Я сомневаюсь, что без него у нас набралось бы смелости пренебречь Всемогущим. Когда стены Ада захлопнулись за нами, мы обнаружили, что он покинул нас в то время, когда он был нужен нам больше всего.
Потеря
Я помню наш страх. Тьма возвысилась над нами, словно пелена, и когда мы повернулись к Утренней Звезде, чтобы принять его мудрость и веру, мы никого не обнаружили. Мы никогда не искали другого лидера. Этого никогда не происходило, потому что нам был нужен только один. Люцифер был единственным, кому мы воистину поверили.
Сначала его лейтенанты, те, что сражались на его стороне и повелевали его легионами во время войны, думали, что он придет к нам в свое время. Казалось очевидным, что Бог приготовил еще одно наказание для Люцифера, после истечения которого он присоединится к нам.
Многие начали шептаться. Что если Он уничтожил Люцифера? Мы видели ангелов, уничтоженных во время войны; ни один из нас не строил иллюзий, что наши жизни священны. Были те, которые верили, что (как наш предводитель) Люцифер был приговорен к уничтожению. Другие считали, что ему была выделена специальная тюрьма, вдали от лояльных ему солдат из страха, что он смог бы вывести нас на свободу. Некоторые верили, что Утренняя Звезда пожертвовал собой ради того, чтобы воззвать к милосердию Господа и дать нам шанс освободиться. Никто не знал точно. Мы ждали.
Я не знаю, где родилась эта идея, но когда она была высказана, ее невозможно было заглушить. Это могло случиться во время совещаний могущественных герцогов; это могло исходить из самых низших рангов; источник неважен. Это распространялось среди нас, словно рак, и один из лейтенантов Люцифера произнес эти мысли вслух, и семена сомнения менее чем за секунду были посеяны.
"Люцифер покинул нас".
Это был Белиал, величайший из лейтенантов Утренней Звезды, произнесший это первым. Некоторые из высших герцогов поддержали его, сказав, что мы должны искать выход и попытаться отомстить без Люцифера, или же несмотря на него.
Абаддон, мародер с черным сердцем, даже посмел сказать, что Люцифер был ответственен за наше поражение. Но другие протестовали, и их вера в нашего Принца не поколебалась.
Многие сражались с обеими точками зрения, предпочитая стоять в стороне. Я была на стороне лояльных. Не многие имели столько веры в Люцифера, сколько имела я, и мой голос не мог поколебать их чувств. Подобно тому, как многие демоны направляли свой гнев против Бога, они направили свою ярость на собственного Принца.
Фракции
Без Люцифера, объединявшего нас, противостояние, зародившиеся в последние дни войны, набирало силу. Конфликт был неизбежен, так как каждая из фракций утверждалась в своих убеждениях и искала способ, чтобы склонить прочих на свою сторону — иногда словами, иногда силой.
Несомненно, самой первой и самой большой фракцией стали Истинно Верующие, падшие, следовавшие за Люцифером в Долгом Походе и поверившие, что человечество было ключом для поражения Небес. Наше ужасное изгнание не поколебало убеждений фракции — яростный ответ Небес на Вавилонскую Эпоху только подтвердил их убеждения. Хотя прошло много времени и боль их была глубокой, их неверие в славу людей приобрело более темный оттенок. Чтобы спустить с цепи возможности людей, Истинно Верующие объявили, что падшие должны забрать это, словно копье, беспощадно нацеленное в сердце Бога. Теперь, когда врата Бездны разрушены, мне кажется, многие Верующие вырвались наружу, перемещаясь по миру и связывая цепями человеческие души. Во время изгнания их звали Вавилонскими Хранителями; теперь, я думаю, они будут отказываться от любого названия, напоминающего им о тех днях. Анила знает слово из литературы людей, отражающее суть этих интриганов, имя, синонимичное украденным душам: Фауст.
