Конкистадор поневоле

— Ругаюсь, — ответил Семен, помогая десятнику подняться. Сказал первое, что пришло в голову, но прозвучало убедительно и вопросов не вызвало. Ну, в самом-то деле, чем еще заниматься после боя? Только крыть последними словами всех подряд, и, в первую очередь, тех, кто задает дурацкие вопросы.

Правда, еще одно дело победителю вместно — обшарить трупы или, говоря цивилизованно, собрать трофеи. Однако этим и помимо Семена нашлось, кому заняться. А те самые землекопы, которые вот только что виртуозно обеспечили им прорыв, снова оказались при деле. Сейчас они быстро, но аккуратно разрушали крепь вражеского тоннеля. Она, кстати, оказалась ничуть не хуже их собственной, немцы постарались, однако выбить бревнышки труда не составило, и потолок, а следом и стены начали складываться. Потом таким же образом обрушили и собственный тоннель. Все, оборона была восстановлена, и полякам оставалось лишь кусать локти.

Добыча, правда, оказалась невелика. Мину наемники заложить полностью, очевидно, не успели, всего-то три бочонка пороха и удалось взять. С трупов же сняли тощие кошели и оружие, почти исключительно холодное — возиться с пистолетами рядом с пороховыми бочками явно показалось диверсантам не лучшей идеей. Трофеи тут же разделили по-братски. Семен, правда, от нескольких медяков отмахнулся, а вот тесак собственноручно убиенного врага прихватизировал под недовольное ворчание остальных. И было от чего ворчать — оружие оказалось весьма неплохим. Полуметровый клинок, хорошо отточенный и толстый в обухе, на таком повисни — не сломается. Гарда не очень велика, но руку защищает неплохо. И сталь отменная, уж это Семен определил сразу. Для боя в ограниченном пространстве вполне подходящее оружие. Естественно, глаз на него положили многие, но тут уж извиняйте, хозяина ценной железяки завалил именно Семен, так что претензии остальных выглядели неубедительно. И вообще, он оказался самым результативным сегодня, и оспаривать его право желающих не нашлось.

Надо сказать, бой обошелся им не такой уж дорогой ценой. Убитых не оказалось, правда, раненых аж четверо, причем один тяжело, и вопрос выживет он или нет оставался исключительно в цепких руках бога. Ну и пришельцев из будущего, конечно, но Семен не был уверен, что лейтенант ради раненного захочет тратить запасы современных лекарств. Остальные трое отделались царапинами — двоим попало по рукам, что в толчее беспорядочного боя в темноте неудивительно, а десятнику наемник, которого он придушил, едва не отгрыз палец. Противнику досталось куда серьезнее — и все труды насмарку, и полтора десятка человек в том туннеле полегло. В основном успех оказался достигнут благодаря внезапности нападения, но главного — результата — этот нюанс не отменял.

Выйдя наверх и проморгавшись от ударившего в привыкшие к сумраку подземелий глаза солнца, Семен нос к носу столкнулся с лейтенантом. Тот выглядел довольным, как пережравший сметаны кот. Еще бы — их группа сработала успешнее, мина там была полностью заложена, и народу минимум. Справились быстро и без проблем, никого даже не ранило.

Еще лейтенант, усмехаясь в щетину, уже потихоньку превращающуюся в настоящую, хоть и короткую, бороду, продемонстрировал Семену простейшее устройство, превращающее обычные бочки с порохом в мину замедленного действия. Как всегда, все гениальное просто. Обычная свеча, толстая, с внушительным фитилем. Ставится на открытую бочку и поджигается. Свеча догорает, поджигает порох, и — бабах! Конкретно эту успели даже установить, но стоило защитникам города вломиться в галерею, как поджигать ее вдруг разом стало некому.

Ну и на финал истории о драке со счастливым концом стало появление Матрены. Развязалась, наверное, хотя, скорее всего, просто отец, убедившись, что все кончилось, ее выпустил. Подошла, лучезарно улыбаясь, и... отвесила Семену такую пощечину, что ему показалось, будто мозги из черепа влетели прямиком в ухо. И, главное, даже протестовать не получится — и без слов ясно, за что получил. За дело.

