Неправильная женщина

— Дорогая моя Надежда Николаевна, как хорошо, что Вы позвонили. Я и сам собирался, но Вы меня опередили. Чем я могу Вам помочь?

— Толя, у нас с Вами аудит по плану в октябре.

— Точно.

— Я сейчас проверяю наш план на второе полугодие. Всех обзваниваю, чтобы подтвердить намерения. А то уйду в отпуск, а потом выяснится, что все обо всем забыли.

— Вы в отпуск собираетесь?

— Да, — храбро соврала я.

— Скоро?

— Сначала поеду в Питер, в командировку, а потом, в июле, отдыхать. Кстати, в связи с Питером. Если наш аудит пройдет в ноябре, это ничего? Если Вам это неудобно, мы, конечно…

— Надежда Николаевна, октябрь, ноябрь, какая разница. До конца года успеем?

— А как же! Все, договорились. Вы у меня просто камень с души сняли. А как там Ваши детки? Простыли, или подцепили что-нибудь?

— Ой, не знаю, и очень волнуюсь. Боюсь, я виноват. Мы с ними вчера перегуляли немножко.

— Немножко — это как?

— Часа на два. Погода была великолепная.

— Да, вчера была замечательная погода. Ну, будем надеяться, это простая простуда.

— Но у мальчиков очень высокая температура!

— Они же еще маленькие. У малышей всегда очень бурная температурная реакция.

— Вы так думаете?

— Я знаю. Все-таки двоих вырастила. Вы им пока лекарств никаких не давайте, а температуру снижайте обтираниями.

— Вот и Резеда говорит про обтирания, а я боюсь.

— Не бойтесь, от обтираний с уксусом ничего нет, кроме пользы. Я своих всегда обтирала. Да, уксус лучше яблочный. Если Резеда сама знает, тем лучше. А если у нее есть вопросы, то потом дайте ее мне, я расскажу. Меня учил очень хороший доктор.

— Спасибо Вам, Надежда Николаевна. Я скажу Резеде. Если понадобится, можно ей будет к Вам обратиться?

— Всегда буду рада помочь. А что Вы-то мне собирались звонить?

— О, я совсем забыл. Я хотел Вам рассказать приятное. Известность Вашей фирмы растет. У вас очень хорошая репутация. Вы знаете Виктора Андреевича Егорова?

— Понаслышке.

— Я в пятницу был на презентации, после нее был фуршет. И там встретил Егорова. У нас с ним шапочное знакомство. Мы аккредитованы в банке, входящем в его холдинг, и являемся одним из крупных клиентов.

— Это мне хорошо известно.

— Ну конечно, кому и знать, как не Вам. Так вот, Егоров подыскивает хорошую, проверенную, но небольшую консалтинговую компанию. Ему кто-то назвал вас, и он спрашивал у меня, что я про вас знаю, как могу охарактеризовать, можно ли вам доверять в деликатном деле. Я, естественно, дал самые лучшие рекомендации. Но, как я понял, у него и без меня была такая же информация.

— Вам это не показалось странным? Я несколько раз видела их отчеты в газетах, и там ясно значилось, что аудит для них проводит Ernst&Young. Мы — не его уровень.

— Он говорил, что не всегда удобно привлекать большую аудиторскую фирму, есть вопросы, которые правильнее доверить маленькой, но сыгранной команде. И еще что-то про конфиденциальность и личное доверие. Извините, я не помню дословно. Но я его заверил, что вашей компании можно доверять, вы в лепешку расшибаетесь для клиента, и делаете больше, чем другие.

— Толя, спасибо вам огромное за добрые слова. Если в результате Егоров нас наймет, это будет просто чудом.

— Никакое это не чудо, Вы сами создали себе репутацию отличной многолетней работой. Мне Вас в свое время вот так же на фуршете порекомендовали, и все, что мне тогда о вас сказали, оказалось чистой правдой. Я Егорову ничего, кроме правды, не сказал. Если ему нужна консалтинговая компания, никого лучше вас он не найдет. Я в этом уверен.

— Спасибо. Спасибо за доверие и за такие замечательные слова. Мне было очень приятно это услышать. Правда.

