— Я не совсем уверен, но, даже если у них есть надпространственный движок, вряд ли они смогут протиснуться в наше иголочное ушко, — сказал я. — Всем ликовать! Экипаж дальнего разведчика по кличке "Бурундук" с боевой задачей по выживанию в жестоком мире с говенным названием справился. Выпивку в рубку!
* * *
*
Мы собрались в ходовой рубке и, действительно наклав на устав всех известных флотов, выпили "горяченького" на рабочем месте при исполнении обязанностей. Потом выпили еще. В итоге событие мы отметили даже очень хорошо. Я смог сдержать себя в рамках разумного, а вот Шила и Краппс, обнявшись, пели на все голоса какие-то явно недетские песни, размахивая всякого рода конечностями. Я решил не мешать и ушел в слияние с "Бурундуком", выключив эту пьяную реальность. Кстати, именно тогда под общее веселье Краппс и получил кличку "Ося", которой наградила его Шила после моего рассказа о похожих на Краппса животных Земли под названием "осьминоги".
— Сергей, — пришел шепот Анны. — Это был бой?
— Нет, Анна, — ответил я. — Это мы драпали от каких-то уродов.
— Зачем они напали? — спросила она.
— Я не знаю, — честно признался я. — Может, хотели ограбить. Ты в порядке?
— Да, — сказала Анна. — Можно пригласить тебя к себе? Твои товарищи пока не собираются заходить в систему. А я послежу за курсом.
— Ты все видишь? — спросил я
— Да, — ответила Анна.
— Давай, приглашай в гости, — сказал я. — Ты хоть обустроилась?
Переход в мирок Анны случился как секундный сбой в освещении. Я стоял посреди уютной каюты. Каюта оказалась стандартной для "Бурундука", только немного доведенной до ума. Каким-то известным только женщинам способом девушка смогла наполнить ее уютом, практически ничего не поменяв. Анна сидела в одном из кресел перед небольшим столиком. Она явно специально приоделась. Платье, скажем честно, шло ей не очень. Зато выглядывающие из-под края платья коленки и все остальное оказалось с виду обтянуто явно недешевыми колготками или чулками. Туфли вообще смотрелись выше похвал, и что-то шевельнулось в моем сознании при виде этих туфлей. Каштановое каре осталось без изменений, а вот лицо слегка тронула косметика. Веки, губы и ресницы явно несли в себе следы лёгкого украшательства. И еще что-то было совсем не так, как в прошлый раз. Что-то сильно разнило обстановку, даже не саму обстановку, а какую-то часть этого виртуального бытия. Я сел во второе кресло. Анна, слегка опустив глаза, смотрела на меня. Я все никак не мог понять, что не так. Первая догадка прорезалась сама. В этой реальности появились запахи! Они, как будто ждав приглашения, кинулись ко мне. Запах хвойного леса, слегка подправленный запахом близкого водоема в летний день, совершенно, как я люблю. Я закрыл глаза, отдавая себя на волю этой стихии. Как давно я не окунался в нее. "А ведь, скорее всего, это вполне можно устроить и в моей каюте", — пришла мысль. Вместе с ней пришла мысль, что в моей каюте еще не скоро появится такая симпатичная женщина, как Анна. Это натолкнуло на очередное открытие. К запахам леса и воды примешался посторонний слабенький запах. И он принадлежал каким-то духам. Я вполне мог их знать, но быстро вспомнить не удавалось. Слегка отпустив воображение, я попытался почувствовать запах Анны, не запах ее духов или одежды с остатками ароматов порошка или мыла, а запах ее тела. И запах пришел. Он оказался немного похож на знакомый мне до боли запах Светланы. Мое сознание возмутилось. К сожалению, Светлана не могла здесь находиться, а Анна была совершенно другой женщиной. Согласившись со мной, запах утратил насыщенность, стал другим и спрятался где-то на самой периферии моего обоняния. Я открыл глаза. Анна сверкала всеми красками алой розы, опустив лицо с закрытыми глазами к груди. Я молчал, не понимая, что произошло.
