Я же думала, что осталось от моей машины в этом гибриде отца русского и десяти негритосских матерей.
— Тридцать процентов... — меланхолично вслух проговорила я, сколько осталось.
— Да вы что, обалдели что ли?! — подпрыгнул он. — Да ведь нам придется платить за патент, регистрировать его за рубежом, развивать производство, брать кредит... Мы не можем никак претендовать на меньше семидесяти процентов прибыли! — взмолился он, даже вспотев. — Мы просто не окупим! Какие тридцать, нам минимум семьдесят!
— Да вы посмотрите, тут и двадцати пяти нет! — возмутилась я, тыкая пальцем в салон. Думая, что речь идет о том, сколько от моей машины в этой.
— Шестьдесят пять! — сказал он обречено.
— Тридцать пять! — пошла я на попятную, не понимая, чего он так дергается
— Шестьдесят три...
Мы начали торговаться.
Он уперся по-глупому. Но дальше шестидесяти стоял насмерть. Вытирая холодный пот.
— Хоть вы и чистильщик, но не сдамся... — уперто сказал он.
— Ну ладно, пусть будет по-вашему, — вздохнула я, про себя думая, что вот мама говорила, что я одна такая глупая. А вот человек вообще мог спорить и стоять насмерть из-за пустяка.
— Сорок вам и шестьдесят нам... — он вздохнул.
— А что вы там говорили про патент... — вдруг вспомнила я что-то из его рассуждений.
— Да надо такую сумму!
Он назвал сумму, и я ахнула. Она была громадной...
— Но зато это порадовало бы вашего деда... — тихо сказал он. — Настоящий был гений, хоть и склочный и вредный, прости господи его душу...
— Правда? — я дрогнула. Деда я очень любила. И даже после смерти хотела, очень хотела бы сделать ему хоть что-то приятное, чтоб он получил облегчение. — Вы думаете, что он хотел бы и порадовался этому?
— Конечно... Кто же не хочет видеть, как процветает то, чем он занимался... — печально сказал он.
Да, дед много занимался мной. И много тосковал и горевал, когда видел, что ничего не получается.
Вздохнув, я подозвала носильщиков.
И приказала дать ему эту сумму.
— Сейчас оформим, все будет по закону... — задергался он. — Я передам вам расписку, а потом оформим наше совместное дело юридически ...
— Зачем?
— Ну... — замялся он. — Ведь вы даете такую сумму денег... Оформить нужно, чтобы вас, к примеру, мы не могли кинуть.
— Кинуть? Что это значит? — растерялась я. Не понимая, что значит кинуть.
— Верю, верю! — быстро засуетился он. — Верю, что вы даже не знаете и не знали, что такое кинуть... Ибо кинуть вас мог только крутой идиот, которому охота совершить изощренное самоубийство с пытками... — он даже хихикнул. — После кино с вертолетами вы можете верить честному слову людей, они станут добрее с вами...
Я не смотрела то кино, от которого люди становятся добрее, ибо меня дома не пускали к телевизору. Двоюродная сестра, у которой я жила в маленькой комнатке, и ее сын не были рады этому, ибо я все ломала. По их словам. А у богатых, у которых я чистила ковры, много не насмотришься. А кинотеатр остался доброй советской мечтой. Куда, как я мечтала, меня пригласит однажды сказочный принц на вечерний сеанс с фильмом про Золушку.
Глава 14.
Администратор снова подбежал ко мне.
Механик увидел это и сообразил.
— Куда вам перечислять эти ваши сорок процентов, когда будет доход? — быстро спросил он.
Я поняла, что он хочет отдать потом мне деньги, от которых деду станет хорошо. И он не будет говорить, что я такая глупая... — чуть не со слезами подумала я.
— Разве это не все равно? — печально сказала я, думая, что деду деньгами не поможешь уже. Что он на том свете купит, да и перевод туда не дойдет. Я уже пробовала послать ему письмо, но у меня не приняли.
