И вот что после такого думать о подобных людях? Всю сознательную жизнь один анатомический аспект особенностей их совокупления тотально перевешивал все, что о них могло быть сказано хорошего. Но, будем судить о людях не по тому, что о них говорят, а строго по тому, что они делают. Начнись у ребят воспаления от не снятых вовремя швов, как бы оно повернулось в местном климате, и у кого в ногах пришлось бы валяться, что бы спасти их?
Пожалуй, с пидарасами это я погорячился. Пусть будут геи, заслужили.
Пять месяцев спустя, доктор Энрике придет к мысли, в этот день он сделал самый важный инвестиционный вклад в новом мире. Но это будет уже совсем другая история.
База Ордена.
40 число, 8 месяц, 16 год. Ночь-Утро.
Влажная, приторно-теплая духота новоземельной ночи заполнила крохотный мирок номера запахами гниющих водорослей и звуками сошедших с ума ночных тварей. Мелким хоть бы хны, сопят как два паровоза, а вот нам с Мухой неуютно.
Мухе по причине несоответствия климата начинающему отрастать к зиме густому подшерстку, там — целую вечность назад, вот-вот должна начаться зима.
Мне из-за беспорядочно мечущихся в голове мыслей. Завтра последний день в уютном и спокойном мирке Орденской базы. Потом хочешь, не хочешь, а придется выезжать в мир. Где рано или поздно столкнёшься с теми, кто оставляет отметины на броне орденских вышек и против кого выстроены фортификации Орденской базы. Да и других, не столь откровенно отмороженных, но от того не менее мутных граждан будет в переизбытке.
А что у меня в активе против подобного контингента? Исключительно я сам, четыре ствола и подросший щенок кавказкой овчарки. Как-то не в мою пользу расклад получается. И в прикупе к раскладу, единственная на сегодня точка опоры и маяк, до которого еще добраться надо, — Вольф.
Немец сказал, его брату нужны толковые люди. Соврал? Нет? Или люди нужны, но я не подойду по каким-то критериям?
Я бы еще долго изводил себя терзаниями о дне грядущем, но по коридору в номер напротив прошлепали постояльцы. А спустя пару минут, сквозь неплотно подогнанные двери, в мой номер стали проникать донельзя раздражающие звуки. Как будто, качки в спортзале с большими весами работают. Вот только, нет тут спортзала, и качков не наблюдалось, и ритм для качков явно великоват.
Хороший доктор человек, душевный можно сказать, но всё-таки пидарас.
Как ни странно, вся эта противоестественная возня помогает уснуть. Сперва, правда, пришлось перебраться на балкончик на раскатанное там лоскутное одеяло. Стрекот и визиг ночных обитателей нового мира напрочь заглушил звуки возни в соседнем номере.
Утро полно неприятных сюрпризов. Мухе за ночь стало совсем худо. Сил доплестись с нами на завтрак у нее еще хватило, а вот жрать она решительно отказывается. Нос на ощупь сухой и горячий, дыхание очень тяжелое, как будто псина всю ночь бежала на износ.
И поделать с этим ничего нельзя.
С трудом собрав в кучу свои познания немецкого, удается узнать у Марты, что негритянский коновал, изображающий местного доктора, собаку смотреть не будет. Он вообще не доктор, а санитар. Местного доктора перевели на новую базу, а замены ему пока не прислали.
Немного успокаивает тот факт, что вроде как это нормально и должно скоро пройти. Опять же если я правильно перевел сказанное Мартой.
Доктор Энрике добавляет остроты в и без того не лучшее начало дня. Добавляет вполне тривиально, мимоходом протягивая руку. И вот чего его неуклонно тянет занять соседний столик?
Сухую крепкую ладонь я пожимаю. Надеюсь, педантичный доктор хорошо вымыл руки после вчерашней ночи. Однако моя секундная заминка с ответным рукопожатием не остается незамеченной.
