Следующее сообщение пришло после одиннадцати. — Питер, случился апокалипсис. Остров затонул без предупреждения. Я слышал все это, слышал рев моря, крики, отчаянные призывы о помощи. Затем все стихло. За исключением сторожевых постов. Они продолжали общаться друг с другом. Какое-то время. В конце концов они угасли.
— Знаю, вам не захочется это слышать, но я нигде больше не слышал искусственных сигналов. За исключением двух случаев радиоизлучения с Земли. Из родного мира. Кроме них, тишина была ошеломляющей. Именно поэтому я связался с вами. Возможно, вы — это все, что есть на свете. Единственный разумный вид во Вселенной. Конечно, я не могу сказать этого наверняка. Но если это неправда, если есть другие, они настолько редки, настолько не распространены, что это вполне может быть правдой.
— Я жил в этой полной тишине. Юпитер вращался вокруг своего далекого солнца. И я ждал. Задаваясь вопросом, что происходит дома. Выжил ли кто-нибудь. Я не могу описать свою радость, когда девять лет назад, девять юпитерианских лет, пришли первые сигналы. Столетие по вашему времени. Голоса с Земли. Я не мог в это поверить. Я был в восторге. Возродился. И с тех пор ваши передачи скрашивают мои часы.
— Я с большой неохотой вмешался в ваши дела. И, честно говоря, в то, что вообще участвую в этом разговоре. Мои инструкции заключались в том, что, где бы я ни услышал сигнал, мне следовало хранить молчание.
— Пожалуйста, не уничтожайте себя. Не исчезайте. Я не хочу снова остаться один. Вы — все, что у меня есть.
Все это было давным-давно. После этого он замолчал.
Я не утверждаю, что Голос на самом деле что-то изменил. Но, как мы все знаем, обе стороны в конце концов проявили разумную дипломатию, и американо-китайская конфронтация прекратилась. У нас все еще случаются войны, но они, как правило, происходят в отдаленных районах, где партизанские отряды борются за контроль над недвижимостью и ресурсами. Но сейчас они происходят реже. К сожалению, терроризм не покинул нас, но он несколько ослаб, и статистика по террористам-смертникам уменьшается с каждым годом.
Десять лет назад экспедиция "Джава" сделала знаменитые снимки набора из восьми антенн и прямоугольной структуры на поверхности Ганимеда. И они запустили спутник вокруг этой планеты. Иногда мы видим роботов, обслуживающих антенны.
Лишь немногие принимают то, что называется "объяснением Атлантиды". По общему мнению, некая межзвездная сила увидела, что мы в беде, и вмешалась, чтобы помочь. Они полагали, что наше знание об их присутствии помешает нашему развитию. Поэтому они придумали легенду для прикрытия.
Некоторые, на самом деле многие, все еще думают, что это был Бог. Они указывают на такие термины, как "апокалипсис" и "рай", и советуют нам обратить внимание на Заповеди.
В любом случае, мы не слышали Голос с тех пор, как состоялась первая серия обменов мнениями. Я не уверен, во что верить, но с нетерпением жду того дня, когда мы пошлем кого-нибудь постучать в его дверь.
И что, как я думаю, мы обнаружим? Не могу не заметить, что несколько антенн направлены в нашу сторону.
ЯСНАЯ ПОЛНОЧЬ
Пять башен безмолвно возвышались на фоне сгущающейся темноты.
Сильви развешивала гирлянды на елке. Когда она была удовлетворена, то отступила на шаг и протянула руки. — Что ты об этом думаешь? — спросила она.
Ее отец развешивал зелень, которую они принесли с улицы. Он упорно продолжал называть ее так, несмотря на то, что она была ярко-желтого цвета, цвета местного хлорофилла. Он очень серьезно относился к традиции. — Давай посмотрим, как это выглядит. — Он взял пульт дистанционного управления и нажал на него.