— Нет, все должно быть оформлено юридически, ибо предприятие будет законным, — вздохнул механик-директор. — Должен быть получатель...
Он уперся.
— Куда нам перечислять вашу часть прибыли, если она будет... Ваши будут сорок процентов...
— Ну тогда пусть сначала это будет больница... — я назвала номер той больницы, куда я завезла Олю Ивановну... И где правила такая красивая и добрая медсестра. — В качестве благотворительной помощи, только на медицинские цели, по выбору директора...
Я подумала, что деду будет хорошо, и он будет горд.
— Всегда? — подозрительно спросил он.
— Ну хорошо! — разозлилась я. — До тех пор, пока я не приду, и не укажу перечислять кому-либо другому.
— Это точно?
— Железно... Когда я приду сама и укажу, станешь переводить их мне...
— А если вы погибнете? — осторожно спросил он.
— Тогда... — я замялась. — Тогда пусть девяносто процентов моей доли идут кардиохирургу, теперешнему директору этой больницы, — я назвала номер больницы и имя, — и она ими распоряжается... И десять — моему брату...
— Хорошо, мы оформим... — быстро сказал он. — Куда переслать документы, спрашивать указаний и т.д.?
Я назвала иностранный адрес брата, который помнила наизусть.
Администратор просто побелел в лице, смотря куда-то в сторону, и отчаянно дергал меня.
— Быстрей, быстрей... Сейчас снова пойдут вертолеты...
Мы окончили разговор, в котором я чувствовала себя китайской марионеткой. Когда кивала, я не знала, куда попаду.
И когда я садилась в свой "жигуль" с номерами, механик вдруг сказал:
— А вообще, скажу честно, в вашей машине в действительности, лишь десять процентов ваши! — проснулся он. — Но вы не волнуйтесь, Иван — гений, он сделал ее из гоночных — просто супермашину. Она только внешне и напоминает "жигуль", ведь станина — сверхкрепкая, мотор — от гоночного тяжеловеса с 5000 лошадиных сил, это просто грузовик, а ходовая — здесь два блока передач от гоночных машин, так теоретически она может развить скорость еще больше, чем та модель, которая послужила основой... Двигателек то из гоночного грузовика вам вмонтировал, добротный, цилиндров — десятки... Летать будет!
Я тихо споткнулась.
Потребление бензина, как у самолета, сказал он, — поняв, застонала я.
— Вы не волнуйтесь, — не так понял мой вопрос он. — Владельцы получат страховку, это отдали нам... На утилизацию... Они уже все оформили... Восстановлению это не подлежит... И это засвидетельствовано... Здесь оказался представитель одной страховой американской компании, они с другим представителем вон тихо воют в углу.
Я хихикнула.
— А насчет денег? Сколько мне обошелся... — я замялась... — ремонт?
— За счет компании... — усмехнулся он. — Это наша реклама... Узнав, что вы ездите на переделанной нами машине, к нам пойдут клиенты... Да и вы нам задали по ремонту работу на три года вперед, так что мы кланяемся вам низко... Приезжайте еще, всегда вас ждем!
Я хихикнула. А потом засунула руку в машину и дала ему две пачки по тысяче долларов.
— Передай ребятам. Спасибо...
— Спасибо...
Сунув сумки в машину, я выслушала теперь администратора, просто оттолкнувшего механика-директора.
Этот администратор явно злился.
— Куда вам отправить мотороллеры? — спросил вдруг он, застонав. — Отправить два трейлера почтой?! Вы издеваетесь, да? Еще и на деревню дедушке? Как мы найдем ваш адрес, если его милиция найти не может?!
— Ну, хорошо, — буркнула я, дав домашний адрес. — Вот вам адрес... Только там разворовать могут...
Ведь там жила тетка, а они с сыном ее жохи!
— За это не волнуйтесь! — повеселел он. — Все сделаем высший класс! Припугнем, никто и не тронет! Расписку возьмем...
Я пожала плечами.
И тут над трибуной с ревом прошло два Мига-27.