Хорошо, что я уже закончил с завтраком. К еде я теперь категорически не притронусь, пока не отскребу руки с мылом. Что поделать, мое детство проходило не в толерантных Европах, а в рабочих кварталах провинциального советского городишки. И толерантность в нас воспитывали к кому угодно, но только не к подобным гражданам.
— Знаешь Гюнтер, все-таки ваша старушка Европа заповедник непуганых идиотов.
— Was? Почему ты так решил?
— Ты видишь тут хоть одну машину из России?
— Найн.
— Это потому, что мои соотечественники прибывают сюда на нормальных транспортных средствах. Спорим, скоро тут будет на одну "Феррари" больше?
— Если бы вы, русские, строили нормальные дороги, русских машин тут было бы не меньше, чем европейских.
— Гюнтер, в Росси нет дорог. Есть только направления. Ты уже в курсе, папа рассказывал? Все, молчу-молчу. Давай выбирать, зачем пришли. И это, я бы тут поковырялся, на предмет полезного в хозяйстве.
Мы с немцем стоим на въезде на местную автосвалку. Объективно не только авто, но и прочего хлама. Однако автомобильная тематика превалирует.
Зажатая с трех сторон невысокими насыпными валами, отсыпанная мелким щебнем площадка на две трети заполнена различным автохламом, родной стихией которого был исключительно асфальт. Не наш российский — щербатый, покрытый шрамами трещин летом, заполненными грязной водой выбоинами весной и метровыми сугробами зимой. А гладкий, ровный, провоцирующий загнать стрелку спидометра за 200 км/час европейский. За спиной остались металлические обтянутые сеткой ворота, три стоящих рядом морских контейнера, придавленные сверху цивильного вида бытовкой.
— Хоть до ночи ковыряйся, я договорюсь, — немец сама доброта.
— Отчего не до утра? Или в темноте сюда местная фауна забредает?
— Не знаю, я по ночам сплю. И мне нужен отдохнувший водитель. У тебя, русский, есть одно полезное свойство, вам русским несвойственное. Ты не ищешь приключений, смотря в ночь.
— Э... это как, Гюнтер?
— Найн, не так, — немец беззвучно шевелит губами, подбирая правильные слова. — На ночь глядя, так правильно. Русский, а ты точно русский? — ехидно интересуется Гюнтер.
Это мне за папу ответка, так полагаю. — Ищешь во мне четвертинку арийской крови? У тебя отец на каком фронте служил? А чего это мне язык прикусить? У меня только бабка с сестрой от всей их деревни в живых остались. С остальными рассказать, что было? Не надо? И почему я должен такое забывать? А Гюнтер? Мы не враги, но между нами сорок миллионов трупов. Много насчитал? Так я и немцев посчитал. Из песни слов не выкинешь, слышал про такое?
Пару минут мы с немцем тупо пялимся в разные стороны.
— Пап, а можно мы вон в ту машину без крыши порулить залезем?
— Можно, — отпускаю мелких играться в шоферов.
Есть у меня чувство, я сюда очень удачно зашел. Тут можно поиметь много вкусного. Причем совершенно бесплатно.
Приминая прорастающую сквозь щебень местную флору, обхожу останки обглоданного начисто автобуса. Аккуратно так обглоданного. Нигде не видно ни осколков битого стекла, ни пятен пролитого масла, ни выдранных с мясом узлов и деталей.
— Тут даже на авторазборке немецкие педанты работают, — это я так, мыслю шепотом.
— Найн. В этом мире все имеет свою ценность, несопоставимую с привычной тебе по миру старой Земли. Сиденья, металл, стекло, резина, обшивка салона, двигатель, мосты — все пойдет в дело.
Мне немного обидно, от столь скромной оценки моих умственных способностей. Но хорошо смеется тот, кто смеётся последним.
— Я не глядя скажу, мы шли сюда напрасно.
— Что, разве это не подойдет?