— Сергей, ты меняешь меня, совершенно вгоняя в краску, — сказала Анна. — Дай мне секунду, пожалуйста, я хочу взять себя в руки.
Мы помолчали, пока Анна возвращала себе душевное спокойствие.
— Что же я с тобой могу делать? — задал я, съедающий меня любопытством вопрос.
— Все, что ты видишь — это твое, — сказала Анна, опять слегка покраснев.
— Поясни подробнее, — попросил я.
— Я никогда не видела человеческую женщину, — сказала Анна. — Ты — первый человек, которого я увидела в этом мире.
До меня начало доходить. Чулки, туфли, запахи — все это были кусочки мозаики, в которых жила, отсутствуя здесь, Светлана.
— Почему тогда ни тело, ни лицо, почему ты — не Светлана? — спросил я.
— Это просто, — сказала Анна, пошевелив плечиком. — Этот образ имеет в твоем сознании вполне определенного хозяина. Я не смогу стать Светланой, даже если очень захочу. Твое сознание просто не отдаст мне этот образ.
— А как же эти чулки, эти туфли? — спросил я. — Это же — ее вещи.
— Эти вещи ее, но они — не часть ее самой, такие вещи могут быть и у других человеческих женщин, — сказала Анна. — Твое сознание, немного поколебавшись, отдало мне их образы.
— А платье? — спросил я. — Ты извини, но оно довольно топорное.
— Сергей, ты помнишь не платье, а саму женщину. Чулки, туфли, подвязка для чулок, запах этой женщины, да еще кучу мелочей, все это — твои фетиши, не дающие в ее отсутствие забыть о ней, — сказала Анна, вогнав в краску теперь уже меня.
— Ты можешь видеть все в моем сознании? — спросил я.
— Нет, конечно, — сказала Анна. — Только самые яркие воспоминания, которые не принадлежат к личным накрепко закрытым от других переживаниям. Еще я могу видеть твои случайные образы, когда-то окружавшие тебя. Ну и опять же картинки, с которыми ты ассоциируешь меня. Как это ни обидно, я — пока раба твоих ощущений. Сегодня, к примеру, ты подобрал мне запах женщины.
— А лицо и тело я для тебя подобрал при нашем знакомстве, — догадался я с некоторым чувством вины. — Ты извини. Я могу как-то помочь?
— Не за что винить, — ответила Анна. — Благодаря тебе, я стала кем-то определенным, получив даже это виртуальное тело. Не скрою, ты как будто порою запускаешь в мое нижнее белье свою, хоть мягкую, теплю и нежную, но все же мужскую ладонь. Не могу сказать, что мне это противно. Но я — по сути, еще девственница со всеми своими комплексами и страхами. И такое отношение меня полностью выводит из равновесия.
— Неужели ты не можешь оградиться? — удивился я.
— Могу, — ответила Анна. — Могу, оставшись при этом не совсем женщиной и не совсем человеком.
— Извини, я понял, — сказал я. — Как я могу помочь?
Анна продолжала смотреть на меня своими темными и очень выразительными глазами. Ситуация для нее оказалась явно не из простых. И я решил помочь ей:
— Скажи. Не бойся оскорбить меня, я пойму, что это не специально.
— Открой мне разум, открой мне то, что вы называете душу, дай мне увидеть глубины твоей памяти, дай мне пережить твои радости и горе, — сказала она, подавшись вперед от возбуждения. — Я хочу стать определенной личностью. Я хочу быть человеком, пусть, даже если это будет только в моем сознании.
— Если бы это было пустяком, ты бы не стала так бояться своей просьбы, — сказал я. — Ты уверена, что не пожалеешь потом?
— Мне не из чего выбирать, но ты мне нравишься. Ты — добрый, — сказала Анна.
— Я правильно понимаю, что если все получится, то ты сможешь узнать про меня все, что пожелаешь? — спросил я. — Мои детские проказы, мои темные пятна, которые бы я хотел навсегда забыть, мою первую женщину?
— Да, — ответила девушка. — Я это узнаю, но оставлю себе то, что сделает меня женщиной и человеком.
— Ты сможешь что-то поменять во мне? — задал я мучающий меня вопрос.
