Непобедимая и легендарная (Балтийский фактор 2)

— Надо учиться, учиться и ещё раз учиться! А также проявлять разумную инициативу и оперативно принимать грамотные решения.

С восьми до одиннадцати лет я учился в начальной школе, потом три года в Петровском высшем начальном четырёхклассном училище. После третьего класса перевёлся в Петроградскую военно-фельдшерскую школу. Окончив её с отличными оценками и приписав себе два года, одним из первых вступил в феврале 1918 года в "Летучий отряд балтийских моряков" Павла Ефимовича Дыбенко. Там научился меткой стрельбе и штыковому бою. Вступил в РСДРП(б). В мае 1918 года я прошёл отбор в десантники флотилии бронекатеров. После этого нас два месяца гоняли как вшивых по бане. Обучали скрытному перемещению, стрельбе в движении и из неудобных положений, метанию ножей и других подручных предметов, рукопашному бою, в том числе без оружия, ориентированию на местности и ещё кое-чему, что может оказаться полезным для бойца специального назначения. В роли инструкторов выступали пластуны, которых командир корпуса привёз из Финляндской советской рабочей республики. Финн среди них был только один. Все остальные — казаки.

Потом наша флотилия участвовала в разгроме войск Комитета членов учредительного собрания под Казанью, взятии Симбирска, Самары, Сызрани, Вольска и целого ряда небольших приволжских городков. Зимой, когда флотилия почти не вступала в боевые действия, я изучал радиодело, разбирался в судовых механизмах и осваивал кораблевождение. Интересное это дело оказалось. И сложное. Пока ещё я не всё освоил, но капитан катера мне уже иногда штурвал доверяет. Сейчас, пока ждём, спрятавшись в устье реки Аксай-Есауловский, я на вахте за старшего, а капитан отдыхает.

Катера у нас маленькие, всего двадцать метров длиной, но грозные. Каждый примерно настолько, как броневагон бронепоезда. Или как канонерская лодка, но быстрая и вёрткая. Цвет у катера необычный — чёрный. Сначала так покрасили потому, что другой краски не было. А потом решили, что для ночного охотника так даже лучше. И бегает быстро. До шестнадцати узлов выжимает. Тут на Дону никого нет быстрее. Любого догоним. И если надо, утопим. Две трёхлинейные пушки, как-никак, и два пулемёта в башенках. Перед рубкой гаубица, а позади, ближе к корме — зенитка Лендера образца 1914 года. Обе пушки на тумбовых лафетах и со щитами. Броня тоже хорошая. Винтовочную пулю в любом месте держит, а бронепояс по бокам должен, как утверждают, и снаряд трёхдюймового орудия выдержать. Так это или нет — не знаю. В наши катера ещё ни разу не попадали из пушки.

Экипаж всего двенадцать человек и ещё десять десантников в кубрике. Десять это, включая меня. Потому что я, как старпом, ещё и десантным отделением командую. И не фигурально, а напрямую — на берег вместе высаживаемся. А мне, как одному из лучших стрелков флотилии, ещё и ружьё-пулемёт выдали. Его знаменитый оружейник Фёдоров разработал. Отличное оружие: короткое, как кавалерийский карабин, с ним и в люк легко пролазить, и в кубрике не мешает. А магазин — аж на двадцать пять патронов. И все их можно за две с половиной секунды выстрелить одной очередью, не передёргивая затвор. Но только так делать не нужно. Нам объяснили, что стрелять надо одиночными выстрелами или короткими очередями по два-три патрона. Иначе просто зря пожжёшь патроны.

Их у нас много (к этому ружью-пулемёту подходят патроны от японской винтовки "Арисаки"), но не настолько, чтобы палить длинными очередями.

Таких ружей-пулемётов в нашей флотилии всего двадцать штук. По два на бронекатер. Но мы ими пользуемся не часто. Только когда надо держать плацдарм в ожидании подхода основных сил. А так в основном работаем белым оружием и всякими метательными приспособлениями. Начиная со специальных метательных ножей, которые в цирке используют, и заканчивая звёздочками с заточенными краями. Я слышал, что в Японии их сюрикенами называют. Там их ниндзя применяют. Вот мы и орудуем почти так же, как эти японские ниндзя. Приходим ночью из мрака, снимаем караулы без единого выстрела и снова исчезаем в ночи.