Более осторожные или любознательные из нашего числа старались не прибегать к силе, они искали ответы на многие вопросы, беспокоившие нас. Они попытались понять все о нашем поражении и изгнании прежде, чем они примут свое решение о Люцифере. Они решили сомневаться во всем и расспрашивали всех. Они не участвовали в попытках разрушить нашу тюрьму. Вместо этого они говорили с теми, кто был рядом с Люцифером во время войны, и с теми, кто считал, что он снова находится у ног Бога. Они беседовали с теми, кто стоял у истоков восстания. В конце концов, они поняли, что за то время, пока они находятся в Бездне, истина не будет им известна, но они продолжали разрабатывать свои теории. Они были известны как Криптики, искатели тайн.
Некоторые, подобные мне, пренебрегали любой мыслью, которая могла оклеветать Утреннюю Звезду. Мы следовали его указам, противостоя еретикам на каждом шагу, сражаясь за то, чтобы сохранить живую память о Люцифере. Он был нашим чемпионом, нашим лидером и нашей надеждой. Если он все еще жив, мы должны освободиться и отыскать его, чтобы снова присоединиться к его борьбе. Пока мы верили в мечту люцифера, наша война не была проиграна. Многие насмехались над нами и называли Люциферианами, но мы гордо носили это имя.
Некоторые, более слабые духом, впадали в отчаяние. Они считали, что отсутствие Люцифера есть знак его гибели или предательства, и поверили, что их задача — погубить все. Их гнев был ярок и свиреп, и они испытывали его по отношению ко всему, созданному Богом. В один из дней они поклялись, что когда они освободятся, они уничтожат все, что он создал. Если Бог отверг космос, который мы создали, и людей, которых мы полюбили, тогда Он тоже лишится всего этого. Их называли Хавенеры, и я со смятением наблюдала, как их количество росло.
Другие Падшие обратили внимание наружу. Мы не могли соприкасаться с миром, но мы видели страдающие души людей, которые обитали там. Сначала мы думали, что это было милосердие Бога, дар, позволявший нам связаться с миром, который мы знали. Но по истечении некоторого времени мы начали считать это величайшим из Его наказаний. Эта фракция пыталась утешить своих союзников-людей, поддержавших восстание, чтобы сказать им, что о них не забыли. Мне было сложно их понять. Они ничего не делали. После тысячелетней борьбы они стали пассивными. Казалось, что наказание Бога направило весь огонь на них. Пока они пребывали в Аду, они просто ждали. Они приняли наказание Бога и ждали времени, когда Он придет и скажет нам, что мы свободны и можем снова трудиться во славу Его. Они говорили, что мы можем исправиться и стать прежними. Их называли Реконцилерами, но их высмеивали как дураков, как глупых предателей, и мало что могло защитить их в этой вечности. Из столетия в столетие их терзали волны, словно песок на берегу, они поддавались боли и становились столь же чудовищными, как и большинство из нас.
Я не помню других деталей. Я не могу вспомнить все, что я делала во имя Люцифера. Но я не могу не сказать, что в Аду велась нескончаемая война. Герцоги Ада сражались друг с другом с того момента, как была высказана ложь о предательстве Люцифера. Я уверена, что они и теперь сражаются за первенство.
Память
Я прочла то, что я записала, и часть меня — та часть, что носит имя Анилы, я думаю, рассмеялась бы. Я вижу гостиную небольшого дома, что находится в восточной части Лондона, которую я называю домом, и удивляюсь тому, что написанное может быть истиной. Но я пережила это. Это — большая часть меня, чем это место, чем эти шкафы или этот стол, над которым я склонилась, чтобы писать. Но когда-нибудь этот стол покажется более реальным, более понятным и более важным, чем сражения между Герцогами Ада.