Пока Семен, глядя вслед неспешно удаляющейся средневековой феминистке, перебирал в голове слова, которыми можно было ее обложить этажей этак в пять или шесть, лейтенант, подойдя, хлопнул его по плечу.

— Это любовь... Все, ты попал.

— Да пошел ты, — буркнул в ответ Семен.

— Я-то пойду. Но неужели ты считаешь, что это тебе помо...

Договорить он не успел. Звонко пропел колокол, и оба они помчались на стену — поляки, очевидно, еще не сообразив, что взрывать сегодня никто и ничего уже не будет, пошли на приступ.

На этот раз не было никаких хитрых заморочек с артиллерийской засадой и фланговым огнем. Это в прошлый раз имелась надежда, что не слишком многочисленные наемники, понеся разом серьезные потери, отступят. Поэтому и требовалось не спугнуть противника раньше срока и позволить ему попасть в огневой мешок, сейчас же расклады стали иными. Поляки не отступят, они хотят войти в город, хотя на кой он им сдался, непонятно. А стало быть, их надо уничтожить. Любой ценой. Всех. А потому, как только они оказались в зоне поражения, заговорили пушки.

Конечно, можно сколь угодно долго смеяться над старыми орудиями, особенно сравнивая их с монстрами, рожденными на четыреста лет позже. Однако когда чугунный шар бьет в центр плотного строя, тем, кто оказался на его пути, от того, что в них попали из морально и физически устаревшего орудия, не легче. Такого разлета рук, ног и голов, как после залпа со стен города, Семен еще не видел. Места, куда попадали ядра, больше всего напоминали кровавые полосы.

А потом штурмующие вдруг развернулись и отступили, причем отход их больше напоминал бегство. Скорее всего, до них, наконец, дошло, что взрывов на сегодня не планируется, а умирать просто так наемники не собирались. Фактически, бой закончился, не начавшись. Вот только подсказывал здравый смысл, что далеко враги не убегут, и большая война для тихого и сонного провинциального городка не закончилась.

Следующие два дня прошли относительно мирно. Поляки к городу приблизиться даже не пытались — очевидно, полученная трепка добавила в их головы немного мозгов. Семен в эти дни, за исключением дежурств на стене, откровенно бездельничал. Даже удивительно, однако ситуация, когда никому от него ничего не нужно, была для незадачливого хроноразведчика абсолютно непривычной, и даже чем-то понравилась. Конечно, немного скучно, зато можно, наконец, хорошенько выспаться и отлежаться. Единственно, Матрена начала его сторониться, а при встрече отделывалась дежурными фразами. Семен удивился, почувствовав, что такое отношение его задевает, но развить это во что-то осмысленное не успел, потому что на третий день, ближе к вечеру, поляки вновь начали активные шевеления.

В этот раз они вновь решили попробовать нанести стенам урон с помощью артиллерийского обстрела. Правда, видимо, для разнообразия, они подготовились не в пример лучше. Во всяком случае, орудия им привезли серьезные. Это стало ясно после первого же выстрела, когда зубец, в который угодило ядро, разлетелся на мелкие куски. Осколки кирпича хлестнули по людям, истошно завопили раненые и ушибленные. А само ядро оказалось размером с человеческую голову. Рядом лежала одна, начисто оторванная, так что было с чем сравнивать. Игнорировать такой аргумент было уже сложно.

Весь следующий день обстрел продолжался. Медленно, неторопливо — пушка, судя по всему, была одна, и стреляла не слишком часто, в час примерно раза два. Однако на стене за это время образовалась куча весьма солидных выбоин, и стало ясно — с новой угрозой надо что-то делать.

С утра Семен, вооружившись биноклем, расположился в башне и довольно быстро обнаружил место, где стояла пушка. Дальнобойностью, по местным меркам, она обладала просто выдающейся, уверенно ведя обстрел аж с полутора километров. И попадая, хотя, надо сказать, по такой цели, как город, промахнуться было сложно.