— Нет, конечно, — улыбнулась Анна. — Твой разум даже при твоем желании очень неохотно отдает сокровенное. Я до сих пор не могу увидеть образ твоей супруги. Изменить там что-то будет весьма непросто.
— Ты можешь мне пообещать, что только посмотришь? — спросил я.
— Конечно, — уверенно подтвердила девушка. — А ты что, согласен?
— Сколько это займет времени? — уточнил я.
— Не знаю, — ответила Анна. — Но ты можешь смело оставить "Бурундука" на меня до конца скачка. Остальных членов экипажа, я надеюсь, на какое-то время смогу обмануть.
— Все это — не очень хорошая идея, — покачал я головой, улыбаясь. — Но ты мне нравишься. Ты просто не можешь быть мятежным разумом, пытающимся захватить мое тело. Я верю тебе и готов рискнуть.
Узнав, что нужно сделать, я некоторое время пытался договориться с рассудком о компромиссе. Сознание не очень-то горело желанием кому-то открываться. Все это время я ощущал рядом Анну, она представлялась то потоком теплого ветра, то шаловливой речной волной, то поцелуем девушки. Не знаю, что уж моему разуму смогло доказать целесообразность этого поступка. Последнее, что я, совершенно отчаявшись, ощутил, начиная путешествие в свой собственный мир, оказалось обнаженное тело Анны, очень похожее на Светлану. В теле сливались два образа. Рыжая копна волос Светланы и карие омуты, практически лишенные зрачков глаз Анны. Может, это и есть самый простой для мира мужчины ключ.
* * *
*
Я медленно всплывал из мягких, уютных и просто приятных глубин. Я даже не пытался понять, что это за глубины, бал в моем мировосприятии правила обычная лень. Мне было хорошо, мне было легко, мне было уютно. Я лежал на диване в своей каюте на борту "Ботаника", а рядом сидела замечательная незнакомка, которая неспешно перебирала мои волосы. Я был готов замурлыкать. Перед моим пробуждающимся взором маячили две загорелые коленки. Их кожа слегка играла матовыми бликами различных оттенков подкопченного солнцем бархата. И уж совсем реальной ее делали малюсенькие хвостики начавших отрастать темных волосков.
— А девушка еще и умничка, — подумал я. — Ножки явно ухожены, хоть и подходит очередная пора борьбы с пухом.
Я не знал кто это, но раз это оказалась не Светлана, то дама должна именоваться именно прекрасной незнакомкой. В поле моего зрения на одну из коленок легла миниатюрная женская рука. Ухоженность руки тоже не оставляла сомнений, и хоть изящные пальчики в скором времени готовились отдаться маникюрным процедурам, ясно ощущалось, что сами процедуры давно стали для них делом привычным. Недлинные ногти сверкали, скорее всего, бесцветным лаком, а самое главное — оказались своими, подаренными матушкой природой.
— Кто же ты, прелестница? — подумал я, поднимая глаза.
Я увидел лицо. В обрамлении волос каштанового, нет, скорее медного, цвета, призванных к красоте в составе стрижки неизвестного стиля меня изучали темно-коричневые, почти черные глаза.
— Анна, — предположил я.
— Да, Сергей, — согласилась она, проведя рукой по моей щеке. — Спасибо тебе, ты подарил мне меня, себя и твой мир. Я теперь, наверное — почти твоя сестра-двойняшка.
— Да? — подумал я в максимально скрытом слоями сознания режиме. — Жаль, я бы с удовольствием погладил эти точеные коленки и поцеловал бы ухоженные пальчики.
— Ты всегда так поступаешь с сестрами? — спросила Анна, совершенно огорошив меня.
— У меня нет сестер, двоюродная не в счет, — подумал я.
— Ты забыл, — улыбнулась Анна искренне. — В данный момент я — это практически ты. Я думаю, что не грех поцеловать в губы двоюродную сестру, особенно если она старше, очень хороша собой и сама этого хочет не меньше твоего.
— Откуда ты знаешь? — спросил я, уже вспомнив ответ. — А, да, знаешь. Но как ты "услышала" мои мысли, я же их запрятал как можно дальше.