Я не могу представить себе, что буду думать так. Я все еще служу им, и все-таки я больше не понимаю истину этого мира. У меня есть обязанности, которые я должна выполнить. Я просто не знаю, кому следует быть верной. Я должна остаться и искать способ освободить своего Лорда, как он велел? Я должна рискнуть разгневать его и начать поиски Люцифера? Я должна разыскать Бога и вымолить у него прощение?
Я пишу эту книгу, чтобы вспомнить, какой я была прежде, прежде чем я приняла тело Анилы. Я наполню ее своими воспоминаниями о Аде и мыслями, которые исходят от той части меня, которая — ангел или демон, но никак не человек. Благодаря этому я смогу помнить, что есть я, и что есть Анила. Мне нужно ее тело. Мне нужны ее слабые чувства и память?! Не знаю. Если я попытаюсь обойтись совсем без Анилы, я стану той, какой была прежде. Я погружусь в гнев и отчаяние, я не хочу продолжать этот путь. Я была ангелом: слугой Бога и несущей смерть. Несомненно, что-то от этого осталось во мне? Могу ли я стать такой, какой я была?
Нисхождение
Я спорила со своим мужем — мужем Анилы, Тони, — сегодня утром. Он обвинял меня в злости и замкнутости. Он говорил, что я просто смотрю на него, и не испытываю прежней любви, не говорю прежних слов. Он, конечно же, прав, но могу ли я сделать то, что он хочет? Я — не Анила. Я не могу быть человеком, который ему нужен. Я в ее теле, у меня есть ее память, но она мертва, и даже я, Ангел Смерти, не могу заменить ее.
Я хочу подойти к нему, и ощутить тепло его тела возле своего.
Мне хочется положить его голову себе на грудь и забрать все его печали. Это, должно быть, чувства Анилы, потому что я никогда прежде не испытывала этого. Пока что они — лишь часть меня, часть моей силы в этом мире, и возможно, мне стоит продолжить вспоминать о том времени, которое я провела в Аду.
Я не люблю думать об этом времени. Мое пребывание там было неприятно. Во время войны мы создали убежище для душ умерших, место надежды, но это стало входом в нашу страшную тюрьму. Бог посмеялся над нами и душами умерших, позволяя им пребывать среди живых людей, что было недоступно нам. Мы не могли прикоснуться к душам людей, пока пребывали в тюрьме, и мы не могли успокоить их — только заглушить или же наслаждаться их мучениями.
Мы так запутались в ненависти, что нам уже было все равно. Наша боль и наше мучение пытали нас, и, в конце концов, мы попытались сражаться с тем, что мы раньше так любили: с человеческими душами.
Мы заставляли их страдать. Теперь я заставляю Тони страдать, и я не уверена, что могу расплатиться за это преступление. Как я могу возместить потерянные за столетия души, если я не могу даже сказать, сколько людей было растоптано?
Я вижу, почему это ранит его. Сложнее понять, почему были уничтожены все те души. Если оглянуться назад, мне кажется странным, что из отчаянного желания избавить людей от страданий мы перешли к желанию наблюдать боль и страдания людей, и, в конце концов, их полного уничтожения. И хотя шаги по этой дороге мне ясны, даже если окружающий мир был бы более неопределенным. Вина превратилась в боль. Боль стала гневом. Гнев превратился в ненависть. Ненависть вызвала страдания. Это четыре маленьких шага от ангела до демона. Эти шаги усилили изменения, произошедшие в нас.
Возможно, я была неправа. Я хотела избавить людей от боли, и это было первым шагом, который привел меня сюда. Желание привело к восстанию. Восстание привело к наказанию. Наказание привело к вине.
Вина. Это то, что я чувствую теперь. Каждое движение и жест Тони, его печаль, вызывают во мне чувство вины. Я ненавижу то, что я раню его, и мою ненависть невозможно выразить словами.
Я не могу больше думать об этом. Чем больше я ненавижу себя, тем больше во мне отзывается эхо Ада, и это омрачает мой рассудок. Я должна быть Анилой, чтобы принести радость этому человеку, как когда-то давно я хотела принести ее всем людям. Я не смогу вынести его боль. Я постараюсь прекратить это.
