальцем провел на лбу лошади диагонали от ушей к глазам, накрест. Выстрелил в место пересечения линий. Конь перестал хрипеть. Айсен повторил это со второй и третьей лошадью. Спросил клетчатого:

— Шкуру кто снимает?

— Э?

— Не бросать же их так.

— Правильно, — сказал подошедший военный. Тоже высокий, худощавый, с очень длинными руками. — Эй, Котел, Негатив, Лирик! Лошадей оприходовать. Шкуру куда положено, мясо на кухню. Остальные на погрузку. Товарищ корреспондент, вы с нами?

Клетчатый поднялся.

— Извините, если что не так сказал.

Военный отодвинул его и обратился к Варену:

— Я майор, командир поисковой группы, пятый мотопехотный полк постоянной готовности. Позывной Зять. Парни, вы как? Соображаете?

Пламен кивнул. Варен сказал:

— Слышу и понимаю ясно.

— Отвечайте честно, это очень важно мне будет, когда мы их поймаем. Вы точно уверены, что не раскопали священное захоронение? Вдруг у местных драконы — тотемные звери. И на вас поэтому напали?

Пламен дернулся, но якут крепко взял его за рукав:

— Майор дело говорит. Если мы на кладбище влезли, придется извиняться и платить.

— Платить? Айсен, ты охренел! Они семь человек убили!

— И мы семь. А если не договоримся, война будет вечной. Они тысячи убьют, мы миллионы. И постоянно стрелы из темноты, отрава в еде. Читал я, как основывали Якутск… Пламен, я для Радуги такого будущего не хочу.

— Нет, — Варен помотал головой, — совершенно точно нет. Любое кладбище, капище хоть чем-то, да отмечено. Камень, знак, деревья высажены кругами или там рядами… Ничего такого, мы же план раскопа сами рисовали, точно помню. И никто не приходил, не сказал нам: уйдите, вы плохо делаете. А если они начали не с переговоров, то зачем нам такие соседи, которые всегда начинают с войны? Нет, мы точно не виноваты, товарищ майор.

Военный тогда подвинул к нему планшет:

— Покажите, где вы их видели последний раз.

Насупившийся Пламен ткнул пальцем:

— Вот, сразу за опушкой, в степи.

В степи бандиты бросили поводья и кони пошли сперва рысью, потом шагом. Оба выживших теряли кровь, но боялись остановиться, перевязывались на ходу. Получилось у них не слишком удачно.

Правый охотник, лохматый, бородатый, черноволосый, хрипел:

— Мейстеры… Хрен там… Чернокнижники это. Они, наверное, раскапывают мертвых драконов и поднимают их. Сам же видел в ямах драконьи кости! В лес надо поворачивать, уходить в лес!

— Найдут в лесу, — возражал второй, рыжий и очень бледный. То ли по обычному для рыжих людей типу внешности, то ли от потери крови. — Ночью догнали нас.

— Они просто наших лошадей пустили, те к своим побежали. Нет у них никакой особой хитрости, спрячемся, обманем. Давай в лес, пока не поздно! Слышишь, дракон ревет!

— Гроза это. Успокойся!

— Не-е-ет, я слышу. Кругом обходит! Вон тень черная в небе, быстрая! Верно тебе говорю, он впереди сел, мы точно в пасть едем!

— Угомонись. Бредишь уже! Тише! — рыжий принялся вязать кудлатого к седлу и оставил без присмотра коней с девушками. Кони сблизились, пленницы увидели друг дружку. Анна отхаркалась, подмигнула Эмико:

— Зря я Ваньке не дала, половину весны за мной бегал. Тут, похоже, вылюбят и фамилию не спросят.

Эмико поморщилась, но не заплакала.

— У меня игла в волосах, — японка мотнула головой. — Чувствую ее вес, не выпала. Только руки связаны. Может, перегрызешь?

— Они же смотрят… Хм… Они… Там один рыжий остался. И тот сейчас повалится от потери крови. Может, перевязать его нормально?

— Ты что, он же враг!

Анна снова отхаркалась.

— Эми, нам сейчас важнее всего выжить. Если еще и рыжий свалится, нас от седел некому будет отвязывать.

— Честь важнее.

— Понятно теперь, почему у вас там по любому поводу и без повода харакири.

Японка не хуже понимала, что будет, если конь с перепугу понесет. А потом, например, сломает ногу в степи, упадет и придавит связанную. Найдут пару скелетов, лет через пять… Эмико закусила губу:

— Пускай… Что уж теперь… Но мы их языка не знаем.

Прежде, чем девушки на что-нибудь решились, подъехал рыжий, весь покрытый крупным потом. Когда он проверял веревки — даже не отвлекаясь на щупанье — Анна ощутила нехороший жар.