Лейтенант появился чуть позже. Прислонился к стене, понаблюдал за Семеном, потом хлопнул его по плечу:

— Ну что, нашел что-нибудь?

— Угу, — Семен протянул ему бинокль. — Во-он, куда спрятали, хитрецы.

По его описаниям лейтенант довольно быстро нашел пушку, несколько минут разглядывал ее, не отрываясь, потом вздохнул:

— Отсюда не достать.

— Ага, ничем, — согласно кивнул Семен. — Разве что ракету какую изобрести.

— И пальнуть в белый свет, как в копеечку, — продолжил его фразу лейтенант. — Не говори ерунды.

— Как ты думаешь, чего они сюда лезут? Медом им здесь намазано, что ли?

Лейтенант оглянулся, убедился, что никого поблизости нет и, понизив на всякий случай голос, буркнул:

— За нами они лезут, другого варианта не вижу. И подставляем мы местных, выходит, со страшной силой.

— Угу...

— Что, угрызения совести замучили?

— Есть малехо.

— Ну и плюнь, — неожиданно усмехнулся лейтенант. — Самое глупое занятие — предаваться самобичеванию. Лучше уж вместо этого помочь народу отмахаться. А если бы мы поставили себе в задачу просто спасти свои шкуры, то давно могли бы уйти, тем более, никто не держал. Сплошного кольца осады нет и не предвидится, так что нас они бы не поймали. Но я подумал, что лучше побрыкаться здесь, тем более, время работает на нас. Воевода уже послал за помощью, правда, я подозреваю, всем будет не до нас. Здесь сейчас такое творится... Впрочем, непринципиально. Довольно скоро поляков изгонят с этих мест, и в том, чтобы продержаться до того момента, я не вижу ничего невозможного.

Будто опровергая его слова, вновь тяжело бухнула пушка, и ядро выбило из стены гроздь осколков. Совсем рядом выбило, кстати. Лейтенант поморщился:

— Нет, с этими уродами надо что-то срочно решать. Иначе они на радостях притащат еще одну такую дуру, и будет нам совсем невесело.

— Попробуй.

— И попробую. Кстати, разгадай старую загадку. Наведет стеклянный глаз, щелкнул раз — и помним вас.

— Фотограф?

— Ты оптимист. Пессимисты отвечают снайпер, — усмехнулся лейтенант и потянул откуда-то из-за угла снайперскую винтовку. Долго вглядывался в позицию артиллеристов через прицел, а потом вздохнул: — Не достать.

— И я о том же.

— Отсюда не достать. А вон с того пригорка — запросто.

Холмик, напоминающий небрежно выдавленный прыщ, торчал метрах в семистах позади вражеских позиций, на что и указал лейтенанту Семен. Тот лишь отмахнулся:

— Обойду, не проблема. Говорю же, сплошного кольца осады нет, а с секретами как-нибудь разберемся.

— Когда пойдем? — деловито поинтересовался Семен.

— Ты остаешься.

— Не доверяешь?

— Прости, но в этот раз я пойду один. И да, не доверяю твоей способности ходить по лесу и оставаться необнаруженным. Да и кашляешь ты все еще, пробьет тебя не вовремя — и все, демаскируешь напрочь. Я и остальных-то не возьму. Не та у них подготовка.

Это оказалось неожиданно обидно, хотя умом Семен понимал, что лейтенант прав. И вообще, дело прежде всего, чай, не красна девица, понимание есть, и потому, справившись с эмоциями, он как можно небрежнее поинтересовался:

— А ты вообще кто?

— В смысле?

— В прямом. Ты знаешь больше, чем хочешь показать, подготовка у тебя интересная. Твои ребята попроще, это заметно, а ты прямо Джеймс Бонд какой-то. Я, конечно, не все знаю и не все умею, но глаза-то у меня есть.

— Глаза есть, конечно, — лейтенант посмотрел на Семена так, что тому разом стало неуютно. С интересом посмотрел. Интерес, такой интерес — сожрать или повременить немного. Тут лейтенант усмехнулся, и наваждение, мигнув, сгинуло. — Наверное, ты прав, но давай все же не сейчас. Вернусь из рейда — тогда и объясню... кое-что.