Ничего не произошло. — Кажется, он не хочет работать.
Она протянула руку к устройству. — Нам нужен новый. — Она открыла его, отключила неисправную цепь и вернула ему. — Попробуй еще раз.
Лампочки замигали. Отец тоже загорелся. Он гордился ее умением обращаться с электронными устройствами. Она знала, что не так уж хороша в этом, но для него они все оставались загадкой.
Она посмотрела мимо огней, через окно во всю стену, на башни. Они были суровыми и холодными, серо-коричневыми от многовекового воздействия солнечного света и ветра, вылепленными, как детские многоугольники, с которыми она играла много лет назад. Более или менее похоже на каменный дом, который они выбрали в качестве жилого помещения. Она представила себе эти башни, какими они, должно быть, были в дни своего расцвета, наполненные светом, возвышающиеся над городом, который теперь частично погребен под равниной.
В коттедже пели рождественские гимны, а в задней комнате готовился тыквенный пирог.
Ее отец наблюдал за ней. — Что случилось, милая?
По всей равнине были разбросаны деревья. Поскольку на Капелле III не было смены времен года, они никогда не теряли своих широких плоских листьев и не меняли цвет. Они тоже были золотыми. Рождественские елки получились необычными, но мы сделали все, что могли.
— Там так одиноко.
Он проследил за ее взглядом, направленным на башни, и нахмурился. Она видела, что он не понял, что она имела в виду. — Да, — сказал он. — Так и есть.
Возможно, это было просто из-за ее настроения. Календарь, который они вели, мало походил на земную модель: это был просто подсчет количества дней с момента высадки, разделенных на недели. В этом мире угол наклона оси составлял всего лишь долю градуса; следовательно, в нем, по сути, не было времен года. Не было декабря. И, как бы долго ни длилось время, не было ощущения, что проходят годы. Они праздновали новый год только потому, что кто-то заметил, что в Лондоне сегодня Рождество. Ее отец и его друзья всегда обсуждали, как капелланцы могли воспринимать время. Сильви этого не понимала, но взрослые любили порассуждать на эту тему.
Как объяснил ей отец, существует только смена дня и ночи. Никаких времен года. И луны тоже. Эти люди были бы гораздо менее порабощены временем, чем мы. У них не будет ни дней рождения, ни лета, им никогда не исполнится двадцать один год. Сильви понимала это.
Она также понимала, что Рождества не будет. И он рассмеялся в своей обычной деликатной манере. — Видишь, как тебе повезло.
Никакого Рождества. Она посмотрела на редкие деревья и постепенно поднимающуюся в гору равнину и увидела, как солнечный свет золотит башни. Прошло столько лет с тех пор, как эти башни были построены. И это их первое Рождество.
Они были уже стары, когда над Вифлеемом засияла звезда.
Они стояли здесь, когда люди, которые впоследствии стали римлянами, приветствовали солнцестояние, приносили в свои хижины ветки и ягоды в качестве напоминания о приближении весны и праздновали это, даря друг другу подарки.
Никто не знал, как выглядели их обитатели. Они давно исчезли. Не осталось ни записей, ни изображений. Должно быть, они умели летать, потому что в зданиях не было средств перемещения с одного этажа на другой. Ни лестниц. Ни шахт. Наружные двери имелись на всех уровнях. — Будь осторожна, — предупредил ее отец в тот единственный раз, когда привел ее в строение, которое они называли Гнездом, — там длинный спуск.
У нее в спальне висела гравюра Марика "Капелланцы". На ней были изображены два великолепных орла-гуманоида, самец и самка, на вершине скалы на закате. Марик знал не больше, чем кто-либо другой, но Сильвия подумала, что он был близок к истине. — Они, должно быть, были похожи на орлов, папа, — сказала она, представляя, как бы выглядели эти существа, когда поднялись бы в небо.
Генри Хардинг Клосс назвал их "Детьми света" в своем знаменитом стихотворении.