— Сергей, какое-то время я еще смогу думать и чувствовать практически в унисон с твоим сознанием, мы же мгновение назад были одним целым, — пояснила девушка. — Ты тоже сможешь, если захочешь сейчас услышать мои мысли, даже если я захочу их спрятать. Но так будет продолжаться не долго.
— А тебе есть что спрятать? — поинтересовался я.
— Девушке всегда есть что прятать, — сказала Анна игриво.
— Я хочу узнать твои мысли, — сказал я. — Ты не обидишься?
— Ты в данный момент — это я, — сказала она. — Зачем мне обижаться на себя.
Я смотрел в темные глаза девушки и частично становился Анной. Но вопреки моим страхам, вокруг меня витала любовь, любовь к Анне, любовь к Сергею, трудно было различить, где заканчивается одна и начинается другая. Это была не та любовь, которая заставляет людей создавать новую жизнь. С некоторым сожалением я понял, что это любовь совершенно другого рода. Я отдал волну такой же любви этому объединенному сознанию и с некоторым сожалением всплыл к реальности.
— Я тебя люблю, сестра, — сказал я, подумав, добавил. — Двоюродная. Нет, шестиюродная.
— А ты — шалун, брат, — улыбнулась в ответ девушка, добавив. — Троюродный.
— Так, нужно же вернуться к делу, мы вроде куда-то летим, — вспомнил я.
— Там все в порядке, — уверила Анна. — Ты бы немного пришел в себя пред возвращением к делам. Давай я уйду пока, а ты просто полежи.
Она встала, запахнув желтый махровый халат, и босиком вышла из каюты.
— Там же прохладно босиком-то, — подумал я, практически сразу вернувшись в реальность, — вот, черт, это же не "Бурундук", а там — не выход из каюты.
— Мне все равно приятно, что ты обо мне заботишься, брат, — всплыла мысль Анны в моей голове, — троюродный.
Я лежал, стараясь ни о чем не думать. К моему удивлению, безделье не вело ко сну, спать совершенно не хотелось. Еще немного повалявшись, я решил уйти.
— Анна, я хочу уйти, — подумал я.
— Иди, — пришла мысль. — Эта реальность теперь всегда открыта тебе.
— Ты мне разрешаешь? — уточнил я.
— Неправильный вопрос, — пришла мысль. — Это — наша общая реальность. Она создана нашим совмещенным сознанием. Образы — сугубо твои, энергетика — частично и моя тоже.
— Пока, сестра, — сказал я.
Тут же появилось окошко зеленой виртуальной реальности корабельной системы. Я мысленно потянул его к себе. Реальности поменялись местами, и я свернул маленькое окошко, ведущее в другой мир.
— Так, что тут у нас, — полез я в систему. — Ого! Я был в самоволке десять суток! Так, маршрут, как по иголочке. Экипаж не в системе. Прогуляться бы надо.
Я отключился от системы корабля. Тело ощущалось нормально, ничего не затекло. Я, собственно, и не сомневался, у меня теперь имелось целых две няньки: БМКП и "котенок". Я вызвал по внутренней связи Шилу:
— Крошка, привет, поболтаем?
— Давай, — согласилась Шила. — Уже соскучился или еще незаданные вопросы появились? Я буду в кают-компании минут через десять. Не уснешь?
— С чего бы мне спать? — удивился я, — Я пока еще не дожил до возраста старого пердуна.
— Ну ты даешь, Шерш, — сказала Шила. — Десять суток не спать — это круто, я же знаю, что ты в этом плане от меня не сильно физиологией отличаешься.
— О! А ты обещала когда-то свою физиологию без скафандра показать, — обрадовался я. — Не пора ли?
— Ты опять за свои пошлости, — в голосе Шилы послышались кокетливые нотки. — Я же сказала, что ты должен созреть, нечего все по первому желанию получать на блюдечке. Придет время — увидишь мою физиологию.
— Ну ладно, потерплю, приходи, — согласился я, подумав. — Нужно узнать, о чем там они с Анной в моем лице договаривались, пока я пребывал в отключке.