Оставалось только согласиться, других вариантов все равно на горизонте не просматривалось. И вечером лейтенант уходил через уже знакомый подземный ход. Шел в одиночку, хотя, конечно, все трое товарищей проводили его, да еще и, выбравшись первыми, проверили, нет ли засады. Так, на всякий случай. Но все было тихо, и диверсант, выбравшись наружу, не сказав ни слова, бесшумно растворился в темноте.

Весь следующий день стенобойное орудие исправно ухало, заражая обороняющихся унынием. А Семен все больше нервничал, хотя и понимал — вряд ли лейтенант начнет действовать посреди бела дня. В конце концов, победа — удел терпеливых. Так что сидел он дома, лопал пироги, которые невесть с чего решила напечь Матрена, и думал, извиниться перед ней или же нет. Решил, что не стоит, поскольку хорошо помнил старую истину: если вы уступите женщине хотя бы дюйм, она тут же запаркует туда свою машину. Кто это сказал, Семен не помнил, но фраза была... жизненная.

На стену он вновь поднялся примерно за час до захода солнца. Однако все оставалось по-прежнему. Действо началось только в сумерках — похоже, эстетствующий лейтенант решил, что в это время фейерверк будет лучше смотреться. В польском лагере рвануло, да так, что прошлый раз, когда разнесло мортиры, казался детским баловством в песочнице. Похоже, лейтенант решил не мелочиться и подорвать пороховой склад. В результате часть посада и, соответственно, тех наемников, которые в нем расположились, попросту сдуло. Бревна взлетали метров на пятьдесят, а ствол орудия, так досаждавшего крепости, отшвырнуло к самому лесу. Семен хорошо видел в бинокль, как бронзовая дура весом, наверное, в тонну, вращаясь не хуже городошной биты летела, сметая все на своем пути до тех пор, пока не воткнулась в глинистый склон. Впрочем, и там она задержалась недолго. Громыхнуло (правда, надо признать, по сравнению со взрывом совсем дохленько), и ствол орудия, вылетев из земли, плюхнулся в грязь. Очевидно, в него уже был заложен пороховой заряд, и сейчас хорошенько разогретый, он сдетонировал.

Ну все, теперь оставалось только ждать возвращения лейтенанта. В том, что он сумел уйти, Семен не сомневался ни на миг — после устроенного им веселья полякам оставалось только контузию залечивать. Тем, кто уцелел, естественно. В такой ситуации ловлей диверсанта, даже если его обнаружили, заниматься сложно. Конечно, оставался вариант, что его самого могло накрыть взрывом, но верилось в это с трудом — не тот человек.

Лейтенант вернулся только под утро — делал большой крюк, чтобы не столкнуться ненароком с мечущимися ляхами. А бегали они знатно. Лейтенант, щуря красные от усталости и недосыпу глаза, хохотнув, сказал, что ощущение, будто они обожрались красного перца с чесноком напополам, а теперь пришла пора сходить на горшок. Остальные посмеялись немудреной шутке и оставили командира в покое — тот, поев, сразу отправился в баню, а потом завалился "соснуть минуток шестьсот-семьсот". Единственно, успел рассказать, как было дело.

Как и предполагал Семен, лейтенант решил не рисковать с диверсией средь бела дня. Но и устраивать пальбу с дальней дистанции он тоже не захотел. Не потому, что это было сложно, а из-за низкой эффективности. Ну, положит он пушкарей, а что дальше? Найдут других, пускай и похуже, справятся как-нибудь. Повторить трюк с мортирами тоже не получалось. Фокус с бомбой провернуть не светило за отсутствием последних. Пороха в больших количествах возле пушки и вовсе не наблюдалось. Поляки, надо отдать им должное, учились быстро, и теперь порох складировали в стороне, поднося его небольшими порциями. Но вот то, что кому-то хватит наглости устроить налет на пороховой погреб, они не предусмотрели.