Боль
Мой муж спит. Я должна спать рядом с ним и быть Анилой чуть дольше, но я не могу. Я должна напрячь ой разум и вспомнить, когда я начала ненавидеть людей, и как "дар" Бога стал самым худшим мучением, которое мы испытали. Я думаю, что самое злобное, что Он сделал — скинул нас вниз, закрыв от нас мир, который мы создали для Него. Если бы мы были абсолютно изолированы от внешнего мира, не в состоянии коснуться его или почувствовать, нам бы было легче. Память бы исчезла со временем, и мы бы создали новые порядки в месте, где мы были заточены. Возможно, это было место гнева, ненависти и печали, но сколько эти чувства могут длиться, не поддерживаемые ничем? Мы должны были вырваться в свое время на свободу, а пока что удовлетвориться нашей тюрьмой на время, как мне кажется.
Но он не допустил этого. Нет, он заточил нас в месте, где мы еще могли чувствовать людей. Их неясные души звали нас через неясное стекло нашей тюрьмы, и мы рвались к ним, не в состоянии прикоснуться. Сначала они помнили нас, и их боль от того, что мы покинули мир, была велика.
Лояльные слуги Бога держались в отдалении от людей, так что людям казалось, что божественное касание оставило мир. Смерть, великая тайна, приходила теперь ко всем им, без духов, которые бы вели их и без определений, что именно это значит. Страх и потеря — родители боли, и их дитя прочно вросло в сердца людей. Мы плакали в Аду, испытывая боль тех, ради кого мы яростно противостояли Небесам, не имея сил помочь им.
Время шло, и мы почувствовали, что люди постепенно теряют наши знания, и чувство мести превратилось во всепоглощающий гнев. Люди, ради которых мы оставили больше, чем они могли представить себе, оставили нас.
Те, кого мы хотели спасти, покинули нас.
Именно тогда ангелы стали демонами. Именно тогда я, Магдиэль, превратилась в чудовище.
Игры силы
Что-то изменилось в Аду.
Среди нас всегда была иерархия, даже до восстания. Никто и не думал спрашивать, почему это так. Наши места и ранги давал нам Бог, и наши умы никогда не занимало, почему это именно так. Мы были созданы такими, так почему же мы стали сомневаться в своем месте? Даже после восстания первое, что сделал Люцифер — дал нам новые звания, что должно было еще больше сплотить нас.
Но чем дольше мы пребывали в тюрьме, тем более старые правила казались нам лишними. Возможно, наше восстание против Него открыло путь к другим восстаниям: сначала против отсутствующего Люцифера, затем против тех, кто был выше нас по рангам. Это было третье восстание. Даже сражающиеся друг с другом фракции Ада подверглись этому восстанию. Руководящие нами Лорды казались мелкими тиранами, использующими нас для своих собственных целей.
Если Принц просто направлял нас, они правили нами, подчиняя нас нашими Истинными Именами. Они ввергли нас в свою войну, хотели мы того или нет. Могущество наших Имен не позволяло нам расспрашивать их — мы просто делали то, что нам велели. Если прежде мы были товарищами, связанными одной целью, то теперь мы были владыками и слугами, жаждущими обрести силу над другими, не имеющими свободы. Мы были теперь всего лишь слугами.
Горький вкус свободы
Никто не сомневался, что наша тюрьма была неразрушимой, и могла устоять против любой силы, какую мы могли использовать против нее. Творец сказал, что мы должны находиться во тьме до конца времен, и мы поверили в это. Покуда мы погружались в вечную схватку рабства и злости, пять Герцогов Ада, прежние лейтенанты легионов, вдруг исчезли. Потрясение было таким большим, что вся мелкая борьба между нами была оставлена, сменившись смесью удивления и непонимания.