Администратор обречено закрыл глаза.
А я подумала, что это хорошо, когда наша армия нас бережет. Можно ехать спокойно.
Проводив их глазами, я очень медленно тронулась.
Впереди "Феррари", указывает дорогу на выезд отсюда, сзади "Ниссан", в середине я.
Оказалось, что у них тут не выезд, а специальный туннель, ведущий в город, так что так просто к ним не попасть.
Я ехала и гордилась! Я еду как королева.
Я оглянулась налево — на меня смотрели.
Я оглянулась направо — на меня глядели завистливыми глазами.
Я глянула вверх — слева стремительно приближались две точки. Миги пошли на второй круг.
Они салютуют мне! — подумала я. Мне сегодня хотелось так думать. Я была невеста, я выиграла приз! Сегодня даже пусть Миги летают надо мной ради меня!
Мы медленно въехали в туннель — я хотела, чтоб меня увидели Миги. Пусть видят, какая я красивая, какая у меня иномарка красивая.
Но они не успели.
Я уже въехала в туннель, когда его разорвал рокот прошедших над ним сверхзвуковых самолетов.
Впечатление было аховое.
Точно по ушам кто врезал. Я даже машину остановила.
Поймала, убила бы. Я стояла и сжимала уши. Ехать в таком состоянии я не могла. Не хочу больше "мигов".
Внимательно осмотревшись, я поняла, что в машине полно дыму. Он шел от ручника.
Несколько мгновений я сидела, и только потом до меня стали доноситься кое-какие звуки.
— Что такое!?! — подбежали ко мне из передней Феррари, которая тоже остановилась.
— Не слышу... Ничего не слышу! — я показала руками на уши.
Они постояли.
И жестами показали, что, мол, поехали медленно.
Не успели мы проехать чуть-чуть, как я снова остановила машину.
— Что опять!?! — они подбежали уже не так скоро.
— Да вот... — растеряно сказала я. — Дымит!
Выругавшись, один из водителей осмотрелся, а потом с облегчением дернул рычаг вниз.
— Вы забыли снять машину с ручника! — сказал он.
— А что, его надо было снимать? — расстроилась я.
Он так посмотрел на меня!
— У вас, наверное, сотрясение мозга... Может, вас довезти больницы? — искренне предложил он.
— Спасибо! Сама доеду... — сказала я.
Мы пропустили мимо себя машины, которые осторожно протиснулись мимо нас. Это разъезжались зрители. Они сигналили нам.
Я посмотрела.
— Пропустите их! — сказала я.
Ребята отвели машины под стены туннеля, благо туннель позволял разойтись машинам.
В моей машине пока дышать было невозможно.
Я стояла и смотрела.
Возле нас протиснулась Феррари, такая же по окраске, но другой, дешевой модели.
Она была набита бритоголовыми мальчиками.
Они странно на нас смотрели.
Все мои водители и сопровождающие, которых было с десяток в обеих машинах, уже были наружи машин и держали в руках ручные пулеметы. Нацеленными на проезжающих на Феррари в упор.
Вторым у них медленно шел самый обычный "жигуль". В нем сидел какой-то старичок. Сзади шел черный джип, другой марки, чем у меня, но такого же цвета. Только сидели в нем бритоголовые ребятки. Как-то нехорошо смотревшие на нас. Тоже с ручными пулеметами, нацеленными в свою очередь на нас.
Я игралась своим ручным пулеметом, вовсе не направляя его на кого-то, как мои телохранители. А просто уткнув дуло в бензобак ставшего напротив меня "жигуленка". Если точнее, то я уткнула свой пулемет даже в тоненькую крышку его бензобака.
Вообще-то я смотрела в сторону. Мой пулемет совершенно случайно уставился точно в дуло бензобака.
Они все побледнели до синевы — и мои, и те, кто в машинах.