Обычно, но не сейчас. Сегодня мы будем работать днём. Шумно. И делать такое, к чему готовились на тренировках, но никогда ещё выполняли в реальном бою. Будем брать корабли на абордаж. Как флибустьеры в былые времена.

Чу! никак, самолёты летят? Значит, вот-вот начнётся, надо будить капитана.

Вскоре мимо нас вверх по течению медленно продефилировали два дивизиона Донской флотилии белых. Наших бронекатеров, стоявших в устье левого притока Дона — реки Аксай-Есауловский и замаскированных срезанными ветками кустарников, с неё не заметили. Капитан катера отслеживал в бинокль проходящие пароходы и диктовал мне их типы и названия. Я записывал. Это ему для отчётности потом понадобится. Чтобы знать, кого именно утопили.

Возглавлял флотилию белых речной буксир "Донец", вооружённый двумя трёхлинейными орудиями. Вслед за ним тащил несамоходную баржу невооружённый буксир "Кубанец". Ещё два вооружённых трёхдюймовыми орудиями буксирных парохода: "Ростов" и второй, названия которого капитан не смог разобрать, волокли за собой несамоходные болиндеры — десантные морские баржи, в центре каждой из которых стояла шестидюймовая пушка Канэ. За ними двигались два самоходных болиндера с шестидюймовками Канэ. Замыкал флотилию вооружённый трёхдюймовками речной буксир "Богатырь".

— Заводим двигатели, — распорядился капитан бронекатера. — Сейчас начнётся.

Почти сразу вслед за этим выше по течению Дона начали рваться бомбы — наши самолёты атаковали Донскую флотилию. Взревели моторы, и бронекатера один за другим стали вытягиваться в Дон. Всё внимание белых было занято самолётами, назад никто не оглядывался, и наш манёвр для противника остался незамеченным. А потом было уже поздно. Бронекатера открыли огонь на поражение.

Первым под раздачу попал "Богатырь". Немаленькое судно. В два с половиной раза длиннее нашего бронекатера и вчетверо шире. Вооружён двумя трёхдюймовками и пулемётами. В бою один на один он, пожалуй, мог бы нас уделать. Но при раскладе десять на одного "Богатырь" не имел вообще никаких шансов.

Наши бронекатера открыли по нему огонь из гаубиц с дистанции менее двух километров. Попасть на таком расстоянии в корму, имеющую аж тринадцатиметровую ширину и возвышающуюся над водой более чем на три метра, было совсем не сложно. С первого раза с этим справились почти все. И кто-то, по-видимому, зацепил один из винтов или перо руля. Так как бывший буксир, являющийся теперь полноценной канонерской лодкой, резко повело в циркуляцию.

Это сбило прицел второго залпа, который почти весь ушёл в белый свет, как в копеечку. Третий залп, пришедшийся в открывшийся борт с уже более короткой дистанции (мы быстро догоняли потерявший ход "Богатырь"), был, пожалуй, самым результативным. Судно начало быстро крениться на правый борт.

Обогнув тонущего "Богатыря", бронекатера ринулись дальше. И не в кильватер, а рассредоточившись по ширине реки строем фронта. Впереди ещё оставалось семь канонерских лодок, деревянная баржа и невооружённый буксир. Количество орудий примерно равное, если бы не два "но". Во-первых, мы были не одни. Впереди очень хорошо поработали самолёты, поразив бомбами оба несамоходных болиндера. Во-вторых, орудия были всё-таки разные. Тяжёлый калибр морской шестидюймовки Канэ хорош против крейсеров и эсминцев. А попасть из такого орудия в узкий веретенообразный корпус юркого бронекатера, да ещё и во фронтальной проекции, практически нереально. У нас же трёхдюймовая гаубица была установлена только перед рубкой. А позади находилась зенитная пушка Лендера длиной в тридцать с половиной калибров. Тоже три дюйма, но совсем другой снаряд — шрапнельный Ш-354П. Двести шестьдесят крупнокалиберных пуль диаметром в двенадцать целых и семь десятых миллиметра. И скорострельность у неё до тридцати выстрелов в минуту.