Жар учуяла Зина, и это всех спасло. То ли искра от ракеты ночью залетела под крышу, то ли утренним ветром раздуло клочья тлеющих палаток, присыпанных слишком тонким слоем из отвала — когда Зина подняла тревогу, прицеп с мастерской уже выбросил первый язык пламени.

Катя и Таня сами не заметили, как попрыгали в кабины, отвести машины от огня подальше. Профессор и опомнившийся Сергей сделали то же самое. Шестерка военных судорожно таращилась в лес; то и дело им там что-то мерещилось, и тогда бойцы стреляли. Стреляли одиночными, Черкасов лично проверил у всех флажки-предохранители. Ему казалось, ночью высадили боеприпасов чересчур, и надо бы экономить.

Отъехав от полыхающей мастерской метров на сто, составили машины кругом. Девчонки взяли красные баллоны, отвернули раструбы, и почти успели стукнуть огнетушители по инструкции об землю — профессор и Сергей похватали героинь буквально за воротники:

— Стойте! Ну стойте же, ацетилен, газосварка там! Ждать!

Грохот и клуб пламени, величественно поднявшийся к небу, подтвердил слова. Еще минут через пять над руинами машины поднялся второй клуб.

— Кислород. — Вздохнул Сергей. — Одна штука.

После третьего взрыва поднялся профессор:

— Бензобак. Все, теперь пошли тушить.

Сергей поднялся и тоже открыл рот, но слов его не услышали. Над стоянкой знакомо загремел вертолет, и от радости все закричали.

Закричал рыжий бандит страшно, с животной силой, перешел на хриплое бульканье — а потом рухнул в траву. Кони дернулись — но тоже, видать, оказались бандитские, потому что никуда не побежали, не посчитали вопль умирающего важной причиной.

“Кто нас теперь отвяжет?” — подумала Анна, но сразу же услышала знакомую речь, и от облегчения позорно намочила штаны, и через минуту забыла, что надо стесняться по такому поводу. Длинный мужик в таком привычном, таком родном камуфляже, шагал к ним прямо по траве, доламывая, что не стоптали кони. За шиворот он тащил второго мужика в камуфляже, тоже немаленького, и воспитывал его на ходу:

— Кого мне теперь для контроля допрашивать? У нас один пленный остался, придется грязно.

— Зять, ну я резиной стрелял, смотри, вот магазин, вот гильза! Нелетательным!

— Ты мудак, Вася, ты ему прямо в рану влепил, он от болевого шока умер.

— Как я мог догадаться, куда он дернется!

— Ты не пи-и-и-иихота “сено-солома”, ты разведчик! Ты обязан учитывать все обстоятельства и выполнять задачу, а не оправдываться потом, что цель не стояла навытяжку и не отдавала воинское приветствие по уставу НАТО, и ты поэтому не попал, куда приказано!

Черноволосого отвязали от седла, усадили прямо на траву. Анну отвязали тоже, она бросилась помогать Эмико — и, конечно, расплакалась. Бойцы повели обеих к вертолету, залетевшему далеко вперед, со словами:

— Не надо вам видеть, что сейчас тут будет.

Зять подошел к пленному, которого перевязали нормально. На свету спецназовский фельдшер увидел, что пуля из нагана скользнула по голове, содрала приличный лоскут кожи, вызывала прямо-таки ливень крови, оглушила и контузила — но никакие внутренние органы не повредила. Заклеил, кивнул командиру: говорить сможет.

С другой стороны на черноволосого внимательно смотрел корреспондент в клетчатой ковбойке.

— Откуда он, как полагаете?

Корреспондент, стараясь доказать, что не зря занимал место в вертолете, мигом достал карту и затрепанную тетрадку от разведчиков:

— Из крупных городов к нам ближе всего Квохор.

— Ага, дернулся, — удовлетворенно заметил Зять. — Знакомо ему это слово. Давайте начнем с квохорского, есть по нему хоть что-то?

— Квохор, — заговорил клетчатый, — самый восточный из девяти Вольных Городов. Еще называется: “Город чародеев”. Экономика: лес. Вот этот самый лес называется Квохорский. Город основали на месте лесорубного лагеря Валирийской Империи. Вывоз: дерево для кораблей, мех, редкие звери, смола, скипидар и всякое такое. Ввоз: мясо, зерно. Еще через них торговый путь идет, местный Транссиб, магистраль Восток-Запад. А еще у них единственные в мире кузнецы по булатной стали. Булат здесь называется валирийской сталью и очень ценится.

— Кто правитель?

— Городской совет. Все маги-колдуны, не подходи.

Зять сорвал травинку, обошел вокруг сидящего пленника.

— Ну, значит, сразу с танками придем… Так, стой. Торговый путь, говоришь?

И пинком в нос опрокинул пленника на спину. Сказал на дотракийском:

— Слышь, ты, гребаное солнце и звезды. Кончай дурака корчить, если не хочешь прямо тут стать луной всему пятому полку.

Черноволосый помотал головой: не понимаю.