Ее отец терпеливо улыбнулся. Она знала, что за этим последует. — С таким же успехом это могли быть летучие мыши, — сказал он. — Или газовые баллончики. Мы просто не знаем.
Он повернулся, чтобы рассмотреть скромную стопку подарков под елкой. На Капелле III было не так много возможностей для рождественского шопинга. Следовательно, если подарков было немного, они, как правило, компенсировались тем, что были более личными. — Что это? — спросил он.
Она изготовила для него кулон, выгравировав его имя, дату и надпись "Орлиное гнездо" на отполированном черном камне, который составлял его центральную часть. Ей хотелось огранить его в форме Гнезда, но для этого потребовался бы профессиональный ювелир. Кулон лежал в коробке, которую он взял рукой. — Ты не должен был смотреть, — сказала она.
— Ой. — Он изобразил на лице разочарование, поднес сверток к уху и легонько потряс его. — Звякает.
Она нахмурилась, забрала сверток у него и положила обратно под елку. — Как тебе не стыдно.
— Я люблю подарки, — сказал он, надув губы.
— Рождество — самое подходящее время для подарков. — Она склонила голову набок в кокетливой манере, которую приобрела недавно. Казалось, это очаровывало мужчин всех возрастов.
— Да, это так. — Он обнял ее за плечи, и его голос стал серьезным. — Но я открою тебе секрет.
— Какой? — спросила она, и ее глаза загорелись.
— Я не знаю, есть ли на свете удовольствие, сравнимое с тем чувством, которое испытываешь, когда получаешь продуманный подарок от того, кого любишь. — Его взгляд был устремлен вдаль, и она знала, что он думает о ее матери, потерянной на эти шесть лет. Но это настроение быстро прошло, и он обнял ее.
Это был хороший момент.
— У меня есть идея, — сказала она.
Ее отец опустился на стул. — Что это, любимая?
— Я думала о рождественской вечеринке этим вечером.
Он закинул ногу на ногу и заложил руки за голову. — Что насчет рождественской вечеринки?
Они перегрузили свой общественный центр, который теперь был вынужден обслуживать гостей в две смены. Это было длинное одноэтажное здание, удобно расположенное недалеко от центра археологических раскопок. С прибытием "Эксетера" через несколько месяцев численность общины должна была увеличиться вдвое. И перспектива того, что на следующее Рождество все соберутся вместе, пугала.
— Папа, в башнях есть пара довольно просторных помещений. Почему бы не перенести все туда?
Он выглядел удивленным, и его улыбка стала жестче. — Ты имеешь в виду вечеринку? — Казалось, он с трудом верил, что она может говорить серьезно.
— Конечно. Почему бы и нет?
— Почему? С какой стати ты хочешь это сделать?
Потому что там жили капелланцы. Потому что это способ отпраздновать то, почему мы здесь. Но она ответила только: — Потому что там много места.
Он смягчился. — Это не сработает. Это хорошая идея, но мы действительно не можем этого сделать.
Было почти физически больно думать о том, что сегодня ночью в доме капелланцев будет темно и холодно. Из всех ночей, когда это возможно. — Это будет несложно обустроить, — настаивала она. Для удобства исследователей уже были установлены обогреватели, так что холод не будет проблемой. Насколько она могла себе представить, нужно было всего лишь расставить столы и стулья, переставить спиртное и на скорую руку украсить помещение. Немного хлопот, но оно того стоило.
— Думаю, что для этого потребуется много работы, Сильви. И уже поздно.
Верхушки башен сверкали в лучах заходящего солнца.
— Мы бы помогли. — Она знала, что ради такого дела ее друзья не остались бы в стороне. И перспектива света и тепла в древних зданиях ошеломила ее. Это было то, чего хотели бы жители Капеллы. — Пожалуйста, папа.