Поэтому первым делом, приблизившись к самоходным болиндерам, мы хлестнули картечью из четырёх стволов (остальные шесть бронекатеров сразу ушли вперёд) по их палубам, сразу выкосив орудийные расчёты и большую часть повылазивших из трюма десантников. Остальных добили пулемётчики. Потом, уравняв ход, подошли с обоих бортов (разобравшись перед этим по два бронекатера на каждый болиндер) и, метнув "кошки" на леера, притянули бронекатера вплотную.

Я дал команду "На абордаж!" и в прыжке проскользнул под леером на палубу морской десантной баржи, находившуюся на полметра выше катерной, буквально на долю секунды опередив остальных бойцов своего отделения.

Срезав короткой очередью казака, бросившегося на меня с шашкой, я метнулся в сторону и выстрелил во второго, высунувшегося из люка с винтовкой. Попал, естественно. Как не попасть с пяти метров в неподвижную цель? Мои бойцы за эти секунды положили шестерых. На корме, где орудовали десантники со второго бронекатера, прозвучало ещё несколько выстрелов. Всё. Больше, кроме нас двадцати, на заваленной трупами палубе живых не осталось. Раненых не было вообще. Крупнокалиберные пули при такой плотности огня шансов не оставляют даже при попаданиях в конечности.

Но в трюмах, скорее всего, имелось ещё много десантников и членов экипажа. И с этим нужно было что-то делать. На захваченной нами морской десантной барже было три трюма. Два больших в носовой и средней части, предназначенных для размещения десанта, и маленький кормовой, в котором располагалось машинное отделение. В этот трюм вёл квадратный люк, который мы сразу захлопнули.

С оставшимися двумя трюмами, снабжёнными большими проёмами, к которым снизу вели широкие трапы, поступать аналогичным образом было рискованно, так как можно было нарваться на пущенную оттуда пулю. Я жестами показал командиру десантного отделения второго катера, что буду заниматься передним трюмом, а ему, соответственно, достанется средний. Потом громко скомандовал:

— Выходить наверх по одному, без оружия! Всем обещаю жизнь.

— А если не выйдем? — донеслось снизу.

— Тогда закидаем трюм гранатами, а потом спустимся и добьём уцелевших. Определяйтесь быстро, я тороплюсь.

Гранат у меня под рукой не было, но сидевшие в трюме этого не знали.

— Сдаемся, — прозвучало из трюма.

— Выходить по одному и без оружия, — повторил я своё требование.

Первым из трюма на залитую кровью палубу поднялся офицер. Совсем молоденький прапорщик. Может быть, на пару лет старше меня. Оглядев учинённое нами непотребство расширенными от ужаса глазами, выдавил из себя:

— Вы обещаете нас не убивать?

— Обещаю. Более того, отпущу прямо здесь на берег всех, кто не пожелает остаться. Проходи на бак и садись на палубу.

За прапорщиком потянулись остальные. В основном рядовые и унтер-офицеры. Солдаты и казаки вперемешку. Несколько моряков. Офицеров было совсем немного. Скорее всего, большая их часть во время обстрела находилась на палубе. У некоторых мои бойцы забирали припрятанные ножи и револьверы.

Тем временем привезённые нами артиллеристы осваивали пушку.

— Можно немного довернуть эту посудину? — обратился ко мне один из них.

— Запросто!

Я передал его просьбу капитану, и тот подработал двигателями.

Бой выше по течению продолжался. Все три баржи уже затонули, и теперь пять наших бронекатеров бились против трёх вооружённых пароходов, многократно превосходящих их по водоизмещению. Шестой бронекатер выбросился на песчаную отмель у пологого левого берега, и сейчас его экипаж пытался заделать пробоину. Невооружённый пароход отошёл в сторону, чтобы его не зацепили ненароком. Его столпившаяся у борта команда с интересом наблюдала, чья возьмёт в этом неожиданно разыгравшемся сражении.