— Что это, Гюнтер? Тут пусто. Э.., болезный, тебе сплохело, что ли? Ты это, не путайся под ногами. Иди лучше свою лавку оружейную открывай, а я тут придумаю, что-нибудь. Что русскому хорошо, то немцу смерть. Слышал про такое? Ну, раз слышал, иди, готовь патроны. И по дороге договорись с местными парнями, чтобы не лезли ко мне с глупыми вопросами. Много я с вашей помойки не вывезу.
И начну я, пожалуй, вон с того "Ниссана". Очень уж у него сиденья удобные.
Потом пройду по кругу, оценю обстановку. По тому, что, как, в каком порядке снимают и куда складывают, понимающий человек может сделать немало выводов.
Если повезет, откручу немного трофеев. Мне без трофеев нельзя. Мне детей кормить и собаку, если не сдохнет.
С пользой провожу первую половину дня. Удалось затрофеить немало ништяков. А заодно, собрать ворох фактов, проходящих по категории — разведданные.
Люди, с низкой душевной организацией во главу угла ставят именно ништяки. С них и начнем.
За первый час, я обогатился аккуратно снятыми с "Ниссана" креслами. Очень уж они мне приглянулись, не толстые и очень эргономичные. Следующим номером шел автобус мест на тридцать. Марку сказать не берусь, ибо часть корпусных элементов с него уже сняли. Впрочем, это лишь облегчило доступ к нужным узлам: мощному, двадцати восьми вольтному генератору фирмы "Bosch" с очень приличным амперажем. И четырьмя, практически новыми, амортизаторами.
Отчего я так уверен, что новыми? Так, на спидометр не поленился глянуть, этот автобус практически с завода сюда приехал. Самое ликвидное с него сразу скрутили, а доставшиеся мне мелочи оставили на потом.
Дальнейшие поиски принесли: гидравлический домкрат для грузовика, несколько разнокалиберных ключей, пару отверток, автомагнитолу с парой динамиков, метров тридцать различных медных трубок и десять метров пневмошланга. Пара легковушек поделилась ремнями безопасности, при необходимости пущу их на стропы. Трактор, без двигателя и переднего моста, отдал пару фар в металлическом корпусе и пару зеркал на длинных кронштейнах. Задняя половинка ржавой автомобильной рамы делится последней оставшейся деталью — так необходимым мне прицепным крюком.
Финальным аккордом долго присматриваюсь к симпатичному пневмокомпрессору на предмет — стоит ли овчинка потраченного времени. В итоге — отличное на первый взгляд состояние, наличие независимой системы смазки и моя личная жаба побеждают.
Слегка утолив жажду поживы, примерно до степени — взял бы еще, но больше не увезти, поднимаюсь на более высокую ступень душевной организации и обобщаю разведданные. Более высокой душевной организации, вне всякого сомнения, способствуют: припекающее градусов до двадцати пяти солнышко, поставленное в тенечке кресло "Ниссана" и прихваченный в термосе литр пива.
Обитатели этой автосвалки — очень рачительные люди. В начале цикла переработки попавшие сюда машины лишаются колес. Неснятые колеса отсутствуют как класс. Даже низкопрофильные широченные колеса, полагающиеся спортивным карам, и те отсутствуют.
О чем это говорит?
Скорее всего, о том, что, несмотря на все трудности с топливом, движение по дорогам нового мира достаточно активно.
Где искать снятое автостекло, даже гадать не надо. Что не установят на живые машины, то вставят в окна. Умельцы, способные привести криволинейные автостекла к более плоскому виду, найдутся.
Находят применение сиденья машин, материалы обшивки, различные поручни, шланги, разобранные поэлементно рамы, но тут ситуация не носит тотального характера. То ли под заказ разбирают, то ли просто оставляют на потом.
Моторы с машин либо сняты целиком, либо оставлены в неразукомплектованном виде. Видимо до вторых еще не дошли руки.
Исключение составляют моторы с навороченной электроникой. Эта категория машин лишается: генераторов, радиаторов, стартеров, высоковольтных проводов и прочих, мешающих им отправиться в пресс, деталей.