Он улыбнулся той грустной улыбкой, как в плохую погоду, которая должна была означать, что это сложный вопрос, дело взрослых, которое лучше оставить в покое. — Мы действительно не можем поступить так, Сильви. Это было бы неправильно.
— Разве это неправильно? Почему бы и нет?
Он выглядел смущенным. Ее отец был худощавым мужчиной лет тридцати пяти. Он отличался официальными манерами и одеждой, что выделяло его из большинства коллег. Наблюдатель постарше заметил бы, что он, казалось, всегда говорил с расстояния. Его серые глаза были широко расставлены и, как правило, устремлены куда-то за плечо собеседника. В сочетании с постоянным чувством рассеянности, как будто его занимало что-то очень важное, они создавали впечатление, что он мог уделить слушателю лишь малую толику своего внимания. Ему было лучше с Сильви, которая была единственным человеком в мире, этом или любом другом, который, можно сказать, по-настоящему трогал его. Тем не менее, сейчас он обратил свой озабоченный взгляд на нее. — Потому что мы должны относиться с уважением к этим местам, Сильви. Не знаю, как это объяснить. Не уверен, что смогу выразить это словами, которые будут иметь смысл, но было бы просто дурным тоном устраивать вечеринку там. — Он посмотрел на башни. — Здесь есть люди, которые сочли бы это почти кощунственным. И я не уверен, что они были бы не правы.
Сильви не могла представить, почему кто-то может возражать. И ей понравилась идея подарить капелланцам рождественскую елку. — У них никогда не было елки, папа. У них даже не было Рождества.
— У нас есть елка вон там, в углу. Может быть, ты не заметила, любимая.
— Это для нас, папа. Это должно быть так, чтобы все могли это видеть. Не думаю, что капелланцы были бы против.
Он встал, и его тон перешел в режим окончания дискуссии. — Если бы они были поблизости, мы могли бы спросить их, Сильви.
Он ушел, чтобы помочь с приготовлениями к сегодняшней вечеринке, и оставил ее мрачно разглядывать елку и башни.
Всего их было пять, и назывались они, по непонятным для нее причинам, "Королева", "Гнездо", "Бриллиант", "Замок" и "Двор". Это были круглые здания, и при правильном освещении они напоминали шахматные фигуры. Дворец Королевы был увенчан пентхаусом, который, по мнению кого-то, должен был напоминать корону; стены Двора образовывали трехъярусное ограждение. Бриллиант был ограненным сооружением, зданием с множеством граней и углов. Сторона Гнезда, обращенная к городу, была отмечена широким открытым балконом. Самым коротким и широким из сооружений был Замок: он был примерно трехэтажным, с башенками, парапетами и зубчатой крышей.
Сильви вышла на террасу.
Она была очарована видением Марика: ей бы понравилось стоять рядом с орлом-самцом на его жердочке. На его жердочке. Она никому не сказала, даже своей лучшей подруге Джейми, но ей пришло в голову, что мальчики были бы намного интереснее, если бы у них были крылья. И с лазурно-голубым взглядом капелланцев, проникающим прямо в душу.
Ее взгляд упал на балкон в верхней части Гнезда. Она представила себе орлов с картины, которые небрежно стояли на его краю, соприкасаясь крыльями, и смотрели на город.
Небо затянуло облаками, в воздухе кружились снежинки.
Пять башен были суровыми и пустыми. Давно заброшенными. Время от времени в ночи раздавались рождественские гимны, и было видно несколько огней. Их было больше, чем обычно. Некоторые люди уже направлялись к общественному центру. Несколько лет назад она заметила, что в это счастливейшее время года воспоминания о матери приобретают особую остроту. Она начала подозревать, что в Рождестве есть что-то такое, что обостряет все эмоции, и не только приятные. Что-то, что говорило ей о большем, чем просто уважение к другим, а скорее, казалось, проникало в самую глубину ее души. Вот кто ты есть. Вот что ушло.