В таком узком туннеле, если бензобак взорвется, то не спасется и не выживет никто. Даже если эта машина насквозь бронирована — крышка то простенькая! Тут не то что бумажки какие-то в моих сумках, люди сгорят. Когда от детонации саданут бензобаки остальных машин, ибо туннель — это внешняя бомба.
Они постояли, помолчали.
Старичок в "жигуленке", такой же окраски как "жигуленок", бурой и злой, смотрел на меня, скрипя зубами. От него шло страшное впечатление. Но я не дрогнула.
Мы молча смотрели друг другу в глаза. Но он ничего мне не сделал.
А потом они медленно двинулись прочь по приказу старичка. Очевидно, в машинах были рации.
Мы пропустили их в таком же молчании.
За ними прошли три джипа различных цветов.
Тоже с бритоголовыми ребятками.
Эти даже не остановились.
Наши пулеметы смотрели в упор.
Я не хотела ехать.
— Мы едем? — спросили водители, дымя сигаретами.
— Я не хочу! — сказала я с тоской. Почему-то этот дым меня убил... Мне стало дурно, уши плохо слышали, приходилось кричать.
Я еще постояла.
Они покорно ждали. Приняв меня за дуру.
— Вы решили погибнуть в газовой камере? — наконец, меланхолично спросил водитель, затягиваясь сигарой. — Еще несколько машин, и можно будет выносить трупы от угарного газа...
Я вздохнула.
Один из них сунул мне свою рацию в окно машины.
— Будете руководить нами по рации, у нас такие у всех есть, все включены...
И я медленно поехала.
И тут впереди послышался чудовищный рев и грохот.
Я тут же затормозила. Боясь, что это что-то взорвалось.
Но ничего, это где-то было там.
Я поняла, что Миги решили приветствовать меня на выходе.
Я больше не хотела, чтоб меня приветствовали Миги. Голова болела, от газа я слегка угорела, но ехать туда отказалась. Вела себя как дура.
Я сидела в машине, закрыв окна, зажав уши руками и сжавшись в комочек. Охранники ругались в промежутках.
— Пусть пролетят... — сказала я. Дождавшись, когда периодический рев и странные тяжелые удары прекратятся...
Потом ахнул чудовищный удар по ушам. И тишина. Чудовищная тишина. Никакого звука. На протяжении минуты. Двух. Трех...
И тогда я решила поехать, раз ударов и рева не было на протяжении такого долгого времени... Правда, машину тоже не было слышно, но я списала на хорошую марку машины...
Мы осторожно выехали из туннеля. И оказались в дворах, которые я знала, а дальше шел большой проспект.
Это место я знала. Шестиполосная дорога.
Вот только проспекта не было.
Дороги тоже не было.
В самом центре ее, чуть за выездом из туннеля, зияла чудовищная яма. Метров на триста. Все шоссе было в ямах. Кусок красной Феррари висел на шестнадцатом этаже странного дома без окон. Все остальное шоссе вокруг одной громадной воронки было изрыто ямами. А над ними уходили свечами вверх два Мига, оставляя за собой вертикальные белые полоски, словно они исполнили свою работу.
"Жигуленка", так похожего на мой, с милым старичком, нигде не было видно. Хотя маленькие черные кусочки металла от джипа можно было различить...
Я удивилась — уехать "жигуленку" отсюда было некуда — вся трасса просматривалась далеко!
Ехавшие со мной водители моих машин стали мертвенно белые.
Вокруг большой ямы суетились какие-то люди, стояли военные машины, было полно омона и десантников.
Авария случилась — сообразила я. Наверное, машины столкнулись. Этот старичок был такой вредный и страшный.
Я высунулась в окно.
— Мальчики! — сказала я в рацию, высунувшись в окно. — Объедем! Сворачивайте в ту подворотню. Там есть выезд...
Я выросла тут и знала все дворы.
Я медленно открыто проехала мимо стольких машин с военными. Как ни странно, они облегченно переговаривались между собой. Понаехало журналистов... Возле воронки стоял какой-то человек и что-то важно говорил перед камерой.