— Рад, что смог сделать Вам приятное. Так Вы поговорите с Резедой, расскажете ей, как правильно делать эти самые обтирания?

— Да, конечно, Толя, давайте сюда Резеду.

Мы попрощались, и я еще минут десять обсуждала с Толиной женой методы лечения детей от простуды. Потом пошла к Сергею Ивановичу. Он был у шефа в кабинете. Я удивилась. Что ему там делать в отсутствии Андрея? Но оказалось, шеф на месте, причем с самого утра. Еще лучше, не надо будет им рассказывать дважды, каждому по отдельности. Я постучалась под дверью.

Они только меня и ждали.

Шеф завопил:

— Ну, наговорилась со своим Каплевичем? Ту такие дела, а она ля-ля да ля-ля!!!

Сергей Иванович при этих словах улыбнулся и пожал плечами, давая мне понять, что шеф дурака валяет.

— Андрей, перестань шуметь. Дела вокруг творятся, действительно, непонятные. Я и пришла обсудить положение, и у меня есть информация. Судя по тому, что ты пришел сегодня ни свет, ни заря, у тебя тоже.

Сергей Иванович кивал головой, поддакивая мне. Он меня всегда поддерживает, когда шеф начинает орать не по делу, и даже когда по делу. Ему импонирует мое спокойствие. Сам он никогда не повышает голос, без этого может довести до белого каления кого угодно.

Мы расселись вокруг большого стола для общих собраний. Андрей за этим столом почему-то чувствует свою значимость лучше, чем за письменным. Мне это смешно, но я вида не подаю.

— Я пригласил Вас, господа, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие, — начал он с цитаты. — Нами заинтересовался Егоров. В другое время я бы до потолка от счастья прыгал, но сейчас боюсь. Надя, у тебя была информация. Давай.

— Я только что разговаривала с Каплевичем. В пятницу он встретился с Егоровым на фуршете, и тот его спрашивал о нас. Дал понять, что ищет хорошую консалтинговую фирму.

— И Каплевич нас рекомендовал?

— Ты слушай дальше, не перебивай. Он не просто спрашивал, он нас назвал и поинтересовался, что может о нас сказать Толя. Ну, тот, естественно, рассыпался в комплиментах. Но дело не в этом. Он о нас знает и расспрашивает. А ты что хотел рассказать?

— А я был на тусовке, кстати, звонил тебе.

— Помню, помню. Как же, как же…

— Так там я разговаривал, не думай, не с Листвянским. А с Бахтияровым, и он сказал то же, что и Каплевич.

— Бахтияров. Помню, два года назад был у нас такой договор. Я еще внимание обратила на фамилию. Почти Бархударов. Но я лично с ним не работала.

— Сергей Иванович работал, и Валера. Бахтияров тогда остался доволен, и уверяет, что в разговоре с Егоровым этого не скрыл. Ну, я поблагодарил за лестный отзыв. А потом Листвянский подтвердил: Егоров нами интересуется.. С Бахтияровым Егоров встречался в гольф-клубе, а Листвянскому звонил.

От этих слов мне вдруг стало нехорошо. Настолько, что я налила в высокий стакан воды и с жадностью выхлебала ее, как собака в жару. После чего смогла подать голос:

— Так, это уже трое. И все в один голос говорят, что про нас, конкретно про нас, Егоров спрашивал. При этом изображая, что ищет небольшую консалтинговую компанию для личных нужд. Даже звонил Григорию, который вообще-то птица не Егоровского полета.

— Надежда Николаевна, дорогая, Егоров собирает на нас материал, но я очень сомневаюсь, что он собирается нас нанять. Информация нужна ему для другого. Я все думаю: может ли статься, что «Флору де Люкс» банкротит именно он? Они для него такая мелкая сошка. Если сравнить обороты, то «Флора» для него — как копейка в заднем кармане брюк. Не стоит того, чтобы держать в памяти. С другой стороны, личные чувства иногда заставляют людей совершать непостижимые поступки.

