Я кивнул, но далеко не так уверенно как хотелось бы. Слова охотника, посвященные умению стрельбы из лука, выветрились из моей головы, стоило им попасть туда. После долгожданного собственноручного снаряжения лука льняной тетивой, погрязший в самовосхвалении и фантазиях о будущих уроках, я пропустил мимо ушей большую часть его объяснений. Но в тот момент меня это не смутило — слишком уж часто я видел как тянет стрелы сам Манабу, и потому не испытывал сомнений в собственных возможностях. Возможно — зря.
— Покажи, — чуть прищурившись, попросил охотник, видимо уловив во мне нотки неуверенности. — Давай.
Легкий кивок и, едва передвигая негнущиеся ноги, я отвернулся от пристального взора наставника. Зачем я только спросил? ..
Стоп, а до этого он, что не наблюдал? Что за странная игра?
Тряхнув головой и выбросив из головы лишние мысли, я сконцентрировался на собственных движениях. Третий выстрел намеревался быть самым сложным испытанием за сегодняшний день. Я уже чувствовал пристальный взгляд охотника, ощущал его внимание, его интерес, его надежды возложенные на меня. Моральный прессинг мешал едва ли не сильнее остро болящего указательного пальца и отчего-то трясущихся рук.
Кажется, я все-таки боялся. Боялся разочаровать своего первого наставника, боялся его безразличия, боялся остаться без него. А кто виноват? Только я. Моя самоуверенность и мысль о превосходстве собственного разума сыграли со мной в злую шутку — я разучился слушать окружающих взрослых и учиться у них. Нет, не так. Я не принимал их опыт, не слушал их доводы, не обращал внимания на воспитательные речи. Я стал безалаберен, сконцентрировавшись лишь на физическом развитии, пренебрегаю духом. Возомнил о себе слишком много.
— Тут не правильно, — на мое правое плечо опустилась тяжелая ладонь Манабу. — Почему ты тянешь рукой?
Что?
Неожиданный вопрос загнал меня в тупик, быстрее, чем любое мое размышление о себе самом. Почему я тяну рукой? А как еще? Что он намеревался от меня услышать?
Отпустив слегка натянутую тетиву, я обернулся навстречу Манабу. Кажется, мы друг друга недопонимали.
— Акио, ты вообще меня слушал? — в мои глаза уперся взгляд охотника с легко читаемой толикой разочарования. — Что я говорил о натяжке тетивы?
Мое молчание затянулось. Не представляя, что еще можно делать, я просто во все глаза наблюдал за рассерженным охотником. Впервые за почти год нахождения в этом доме Манабу был мною не доволен. Он смотрел на меня так, будто я не пропустил часть его объяснений, а едва ли не похитил какую-нибудь святыню — зло и разочарованно. Я же этот взгляд стоически терпел. Знал, что заслужил.
В мою голову медленно пробиралось осознание — во мне разочаровались, меня бросят. Страх вновь остаться одному, без поддержки, сил и крыши над головой растекался по венам ледяными ручейками, холодя не хуже той самой памятной ночи в лесу. Под его давлением гордость уже достаточно взрослого человека отходила на второй план, выпуская на волю основные инстинкты. Еще мгновение и я бы бросился на колени просить прощения за собственную несобранность. "Мне нужен Манабу! — будто шептало мне на ухо собственное чувство самосохранения. — Нужен до поры до времени. Извиняйся! Моли прощения!"
Но я не успел. Охотник меня опередил.
Манабу громко вздохнул, устало прикрыв глаза рукой.
— Ками-сама, все время забываю, что ты лишь ребенок... — сказал он, смотря на меня уже своим обычным, ничего не выражающим взглядом. — Прости.
Я молчал и не шевелился, боясь спугнуть свою удачу и одновременно осмысляя его слова. Значат ли они, что я действительно веду себя не соответствующе своему возрасту? Значат ли они, что мое притворство несовершенно? Грозило ли это мне чем-нибудь? Черт! Не хватало мне еще одной порции важных вопросов без ответов.