Перестрелка могла с переменным успехом продолжаться ещё долго, поэтому наши артиллеристы решили положить ей конец. Шестидюймовое орудие Канэ оглушительно рявкнуло, и его сорокакилограммовый фугасный снаряд порвал надвое пароход "Ростов".

Сразу после этого остальные пароходы прекратили стрельбу и подняли белые флаги. Включая и тот, который держался в стороне, не принимая участия в сражении. Бой был выигран вчистую. Второй болиндер наши тоже взяли целёхоньким. Но провозились дольше, и без потерь у них не обошлось.

Пока командование флотилии занималось пленными буксирами, я спустился в машинное отделение и накоротке переговорил с механиками. Убедить их остаться на барже и продолжить выполнение своих обязанностей. После этого позвал капитана своего катера и вдвоём с ним перегнал баржу к берегу.

В процессе этих действий капитан задал мне вопрос:

— Володя, ты не боишься брать на себя ответственность отпуская пленных?

— Не боюсь. Какие у нас есть ещё варианты? Расстрелять полторы сотни человек? Наших русских. Или загнать их обратно в трюм и везти сотни километров до Ростова-на-Дону? Рискуя тем, что они затопят баржу? Я пообещал им жизнь и сохранил этим жизни наших бойцов. Поэтому обязательно сдержу своё слово. Нам это пойдёт только на пользу. Иначе придётся переводить на баржу часть экипажа. А так я постараюсь без этого обойтись.

Перед тем, как опускать с носа баржи сходни, я обратился к пленным:

— Я выполняю своё обещание и сейчас отпущу всех на берег. Но у меня есть два предложения. Если кто-то из вас изъявит желание вступить в Красную Армию, чтобы загладить свою вину перед российским народом, им будет предоставлена такая возможность.

— А какое второе предложение? — раздался голос из задних рядов.

— Оно простое. Зачем обивать ноги, добираясь в свои станицы по берегу. Если можно вернуться домой прямо на этой барже. Но под замком, естественно. Составите список, кого и где переправить на берег, и мы это сделаем. Но определяться надо сразу. Сейчас мы опустим сходни, и все, кому не терпится покинуть баржу, могут считать себя свободными. Но предупреждаю сразу. Если кто-нибудь из вас опять возьмётся за оружие и направит его против Советской власти, то этим подпишет себе смертный приговор. Найдём и покараем без всякого снисхождения.

При помощи специальной системы блоков и талей сходни опустили прямо на берег. Толпа заволновалась. Первыми на сходни ступили офицеры. Все, кроме того молодого прапорщика. Шли медленно, оглядываясь и опасаясь выстрелов в спину. Ступив на берег, переглянулись и пошли быстрее. За ними последовало ещё полтора десятка человек. Все остальные гомонили, переговаривались между собой, но с места никто больше не тронулся. Наконец вперёд протолкался один из казаков:

— Где тут в Красную Армию записывают? Меня пишите!

— И меня, — тут же рядом нарисовался второй. Через пару минут около меня собралось уже человек тридцать. В том числе и оставшийся на борту прапорщик.

— Не торопитесь, товарищи, всех запишу. Но сначала надо баржу от трупов очистить. В воду бросать как-то не по-христиански. Выносите всех на берег и хороните. Лопаты вам выдадут. А я пока бумагу для списков подготовлю.

Командир флотилии при оприходовании двух качественно побитых, но оставшихся на плаву буксиров и ещё одного, который вообще не пострадал, столкнулся с теми же проблемами, поэтому одобрил и поддержал все мои действия. Но инициатива всегда наказуема. Пошушукавшись с капитаном моего бронекатера, он заявил, что назначает меня временным капитаном захваченной нами морской самоходной десантной баржи. Есть, мол, такой старый флибустьерский закон: кто первым ступил на палубу взятого с бою корабля, тому им и командовать. При этом меня освобождают от несения вахт на бронекатере и разрешают забрать с собой ружьё-пулемёт и четверых десантников из моего отделения. На остальные же мои обязанности никто покушаться не будет, и они остаются за мной в полном объёме. Нечего сказать, порадовали. А ничего, что я тут младшенький?!