Да-да, тут у выходящих на море ворот имеется даже гидравлический пресс. Не силен в вопросах подобного прессования. Но, на мой взгляд, очень остроумная конструкция получилась. От одной Гидравлической станции высокого давления, через два гидрораспределителя запитывается либо пара гидроножниц для резки элементов силового каркаса легковушек, либо непосредственно гидравлика пресса.
Отставив в покое пиво в термосе, не ленюсь ознакомиться с техпроцессом поближе. Избавленные от всего, что можно снять при помощи отвертки и гаечного ключа, кузова машин разрезают на небольшие куски. Основа техпроцесса — пара гидравлических ножниц, вступает в работу там, где не справляются кувалды и огромные зубила на приваренных ручках.
Небыстрый процесс, на перекусывание одного элемента уходит пара-тройка минут. Пресс работает еще более неспешно, выдавая прессованные брикеты массой от двадцати пяти до полста килограмм.
Кроме брикетов кузовного железа присутствует небольшое количество брикетов прессованного алюминия и, совсем уж скромное, закопченных медных. Рядом со штабелем параллепипедов прессованного кузовного железа навалена гора колотого чугуна.
Выводы из увиденного делаю следующие. Первый и главный — здесь уже есть зачатки металлургии. Больше подобные брикеты применить негде. Второй, не менее важный, до места переплавки металлолом везут морем. Иначе смысл его складывать у "морских" ворот? И дорога от базы вторчермета в сторону причалов теряет смысл.
А вот возят металлолом небольшими партиями. Грузят, если не вручную, то при минимальной механизации процесса погрузки.
Прочие, но, тем не менее, важные моменты.
Газорезка кислородно-ацетиленовая. Среди груд металла валяются не меньше трех десятков кислородных баллонов. Следовательно, где-то неподалеку имеется кислородная станция.
Ацетилен получают из генератора типа "колдун", а значит уже налажено производство карбида.
Рискну предположить, что переплавка металлолома и производство карбида налажено в одном и том же промышленном центре. Кокс необходим в обоих техпроцессах. Лично я попытался бы наладить бартерный обмен карбида на металлолом. И нет оснований считать, что местные глупее меня.
Возвращаюсь к термосу с пивом и продолжаю делать скучные, но полезные выводы. Авиация тут если и летает, то исключительно Орденская. Гражданская, а возможно и военная авиация нового мира разгромлена на базах подобной этой, не хуже, чем авиация РККА была разгромлена Люфтваффе в начале войны.
Остатки. Нет, не так. Останки трех самолетов и вертолета в данный момент служат игровой площадкой моему потомству.
Ага, бросая на меня не сулящие ничего хорошего взгляды, местные работяги открывают крайний склад-контейнер. Внутри контейнеров по стеллажам аккуратно разложено демонтированное с машин оборудование. Собственно другого я и не ожидал увидеть.
Все — пиво допито, трофеи погружены, и обеденное время практически подошло. А у меня до обеда еще есть планы.
— Гюнтер открывай ворота, грузиться будем. И неплохо бы прикрыть груз брезентом. Кстати, где мои патроны?
— Там открыто, заезжай. Канистры стоят около ворот, а брезента у меня нет, — немец выкладывает на стол патронные пачки.
— Нет, так нет, — мой груз что ли. Снимаю куртку и заворачиваю в нее патроны.
— Хальт! (стой нем.)
— Может мне еще и руки поднять? — поворачиваюсь к немцу.
— На вещевой склад загляни, там выдадут. Я договорюсь.
— Хм, Гюнтер, а ты точно немец? Где такие немцы побывали там евреям делать нечего.
Немец усвоил урок, на провокацию не поддаётся и возвращается к обслуживанию пары крепких молодых ребятишек цыганистой наружности. С немцем парни общаются на английском, а вот между собой, на чем-то, похожем на итальянский или на испанский. Я на этих языках, дай бог, дюжину слов знаю.