— Иди сюда, я покажу еще раз, — чуть улыбнулся охотник, вырывая меня из легкого оцепенения. — Смотри.
Неожиданно для меня сбросив легкую рубашку, Манабу поднял собственный лук и без стрелы натянул тетиву.
— Видишь? — не оборачиваясь, спросил он, замерев в этой позе.
Да, видел. Теперь, когда одежда не скрывала его тела, я воочию видел, как под кожей перекатывались канаты мышц. Развит Манабу был неравномерно — почти отсутствующий пресс, правая грудь немного больше левой, не перекачанные руки, но вот спина и плечи, были выдающиеся. Не самое лицеприятное зрелище и явно не мой идеал красивого тела.
Охотник отпустил тетиву и вновь её натянул, демонстрируя как сводятся вместе лопатки, как почти простаивает бицепс, как напряжены дельтовидные мышцы... Вот оно, озарение — Манабу почти не использовал руки при стрельбе — всю работу брали на себя плечи и спина.
Я же, тянул руками...
— Понял? — вновь интересовался Манабу, оборачиваясь в мою сторону.
Преисполненный сомнений, я кивнул. Могла ли эта краткая демонстрация действительно помочь мне? Моя проблема заключалась явно не в умении натягивать тетиву и работать плечами и спиной, а в срывающейся с большого пальца, а точнее с кольца, стреле. Сомневаюсь, что это было связано с занятыми натяжкой бицепсами — мне то ли не хватало силы в пальцах, то ли этот хват действительно был плодом больного воображения.
— Что ж, уже хорошо, — улыбнулся Манабу и, подойдя, взъерошил мои отросшие волосы. — Теперь разберемся с твоим хватом...
* * *
Поджав под себя ноги Анзу сидела в большой задней комнате, наблюдая через открытые перегородки за тренирующимися мужчиной и мальчиком. Наблюдала и уже попросту не находила сил удивляться невероятному малышу. Не прошло еще и года с начала полноценных занятий, а Акио уже взял в руки лук. Его прогресс даже для неё, человека мало разбирающегося в подобном, казался чудовищным.
Была в этом вина и её мужа — Акио он гонял без устали и жалости, без скидок на возраст и погоду. Мальчик, маленький мальчик четырёх лет от роду изматывался до такой степени, что смотреть на него без слез она не могла.
Казалось, после пройденного в таком юном возрасте Акио заслужил нормальное, счастливое детство, теплоту родительской любви и заботы, но нет. Манабу так не считал.
Сколько раз она, видя страдания ее нового сына, в разговорах с мужем поднимала одну и ту же тему? Сколько раз она слышала неизменный ответ? Неисчислимое количество. А несколько десятков бесплодных попыток отгородить сына от помешавшегося на своём Манабу?
Ей не удалось — Манабу был непреклонен, его авторитет неоспорим. Все что оставалось Анзу, лишь всеми силами поддерживать бедного Акио. Ежедневные припарки, легкий массаж максимально большие порции еды — как могла, старалась она смягчить последствия безрассудных тренировок её мужа.
Но даже так, пусть Анзу и были неприятны методы Манабу, день изо дня она находила у себя время, чтобы понаблюдать за своими мужчинами. Это напоминало ей о тех недалеких временах, когда с лица мужа не слезала улыбка, когда по заднему двору бегали другие детские ножки, когда другой мальчик со счастливой улыбкой делился за столом своими впечатлениями о сегодняшнем дне. Но они прошли.
При появлении в жизни Анзу мальчика она, кажется, наконец смогла отпустить своего сына, образ которого изо дня в день преследовал её. Дом больше не пустовал, не навевал на неё тоску своим одиночеством, не пробуждал раз за разом печальные воспоминания. Он вновь стал тем местом, куда Анзу желала поскорее вернуться после коротких вылазок в город с мужем, тем местом, что грело саму женщину и её семью.