Сергей Иванович, как всегда, дает свое резюме. Произносит вслух то, о чем все думают, но молчат. Вывод — Андрей подставил нас, себя и всю компанию, связавшись с Ларисой. И мы посмотрели на него с укоризной. С другой стороны, снявши голову, по волосам не плачут. Сейчас надо не выяснять, кто виноват, а спасать положение. Поэтому мы промолчали.

Андрей сказал:

— Надо бы выйти на Егорова напрямую, и попробовать разузнать, что он задумал. Через кого?

— Не беспокойтесь, Андрей Викторович, он сам на Вас выйдет, — сказал свое веское слово Иваныч.

— А нам что же прикажете делать, Сергей Иванович? Сидеть и ждать?

— Именно. Ну, не сидеть, а работать.

— Как я могу в такой ситуации спокойно работать?!! — взорвался шеф, — если Егоров захочет, у нас все клиенты уйдут, даже питерский проект под угрозой.

— Ну не работай, — произнесла я с изрядной долей яда в голосе, — А мы потрудимся. Вдруг да пронесет. В конце концов, мы можем вернуть аванс и отказаться от заказа госпожи Корн. Надо посмотреть в контракте, каковы условия досрочного расторжения.

Шеф вытаращил глаза. Почему-то такая простая мысль не приходила к нему в голову.

— Что ты хочешь сказать?

— Не надо заранее хлопать крыльями. Для принятия решения у нас слишком мало информации. Обстановка нервозная, напряжение нагнетается, мы тут все трясемся от страха, а в результате может выйти пшик.

— Думаешь, все рассосется?

— Не исключаю такой возможности. Но в любом случае, давайте пока не делать резких движений. Предлагаю разойтись и спокойно работать, а там видно будет. Кстати, хотела спросить: что это за деньги мне перевели? Для зарплаты многовато будет.

— Это бонус за февральский проект. Ну, не весь, только половина.

— То-то я гляжу, сумма странная.

Мои последние фразы видимым образом разрядили атмосферу: шеф заулыбался, Сергей Иванович тоже.

До самого вечера я занималась питерской фирмой. Анализировала, придумывала, составляла предложение, с которым мы к ним поедем, и перед уходом сама себя похвалила. Если так пойдет, то командировку можно планировать на следующую неделю. Сказала об этом шефу, но он только рукой махнул. Ничего, поговорим об этом ближе к пятнице.

Вечером позвонила Татьяна, извинилась, что не сможет завтра приехать, и пригласила к себе. Я даже обрадовалась: съезжу к Таньке, а то засиделась в четырех стенах. Надо только испечь тортик. У Татьяны потрясающий обмен веществ, вся пища в ней сгорает без остатка. Ест и не толстеет. И обожает мои торты. А я их пеку, но не беру в рот. Во-первых, не люблю сладкое. А во-вторых, мне на них и смотреть вредно. Сразу килограммы прибавляются. Но талант надо реализовывать, да и тренировка не мешает, а то удар пропадет. Вот я и пеку торты для подарков своим друзьям. А заодно Сережке. Катька, как и я, сладкого не ест.

Я принялась за «наполеон». Получился на редкость. Я сложила его в специальную коробку. Вернее, в две. Если уж я берусь печь торт, то делаю много. Целый огромный противень. В результате треть я упаковала для Тани, треть оставила в холодильнике для Сережки, а еще треть назначила на работу, для сослуживцев.

Уработалась как древнеегипетский раб на постройке пирамиды. И рухнула в сон.

* * *

Рабочий день во вторник прошел тихо и мирно. Шеф не пришел вообще. Позвонил и поставил меня в известность, что плохо себя чувствует. Я поверила. Несмотря на легкомыслие, которое позволяет нашему Андрею Викторовичу переносить удары судьбы, он очень легко впадает в панику. Боится больше всего не страшного, а непонятного. Конкретную и ясную опасность он переносит куда легче, чем неизвестность. А в состоянии неясности от страха заболевает: у него поднимается давление. Для начальника качество не самое лучшее.

Но надо отдать ему должное, когда опасность понятна, он спокоен иобязательно находит выход.