Она видела, как изменился и Манабу. Коривший себя за случившееся, её муж закрылся, отгородился от неё. День изо дня он пропадал в лесу, пытаясь забыться в работе, возвращаясь поздними вечерами, бичуя и истязая себя заслуженной, как он считал, виной...
Анзу встряхнула головой, отгоняя мрачные мысли. Что было, то прошло.
— Все хорошо? — сухой голос Манабу раздался совсем рядом с её ухом.
Анзу встрепенулась — столь глубоко задуматься, что пропустить появление мужа, для неё было в новинку.
— Да, — кивнула она, посмотрев на присевшего рядом мужчину. — Чаю?
Заметив легкий кивок со стороны мужа, Анзу выверенными движениями наполнила керамическую кружку дымящимся напитком и передвинула её поближе к нему.
— Как он? — как бы невзначай спросила Анзу, продолжив внимательно наблюдать за тренировавшимся натягивать тетиву мальчиком.
Манабу ответил далеко не сразу, то ли раздумывая над ответом, то ли действительно наслаждаясь чаем. Но не прошло и минуты, как он, сделав несколько глотков, аккуратно поставил чашку на крохотный столик и глубоко вздохнул.
— Он очень смышленый малыш, — таинственно изрек Манабу, не сводя глаз с подопечного. — И более чем способный.
— Но... — Анзу опустила глаза в пол, невольно вспоминая детские болезненные стоны, которые зачастую доносились из детской комнаты Акио, — не слишком ли...
Манабу в ответ лишь покачал головой, не собираясь вновь разговаривать на эту тему.
— Но он еще мал! Ему только четыре! Даже Минору... — Анзу осеклась, видя как вздрогнул её муж при имени родного сына, но все же нашла в себе силы продолжить. — Даже Минору лишь к пяти годам взялся за лук... Дорогой, может быть, ты все-таки спешишь?
— Спешу? — Усмехнулся Манабу, переведя взгляд на взволнованную жену. — Поверь, нет. Я скорее наоборот оттягиваю, как могу.
Охотник отвернулся от жены, что непонимающе уставилась на своего супруга, вновь переведя взгляд на занимающегося мальчика. Анзу видела, как зрение Манабу расфокусировалось, как напряглось тело, как начала тяжело вздыматься его грудь. Сейчас он, отрешившись от реальности, вспоминал то, о чем всегда хотел позабыть.
— Знаешь, мой отец был... тяжёлым человеком. Все свою жизнь он провел, руководствуясь лишь своими правилами и принципами, не считаясь с чужими мнениями и желаниями. Закономерно, что это и свело его в могилу.
Анзу замерла, крепко сжимая в руках керамическую кружку, что грозилась в любой момент треснуть под напряженными пальцами, и внимательно слушала охотника. С его отцом она знакома не была — тот умер ещё до их встречи, — да и как-то не особо горела желанием, но и история, как поняла она, была не совсем о нём. Это было больше похоже на небольшую отповедь, что в итоге давало ей шанс разузнать о юности Манабу ещё больше. Уж что-что, но по этой теме блеснуть знаниями она не могла — слишком редко Манабу пробирало на откровенные разговоры.
— Я до сих пор помню тот день, когда он решил дать мне в руки оружие, — продолжал охотник, незряче смотря на приемного сына. — Мне было примерно столько же, вот только я был куда большим ребенком, чем он... Нет, не так. Я был обычным ребёнком.
— Что ты имеешь ввиду? — видя, что муж замолчал, спросила Анзу.
— Подумай сама, — Манабу вновь повернулся к ней, — ты разве не замечаешь ничего необычного? Я помню своё состояние после таких же тренировочных дней, помню свои слёзы от боли в теле по вечерам и истерики из-за нежелания продолжать по утрам, помню как бегал к матери в надежде спрятаться от отца... И это было бы нормальным для любого ребёнка того возраста.
Анзу, не желая поддерживать разговор на эту тему, просто молчала. Слова частично направленные в сторону Акио неведомым образом задевали и её саму. Как он может так думать о милом, старательном и умном малыше?
— У него была не простая жизнь, — все-таки не выдержав, принялась защищать своего сына Анзу. — Он многое пережил...
— Это все равно не норма... — начал было Манабу, но прервался. — Забудь. Просто забудь. Мне кажется, я порой воображаю слишком много лишнего.
Анзу лишь кивнула, без слов соглашаясь с мужем, который, по ее мнению, после инцидента с Минору стал сам не свой.
— В любом случае, отца мое поведение не трогало, — продолжил Манабу свой рассказ. — Он шёл по проторенной им же дорожке, следовал собственным планам и его нисколько не интересовало мнение ребёнка по этому поводу. Я, лишенный своего выбора страдал из-за чужого ... В итоге отец добился лишь того, что к своей юности я уже во всю ненавидел охоту и все с ней связанное.
— Но сейчас ты... Почему? .. — недоумевала Анзу, прекрасно зная чему их семья обязана своим заработком.
— Жизнь отлично умеет заставлять людей меняться, — ухмыльнулся Манабу. — И я не избежал этой участи.
Манабу встал с колен, поднялся и, выпрямившись, продолжил говорить, уже не сводя глаз с Акио.
— Когда у нас появился Минору, я решил, что не уподоблюсь своему отцу, не заставлю сына идти на поводу собственных желаний. Мое детство не должно было повториться с ним, у него должен был быть выбор. И я его дал. Пусть из-за этого мне и пришлось почти два года заинтересовывать его в охоте, прежде чем он сам не попросил, я не жалел. Только потом, когда Минору...
Охотник осекся, вновь затронув больную для них обоих тему, но, видимо почувствовав мягкую ладонь Анзу на своём плече, смог себя переселить.
— И теперь появился он... — каждое новое слово давалось ему все сложнее. — Акио. Я смотрю на него и вижу одновременно и себя в его возрасте — страдающего, перенапрягающегося, держащегося лишь на упорстве и выдержке, и сделавшего собственный выбор Минору. Выбор, за который он же и поплатился.
Лёгкий стук железа об дерево и последовавший за ним радостный детский вскрик нарушил сложившуюся вокруг Анзу и Манабу интимную атмосферу. Ощущение таинства исчезло, истаяло в воздухе, стоило обоим супругам переключить внимание на довольного мальчика в десятке метрах от них. Акио, сумевший пустить свою первую стрелу из достаточно мощного лука, резво подпрыгивая, бежал к ним.
— У меня получилось, — громко кричало им чадо со своими необычными, а теперь и горящими от восторга, глазами и блаженной улыбкой на лице. — Вы были правы, Мори-сан, я просто неправильно зажимал тетиву!
Мори-сан... Немного неправильно, но Анзу действительно нравилось, когда Акио так обращался к её мужу. Подобное дистанцирование от него приятно ей грело душу — в такие моменты она понимала, насколько же она на самом деле ближе ребёнку. Ведь он с первого дня называл её "Анзу-сан"...
— Молодец, — скрыв довольную улыбку, огласил Манабу. — Теперь практикуйся, пока я не подойду. Договорились?
Акио, не раздумывая ни секунды, отчётливо кивнул и, развернувшись на пятках, вновь выбежал на улицу.
Анзу с любовью смотрела ему в след. Не смотря на все произошедшее в прошлом, сейчас она имела право называть себя счастливой. Спасибо тем богам, что в миг нужды подкинули ей этого удивительного ребенка, — энергичного, смышленого, послушного и не капризного. Маленький идеал родительского счастья, чьи глаза и цвет волос только сильнее подчёркивали его необычность и уникальность.
И растить такое чудо, было доверено ей.
— Анзу... — вновь подал голос Манабу. — Я не хочу повторения истории с Минору.
— Ну, так учи его лучше, — тихо сказала она, поднимаясь с колен. — Или не учи вовсе.