Если бы ему сказали: Егоров нанял киллера, то Андрей придумал бы, как спасти себя и нас всех. А от неизвестности он захворал. Та же беда у моей мамы, комплекс «умной Эльзы».

Меня шеф ценит за то, что я в панику никогда не впадаю. Заслуги моей в этом нет. Просто, когда господь меня создавал, то забыл вложить чувство страха. Я ничего не боюсь. Разумно опасаюсь, но это не страх, а осторожность. А уж неизвестного я и вовсе не боюсь, оно манит меня с непреодолимой силой. Иногда приходится себя удерживать, чтобы не влезть в какую-нибудь историю. В молодости моя страсть к неизвестному и неизведанному находила выход в научном творчестве, а сейчас приобрела некоторый авантюрный оттенок. У нормальных людей это происходит наоборот.

В этот раз, как всегда, я прикинула возможные сценарии развития событий, продумала свою в них роль, и стала ждать, что будет. Первый ход за Егоровым. Пока он его не сделал, мы продолжаем работать, как всегда. Есть шанс, что ничего не случится. Зачем тогда заранее переживать? Как любит говорить мой папа: «война будет — объявят».

Пока у нас есть заказы, есть деньги, и есть, чем заняться. Ну и отлично. Продолжаем жить, дамы и господа!

* * *

Шеф не пришел, и Егоров не объявился. Звонила госпожа Корн и спрашивала, как дела. Я ее уверила, что все идет по плану. Обещала на следующей неделе представить промежуточные результаты. Больше до самого вечера ничего не происходило, если не считать ритуала пожирания торта коллективом сотрудников.

А вечером я поехала к Татьяне.

У Таньки по квартире разливался умопомрачительный запах вкусной еды. Я поразилась: Татьяна кто угодно, но только не кулинарка. Обычно она просто покупает нарезку или заказывает суши с доставкой. Но этот запах я прекрасно знаю, суши так не пахнут.

— Тань, чем так пахнет?

— Сюрприз! Раздевайся и иди смотри!

Я уже направилась на кухню, когда Татьяна завернула меня в гостиную. Я вошла и завопила:

— Ура! Манюнечка приехала! Дорогая моя!

Ясно, чем пахнет! Сациви!

Моя любимая подруга бросилась меня обнимать. Как же я рада! Манана училась вместе с нами в школе, окончила в Москве медицинский институт, а потом родители отвезли ее в Тбилиси, где она вышла замуж и осталась жить. И все годы мы дружили. Приезжали к ней при каждой возможности, и она частенько выбиралась в Москву. Но в последнее время ей было все труднее приезжать, а мне и Таньке было сложно выбраться в Тифлис. И я уже смирилась с этими обстоятельствами, а Танька нет! Сумела как-то ее выцарапать! Молодец! За этим меня к себе выписала. Давно, небось, знала, и молчала. Партизанка.

Мы обнимались, целовались, хохотали, плакали. Вспоминали всех, кого могли. Потом незаметно перешли к делам более актуальным. Я надеялась, что Манана приехала насовсем. Манана отличный детский врач, доктор наук, могла бы давно в Москву перебраться. И для ее мужа здесь нашлась бы работа. Он тоже врач, только уролог. Она не сказала этого прямо, но я так поняла. Но почему только сейчас?

— Мама… Моя мама умерла.

— Тетя Белочка? — я заревела. И Танька тоже. В нашем детстве не было теплее дома, чем дом Мананиной мамы, тети Бэлы. Мы ее звали Белочкой и обожали. В ее сердце было место для всех детей, чьи бы они ни были. С ней всегда можно было обо всем поговорить, посоветоваться по любому вопросу, посекретничать, и не бояться, что она заложит тебя родителям. Так было в детстве, так было и потом. После смерти мужа она продала московскую квартиру и поехала в Тбилиси помогать дочери. Квартира у них была шикарная, и вся семья Мананы жила на эти деньги несколько лет.

— Мама очень болела последние годы. У нас была возможность уехать, но ее нельзя было перевозить. Она так страдала, переживала, что мешает нам. Мне кажется, от этого и умерла. Не плачьте так, она уже давно умерла. Полгода как.